Именно господина Гренгенода они и заметили лежащим у края дороги, куда он, придя в себя, с грехом пополам отполз, дабы не быть раздавленным какой-нибудь телегой. Бедному Остатку, оглушенному дубиной гасконца, все еще казалось, что на плечах у него – не голова, а свинцовая чушка, но, услышав голоса проезжающих мимо всадников, он кое-как приподнялся и жалобно простонал:
– Кто бы вы ни были, сжальтесь над бравым солдатом, которому разбил голову и сломал ногу разбойник!
– Да это же голос Гренгенода, – сказал Сент-Эгрев, – того из наших людей, который уехал на осле с мельником. Эй, Гренгенод!
– Кто зовет меня?
– Я. Твой командир.
– А, господин шевалье!.. Это вы!.. Простите, но у меня так шумит в ушах… Ох, как он меня ударил, как ударил: до сих пор искры из глаз сыплются!
Бросив Ла Кошу поводья, Сент-Эгрев спрыгнул на землю. Склонившись над аргулетом, он поднес к его губам полную водки флягу, которую носил подвешенной на поясе.
Одним махом влив в себя добрую половину фляги, Гренгенод довольно поцокал языком.
– Что с тобой случилось? – спросил Сент-Эгрев. – Неужто это тот мельник тебя так отделал?
– Да, господин, он самый, мерзавец. Стукнул меня чем-то башке, да вдобавок еще и ногу сломал. Какое несчастье! Прекрасную дубовую ногу, стоившую мне шесть ливров!
– Но почему он тебя ударил? Вы поссорились? Может, ты хотел его обобрать?
– Вовсе не… Дайте-ка вспомнить… Ах, да-да, припоминаю… Еще глоток – и вспомню все без остатка.
– Ты и так достаточно выпил. Ну?
– Так вот… Ох, негодяй!.. Этот мельник – никакой не мельник; это был он!
– Кто – он?
– Тот солдат, которого мы подстерегали в лесу.
– Это не возможно!
– Так возможно, что прежде чем меня вырубить, он сказал что-то вроде такого: «Господин Гренгенод, передайте, пожалуйста – когда вы с ними свидитесь, – шевалье Сент-Эгреву и капитану Ла Кошу, что им шлет привет солдат Фрике, который ждет не дождется того дня, когда сможет использовать их животы в качестве ножен для своей шпаги».
Сент-Эгрев, а вслед за ним и Ла Кош испустили вопль ярости.
– Что же ты, придурок, услышав такое, – проревел первый, схватив аргулета за шиворот и как следует встряхнув, – не воткнул тотчас же кинжал ему в грудь?
– Ай! Ой! Господин шевалье, – простонал Гренгенод, – не трясите меня так, ради бога, а то, мне кажется, что голова сейчас отвалится… Я просто не успел сделать то, о чем вы говорите, понимаете, – так я был ошеломлен его словами…
– Ну и ну! Решительно, – промолвил Ла Кош, – этот Фрике – хитрый малый!
– Хитрый малый, которого я обязательно разыщу, клянусь вам, – сказал Сент-Эгрев, – даже если мне для этого придется прошерстить весь Париж… Вот, возьми, подлечи голову, хотя ты этого и не заслуживаешь!
И, вложив в руку аргулета пистоль, Сент-Эгрев, вернулся в седло.
– О, господин шевалье, – жалостно протянул Гренгенод, – вы же не оставите меня здесь… с одной ногой?
– Вскоре здесь будут проезжать твои товарищи; они-то тебя и подберут. Прощай!
И, пришпорив лошадей, шевалье с капитаном помчались в направлении Парижа. В половине двенадцатого они оставили лошадей на почтовой станции, находившейся у Святого Антуана, а часом позже уже стучались в дверь дома, стоявшего на углу улиц Шартрон и Вьей-дю-Тампль.
По пути – от Шарантона до Парижа – шевалье и капитан несколько отошли от гнева.
– В конце концов, – сказал первый, ведя за собой второго по парижским улицам, – у нас еще будет время заняться господином Фрике, не так ли, Ла Кош?
– Несомненно, шевалье.
– Выпить не хочешь?
– Еще как хочу!
– Плотный ужин и мягкая постель тебя устроят?
– Вы еще спрашиваете!
– А если в этой мягкой постели тебя будет ждать какая-нибудь красотка… на твой выбор… тебе ведь не понадобится помощь?
– Конечно нет, шевалье! Пусть мне уже и под шестьдесят, кое с чем я еще могу справиться сам!
– Что ж, мой старый друг, и плотный ужин, и мягкая постель, и красотка – все это сейчас у тебя будет.
– Полноте! И где же?
– Увидишь. А пока, прибавь шагу. Это полезно – размять немного ноги после столь долгой верховой прогулки.
– Но куда все-таки вы меня ведете?
– Какая разница, если там есть все то, что я тебе обещал?
– Действительно: какая разница? Я не знаю Парижа – вы его знаете, к тому же оказываете мне честь. Больше никаких вопросов!
Дом, перед которым остановились друзья, казался – впрочем, как и все соседние строения – совершенно вымершим. Густой мрак царил на улице Шартрон, одной из самых узких и безобразных улиц города.
Однако сквозь одно из окон второго этажа, через полуприкрытые ставни, пробивался луч света.
При первом же ударе молоточка о железную пластину двери эти ставни распахнулись настежь, и в оконном проеме возникла женщина.
– Это ты? – прокричала она.
– Я, – ответил Сент-Эгрев.
