– Ну а теперь, слушай.
В двух словах он поведал о том, что с ним приключилось, когда он и Барбеко ходили взглянуть на особняк д'Аджасета. Капитан выслушал рассказ молча, но едва Сент-Эгрев закончил, спросил:
– И что вы думаете об этом приключении, шевалье?
– Ты сам-то что о нем думаешь?
– Как мне представляется, вас ждет любовное свидание.
– Ну да, любовное свидание, но с кем?
– С некой родственницей маркиза Альбрицци.
– Прекрасно! А потом?
– Потом? Потом, полагаю, вы намереваетесь воспользоваться тем добрым расположением, которое может иметь к вам эта дама, для того чтобы наложить руки на богатство маркиза.
Сент-Эгрев дружески хлопнул капитана по плечу.
– Верно мыслишь, мой старый друг, – сказал он. – Вскоре мы узнаем, что понадобилось от меня этой итальянке, – услуга любовника или же помощь французского шевалье оказавшейся в беде даме. Так или иначе, завтра, а возможно, уже и этой ночью я буду в состоянии заполучить часть того золота, которое маркиз Альбрицци и его друг привезли из Америки… Пока же дай мне несколько минут на смену туалета.
– Вы собираетесь поменять туалет?
– Разумеется. Не могу же я отправиться на свидание в дорожном костюме.
– Какой вы кокетливый!
– Дорогой мой, в определенных обстоятельствах ничем нельзя пренебрегать… Я тебя оставляю. Смотри только не выпей всю бутылку! Если мне сегодня понадобится твоя помощь, ты должен быть в здравом уме.
– Не беспокойтесь. Когда наклевывается выгодное дельце, я никогда не напиваюсь вдрызг.
По истечении получаса Сент-Эгрев, одетый, причесанный, надушенный, как самый элегантный дворянин, вернулся к своему другу, который адресовал ему новые комплименты, на сей раз – по поводу привлекательной внешности.
– Если мы теперь выйдем вместе, – сказал толстяк-капитан, – я буду так же неуместен на вашем фоне, как улитка рядом с бабочкой.
– Ба! – ответил шевалье. – Ты вполне сойдешь за моего оруженосца. В этом нет ничего смешного. Пойдем.
– И куда же?
– В Пре-о-Клер.
– Уже!.. Но ведь еще нет и шести.
– О, мы еще успеем там отобедать.
– А там можно отобедать?
– Самым распрекрасным образом.
Пре-о-Клер во времена Карла IX и Генриха III являлся модным променадом; лишь в эпоху Генриха IV начали возводить дома на его широких просторах, растянувшихся от западных и северных предместий и Сен-Жерменского аббатства до Сены и равнины Гренель. Разделенные дорожками, окаймленные грабовыми аллеями, эти луга состояли из кварталов, в одни из которых ходили на любовные свидания, в другие – подраться на дуэли. Специально для участников столь разных встреч у границ Пре-о-Клер, на берегу реки, конкурентами Ле Мора и Инносана были открыты пара-тройка трактиров.
Сент-Эгрев и Ла Кош отобедали в одном из них – со вкусом, но без излишеств, главным образом, в том, что касалось потребления алкогольных напитков. Без пяти минут девять шевалье и капитан вышли из-за стола и направились к тому месту, где прогуливались – небольшими группками, парами и даже поодиночке, сопровождаемые камердинером или горничной – благородные дамы и господа. Большинство женщин были в масках, для того, чтобы в спускающихся сумерках самим – если только на их одеждах не имелось какого-либо условленного опознавательного знака – подойти к запоздавшим кавалерам.
Сент-Эгрев, эскортируемый Ла Кошем, не прошел в этой галантной толпе и пятидесяти шагов, как чья-то пухленькая рука коснулась его руки, в то время как чей-то голос с итальянским акцентом произнес ласковым тоном:
– А вы точны, это хорошо!
Шевалье поклонился.
– Лишь одна вещь на свете, сударыня, могла не позволить мне явиться на это свидание – смерть, – ответил он.
– Отойдем немного в сторонку, – продолжала дама.
И, бросив через плечо взгляд на капитана, спросила:
– Кто этот человек, что следует за нами? Не тот ли, который был с вами утром?
– Нет, синьора. Тот был одним из моих слуг; этот же – мой оруженосец.
– Преданный?
– О, готовый жизнь отдать за меня.
– Хорошо!
Сент-Эгрев и итальянка – Ла Кош по-прежнему шел следом – выбрали расположенную чуть в стороне тропинку, в конце которой стояли носилки, охраняемые их носильщиками: четырьмя неграми атлетического сложения, облаченными в причудливые одежды их родины – Африки.
Рядом с ними стояла женщина – так же темнокожая и в африканских одеждах, – которая при приближении дамы поспешила открыть дверцу.
– Не лучше ли нам будет поговорить внутри, сударь? – спросила итальянка у Сент-Эгрева, жестом указав на носилки.
– Конечно, сударыня! – ответил тот. – Тем более, надеюсь, внутри вы не откажетесь снять маску, что скрывает от меня черты, о которых я сохранил самые приятные воспоминания, хотя и видел их всего несколько мгновений.
Пока шевалье усаживался рядом с ней на подушки, иностранка, не заставляя просить себя дважды, сняла маску… То была та же дама, что бросила ему записку. И вблизи она показалась Сент-Эгреву еще более прекрасной, чем издали.
– Вы очень красивы, сударыня! – воскликнул он, схватив изящную ручку, которую не попытались отвести.
Дама вздохнула.
– И еще более несчастна, сударь! – проговорила она.
