Полноте! Разве дез Адре проявил жалость к добродетели Бланш де Ла Мюр? К молодости ее братьев? К слезам ее матери? К седым волосам ее отца?
Жребий был брошен! Слезы радости, которые проливала в этот момент Екатерина, через несколько часов должны были превратиться в слезы отчаяния?
– Дорогая Екатерина, – промолвил Филипп, – вы уже, конечно, догадались о том, чего я желаю от вашей любви?.. Завтра я вынужден буду покинуть Париж, дабы вернуться в Италию… Вы ведь уедете со мной, правда?.. Да, вы последуете за мной, иначе я умру прямо здесь, у ваших ног!..
Она колебалась. Ангел-хранитель продиктовал ей такой ответ:
– Но я ведь не принадлежу больше себе!.. Я принадлежу Богу!
Женевьева д’Аджасет, улыбнувшись, пожала плечами.
– У меня есть влиятельные друзья в Риме, – продолжал Филипп. – Они попросят святого отца снять с вас данный вами обет. Вы станете моей женой, Екатерина!
– Вашей… женой! – пролепетала монахиня.
– Ну да, его женой! – воскликнула Женевьева. – Не понимаю, о чем можно жалеть, когда выходишь замуж за богатого и красивого дворянина, которого обожаешь!
– Женевьева!..
– Конечно, ты его обожаешь!.. Ты же не станешь отрицать, что умерла бы с горя, если б шевалье Базаччо оставил тебя?
– Милая Екатерина!
Филипп тянул ее за собой, Женевьева – ее злой ангел – подталкивала.
Екатерина бросила последний взгляд на монастырь и, тяжело вздохнув, прошептала:
– Поедемте же! – шепнула она. – И да простит меня Бог!
Увы, Бог ее не простил!
Филипп и девушки быстро добрались до того места, где через стену была перекинута лестница.
– Прощай, Женевьева! – прошептала Екатерина.
– Прощай! – ответила мадемуазель д’Аджасет.
Подруги обнялись, и Филипп помог своей злополучной, доверчивой жертве перелезть через стену и подняться в дожидавшийся их паланкин, который тотчас же направился к Парижу через Монмартрские ворота.
– Куда мы едем? – спросила Екатерина.
– В надежное убежище, – ответил Филипп, – ничего не бойтесь.
– О, я вами я ничего не боюсь!
Он вздрогнул от этого ответа.
– Однако, – промолвил он после небольшой паузы, – мне придется на какое-то время вас оставить, Екатерина.
– О!..
– Но мы скоро увидимся, я вам обещаю… Скоро! До свидания!
Филипп пожал ее руку и легко выскочил из паланкина, который продолжил свой путь в направлении Университета, тогда как граф де Гастин, оседлав ожидавшую его у Монмартрских ворот лошадь, галопом помчался к особняку д’Аджасета.
В том тоне, которым Филипп сказал Екатерине: «До свидания!», было нечто печальное, инстинктивно задевшее девушку. Произнесенные подобным образом, эти два слова больше походили на угрозу, нежели на нежное обещание. И потом, почему он ее покинул? Куда ее везут?
«В надежное убежище», – сказал он ей. Но что это за убежище?
Екатерина выглянула из паланкина, но не увидела ничего, кроме тесных, темных улиц и серых домов; совсем не зная Парижа, она не могла ориентироваться, что, конечно, не могло ее не беспокоить…
Но вот наконец паланкин остановился на улице Святого Стефана Греческого, перед домом, якобы принадлежавшим барону д'Арше, бывшему виночерпию короля Генриха II, домом, в котором накануне состоялось свидание Тофаны с так называемым шевалье Карло Базаччо.
Пьетро, слуга маркиза Альбрицци, помог Екатерине выйти из паланкина, подав ей руку, и провел в вышеуказанный дом.
При виде ярко освещенной передней и убранной цветами лестницы, молодая монахиня немного успокоилась.
Пьетро довел ее до небольшого зала на втором этаже и почтительно поклонился.
– Мне приказано оставить вас здесь, мадемуазель, – сказал он, – и просить вас ждать приезда моего хозяина, сеньора Карло Базаччо.
На этом слуга удалился.
Екатерина начала медленно прохаживаться взад и вперед по залу, любуясь его роскошной обстановкой… В ту же секунду ей послышалось, будто в соседней комнате тоже кто-то ходит.
Она остановилась, прислушалась. Шум прекратился… Она возобновила свою прогулку… в соседней комнате тоже послышались шаги… Там кто-то был… Вероятно, особа, приставленная к ней… разумеется, женщина, потому что шаги были очень легкими.
Если это действительно женщина, то почему же не составит ей компанию? Екатерина уже начинала беспокоиться: время шло, а шевалье Базаччо все не являлся.
А шаги все звучали и звучали, будто отголосок ее собственных! Не в силах больше сдерживать любопытство, она кинулась к двери соседней комнаты и пробарабанила по ней пальцем.