– Хорошо! Я спускаюсь, уже спускаюсь, мой милый!
– Мой милый! – весело повторил Ла Кош. – Хе-хе!.. Похоже, вы в неплохих отношениях с этой дамой, шевалье.
– Еще бы, черт возьми! Ведь это моя любовница!
– Ха-ха!
– Да ты и сам увидишь, Ла Кош, какая она приятная особа, эта Марго, – настоящая красавица, да и повеселиться не дура.
Дверь отворилась, и Марго, которую ничуть не смутило присутствие незнакомого человека, словно безумная, бросилась на шею своему любовнику, покрыв того поцелуями десятками поцелуев еще прежде, чем он успел ступить за порог.
При свете поставленной на дощечку свечи Ла Кош с одобрением взирал на это эротическое зрелище.
Сент-Эгрев нисколько не преувеличивал: его любовница была весьма красивой женщиной, а небрежность ее туалета не оставляла никаких сомнений в том, что касалось некоторых ее телесных прелестей. Она была невысокого роста, но хорошо сложенная, хотя и довольно упитанная; лицу ее, возможно, недоставало благовоспитанности, и, вероятно, на нем лежала слишком явная печать усталости, вызванной, определенно, не работой, но в целом она выглядела весьма привлекательно, эта дамочка, и, толстяк-капитан внутренне позавидовал ласкам, которыми она осыпала шевалье.
Тем временем последний решил положить конец этому потоку нежностей.
– Ну, ну, будет, – промолвил он, – довольно!
И так как Марго не приняла его приказание во внимание, Сент-Эгрев вынужден был добавить, наотмашь ударив тыльной стороной ладони по обнаженной спине любовницы:
– Я же сказал, довольно. Ты что, не слышала?
Молодая женщина отстранилась, не выказав ни малейшей боли, хотя, вероятно, все же испытала таковую, так как то место, куда пришелся удар, заметно покраснело.
– Ты приготовила нам ужин? – продолжал шевалье.
– Да, мой милый. Стол уже накрыт – наверху.
– На сколько персон?
– Как мне и приказал господин Барбеко, на три персоны.
– Я передумал; нас будет четверо.
– О!
– А что тебя удивляет? Разве не понятно, что капитану Ла Кошу, бравому капитану Ла Кошу, которого я тебе представляю, будет скучно одному за столом, рядом с нами?
– Ты прав, мой милый; но так как ты не сказал…
– Не сказал – так говорю сейчас. Кто у тебя здесь самые хорошенькие?
– Манон, Франсуаза… Ах, да! И новенькая – Роза.
– Так вот: пока мы поднимаемся в столовую, разбуди этих Манон, Франсуазу и Розу; капитан взглянет на них и выберет.
– Уже иду, мой милый.
Со свечой в руке Сент-Эгрев, на правах завсегдатая заведения, провел Ла Коша в комнату, где их ждал ужин, в то время как Марго наспех поднялась на третий этаж.
– Да уж, шевалье! – сказал капитан, обведя довольным взглядом блюда, из которых состоял ужин – огромный кусок баранины и восхитительный пирог. – И что бы только я без вас делал?.. Но, помилуйте, уж не в борделе ли мы находимся?
Сент-Эгрев улыбнулся.
– А если и так? Или тебя это смущает, дружище?
– Скажете тоже – смущает!..
– Мой дорогой Ла Кош, – продолжал шевалье, начав избавляться от всего, что могло бы помешать ему за столом: шпаги, шляпы, плаща и поясного ремня, – ты же и сам понимаешь, что, командуя таким отрядом как Остатки дьявола, я не могу крутить шашни с какой-нибудь знатной дамой. Возможно, мне и хотелось бы поворковать с одной из них… даже с принцессой – о, будь у меня имя, титул, я бы давно уже вышел в люди! – но, между нами, я ведь никто, пустышка, разве не так?.. Так что, в ожидании того момента, когда я стану кем-то, то есть когда какое-нибудь неожиданное событие позволит мне примкнуть ко двору, при котором состоят господа мои братья Людовик Ла Фретт и Рэймон де Бомон, я стараюсь жить в столице, ни в чем себе не отказывая и не особо задумываясь о том, где мне приходится развлекаться. Марго, как и другие девушки без предрассудков, живет за счет мужчин, но какое мне до того дело, если в те часы, когда я к ней являюсь, я всегда уверен в том, что она будет одна? Какое мне дело до того, что она делает вид, что любит других, если она любит одного лишь меня? Видел, как она меня встретила?.. О, она на все ради меня готова, эта Марго! Конечно, будь ты человеком строгих правил, я бы тебя сюда не привел. У меня есть здесь и другое жилище, куда я тоже тебя отведу, так сказать, жилище политическое, – на улице Кокатрис, что в Сите, недалеко от улицы Клуатр-Нотр-Дам. Там я живу, когда не в настроении любить. Но после месячного отсутствия мне хотелось немного поразвлечься, да и тебе, полагаю, перед тем как мы займемся серьезными делами, несколько часов увеселений не помешают… Или я не прав?
– Мой дорогой шевалье, – ответил Ла Кош, протягивая, с комичной серьезностью, руку Сент-Эгреву, – мой ответ на вашу речь будет таким: «Вы настоящий мудрец, каковым является тот, кто применяется к обстоятельствам, берет золото там, где его видит…
– И никогда не отказывается от удовольствий», – закончил за него Сент-Эгрев. – Так не отказывайся же от них и ты, дружище, ибо они перед тобой. Тебе осталось лишь выбрать из этих девчушек.