– Несчастна!.. Возможно ли это? Только скажите…
– Позвольте прежде спросить вас кое о чем, сударь. Вы дворянин?
– Разумеется, сударыня.
– Я – графиня Эрнеста Кавелья, из Флоренции. А вы?..
– Шевалье Рауль де Сент-Эгрев, из Гренобля.
– Благодарю. О! Я была уверена, что не ошиблась, разглядев в вас человека, которому могла открыть всю мою душу… И тем не менее я сознаю, что мой поступок, возможно, был опрометчив, рискован. Что вы обо мне думаете, господин де Сент-Эгрев? Будьте искренны.
– Я думаю, сударыня, что вы очаровательны… что я уже в вас влюблен. И что я совершенно готов, раз уж вы уверяете, что вам есть на что жаловаться, прийти вам на помощь.
– Берегитесь, сударь! Возможно, вы не знаете, во что ввязываетесь. Те, кто причинил мне боль, богаты и могущественны. Тому, кто встанет на мою защиту, они могут и отомстить, отомстить жестоко.
– Сударыня, я, вероятно, не столь богат, как те, о ком вы говорите, но, не считая моего оруженосца, имею еще несколько человек в Париже, на чью шпагу могу при необходимости рассчитывать.
– Ах! Тогда, если нам придется покинуть Париж, и за нами организуют погоню…
– На этот счет не волнуйтесь, сударыня. У меня найдется двадцать, сорок друзей, готовых оказать мне любую услугу.
– Хорошо, я расскажу вам все, господин шевалье. Я любовница маркиза Луиджи Альбрицци, того неаполитанского сеньора, который, прибыв с месяц назад в Париж со своим другом, шевалье Карло Базаччо, ослепил французский двор несравненной роскошью и непомерными расходами. Как, спросите вы, принадлежа мужчине невероятно состоятельному, молодому, помимо того, красивому, умному, приятному по всех отношениях, я могу желать лишь одного – сбросить с себя цепи, которые меня с ним объединяют? Этого я вам здесь объяснить не могу. На это у меня ушли бы часы, а у меня сейчас на счету каждая минута. Скажу лишь, шевалье, что я ненавижу маркиза столь же сильно, как он меня любит, и для подобной ненависти у меня есть серьезные причины; что вот уже месяц, сидя взаперти в той части дома, куда он меня заточил, я мечтаю о том благословенном моменте, когда у меня появится возможность бежать! Но я не хочу бежать, не оставив своему ненавистному любовнику – а он все сделал для того, чтобы стать таковым, клянусь вам! – не оставив этому любовнику свидетельства моей ненависти. Маркиз Альбрицци располагает – как в бриллиантах, так и в драгоценных камнях всех видов – несметным богатством. Эти камни я решила увезти с собой, и того, кто мне поможет в этой затее, я сделаю более богатым, чем многие принцы. Я все сказала, шевалье. Вы мне поможете?
Сент-Эгрев вздрогнул.
– С превеликим удовольствием.
Вы можете себе представить? Ему, который вот уже несколько часов задавался вопросом: «Как мне ограбить этого богача, имя которому маркиз Луиджи Альбрицци?», какая-то женщина – любовница этого денежного мешка, то есть особа, лучше которой никто и представить себе не может, сколь богат этот маркиз – говорит вдруг, как по заказу: «Не можете ли вы помочь мне его обобрать?»
Очевидно, будь Сент-Эгрев настоящим дворянином, предложение мнимой графини Кавельи его бы немало удивило. Удивило, но и только – в те времена французские вельможи были не слишком восприимчивы к тому, что касалось некоторых деликатных проблем. Иначе ли обстоит дело сегодня? Хочется верить, что да.
Возвращаясь к Сент-Эгреву, заметим, что у него не возникло и тени подозрения относительно искренности этой женщины, обратившейся к человеку, которого она совсем не знала, с предложением поучаствовать вместе с ней в преступлении.
Человек беспокоится лишь о том, о чем он приучен беспокоиться. Шевалье не увидел в поведении графини ничего необычного: устав от любовника, она хотела его оставить и, оставляя его, намеревалась его обокрасть. И была тысячу раз права! И потом, графиня Кавелья была молода и красива. О, лучшего выбора для живой западни и представить себе было невозможно! Будь она старой и уродливой, Сент-Эгрев, возможно, и отклонил бы ее предложение… чисто инстинктивно.
– Ну так как, шевалье, – повторила она, – каков будет ваш ответ?
Сент-Эгрев уже открыл рот, дабы ответить, когда в нескольких шагах от носилок раздался пронзительный крик.
– Что это? – произнесла графиня, выглянув за дверцу. – Похоже, это кричала Бегари, моя горничная… Бегари!..
Бегари – а именно так звали негритянку – подбежала к дверце.
– Что случилось? Почему ты кричала?
Африканка потупила взор.
– Давай же, говори, я тебе приказываю! – продолжала итальянка.
– Госпожа… тот сеньор… моя играть… и моя ущипнуть!..
Тем сеньором оказался Ла Кош.
Чтобы убить время, пока шевалье беседовал с дамой внутри носилок, капитан не нашел ничего лучшего, как позабавиться со служанкой снаружи. Простим его. Он никогда не щупал негритянок, наш капитан. Ему представился случай, и он схватил ее… чуть выше щиколотки. К тому же, насколько он мог видеть при свете луны, негритянка была высока, стройна в талии, и пусть ее блестящая кожа была цвета эбенового дерева, зато лицо показалось капитану весьма миловидным. У нее не было ни того приплюснутого носа, ни тех пухлых губ, коими отличаются представительницы ее расы. Даже волосы – пусть и курчавые – казались тщательно причесанными.