– Кто там? – спросил голос, заставивший монахиню вздрогнуть.
Этот голос! О, она ошибается!
– Друг, – пробормотала она.
Дверь отворилась. И крик, крик бесконечного удивления ответил на крик бесконечного удивления, изданный Екатериной.
Напротив нее стояла ее сестра, Жанна де Бомон!
– Ты!..
– Ты!..
Они судорожно обхватили друг друга, дабы удостовериться, что они не стали жертвами иллюзии.
– Как ты сюда попала?
– А ты?
– Говори! Говори! Я тебя умоляю!.. Отвечай!.. Ты сказала, что любишь и любима… Как его зовут… того, кого ты любишь?
– Шевалье Карло Базаччо.
– Ах!..
При этом возгласе, вырвавшемся из груди старшей сестры, Жанна смертельно побледнела. Этот возглас открыл ей истину, тем не менее она все еще отказывалась во что-либо верить.
– Скажи же и ты имя того, кто увез тебя из монастыря!.. Ведь тебя увезли?.. Ты ведь поэтому вчера говорила, что нуждаешься в моем прощении?.. Назови его имя…
– Шевалье Карло Базаччо! – прошептала Екатерина.
– О, Боже!
Они снова кинулась друг другу в объятия. То, что должно было разъединить их, напротив, их соединило. Ведь они любили одного и того же! Один и тот же насмеялся над ними!..
Настала мучительная пауза, во время которой сестры плакали навзрыд…
– А ты не ошибаешься, Екатерина? – опомнилась наконец Жанна. – Наше предположение так ужасно, что сердце и разум невольно отказываются ему верить… Действительно ли шевалье Базаччо похитил тебя?.. Каков он собой?.. Сколько ему лет?.. Опиши мне его наружность в мельчайших подробностях.
Екатерина поспешила исполнить просьбу сестры: в ее сердце снова вспыхнул слабый луч надежды на то, что существуют два Карло Базаччо.
Но при первых же ее словах эта надежда улетучилась.
– Это он! Это он! – вздохнула Жанна и тут же вдруг перешла от горя к гневу.
– О! – промолвила она в ярости, грозя маленьким кулачком небу. – Подлец! Подлец!.. Но какую он может преследовать цель?.. Зачем мы лгали друг другу?.. Зачем нас обеих привезли в одно и то же место, где мы, конечно, должны были встретиться и объясниться?.. К чему все это?
– Увы! – простонала Екатерина. – Именно затем, вероятно, чтобы добиться того результата, которого он и достиг… Чтобы разорвать нам обеим душу!
– Но души обычно пытаются разорвать врагам, а мы ведь не причинили шевалье Базаччо ни малейшего зла…
– Если он ненавидит не лично нас, то, быть может, наших братьев, или даже отца! – догадалась Екатерина.
– Как бы то ни было, нам нужно отсюда бежать. Что ты на это скажешь?
– Да, да… Бежим!.. Бежим!
Сестры вскочили, чтобы исполнить свое намерение, но вот уже несколько минут – с тех самых пор, как они объединились – в обе комнаты, в которых они пребывали взаперти, поступал (уж и не знаем, через какие отверстия) резкий, но очень приятный аромат, этакая смесь мускуса и мирры, аромат, на который она сначала не обратили внимания…
Но едва они поднялись на ноги, как это вероломное испарение начало действовать, действовать внезапно и самым ужасным образом. Они зашатались, перед глазами все пошло кругом…
– Что это? – пробормотала Жанна, поднося руку к голове. – Я ничего не вижу… мне дурно…
– Я задыхаюсь!.. – пролепетала Екатерина.
Они тщетно попытались сделать несколько шагов; пол, казалось, уходил у них из-под ног.
– Боже! О Боже! – пробормотали они и, держась за руки, без чувств упали на паркет.
Глава III. Как шевалье Базаччо вновь стал для всех графом Филиппом де Гастином и о страшных последствиях этого поступка
В тот вечер в особняке д’Аджасета маркиз Луиджи Альбрицци и его друг шевалье Карло Базаччо давали прощальный ужин на сорок персон для ведущих сеньоров двора короля Карла IX.
Вынужденные, по их заверениям, вскоре вернуться в Италию, Луиджи Альбрицци и Карло Базаччо пожелали в последний раз собрать под своей крышей, за дружеской трапезой, всех тех господ, которые столь любезно приняли их в Париже.
В восемь вечера в гостиных итальянцев уже собрался весь цвет французского дворянства. Они все там были: Таванны и Вильруа, Бираги и Гонди, Шиверни, Лианкуры… Были там и оба сына барона дез Адре: Рэймон де Бомон и его брат Людовик Ла Фретт.
Да и могло ли быть иначе? Могли ли эти сеньоры отказаться от любезного приглашения Луиджи Альбрицци и Карло Базаччо?
Расставаясь надолго, если и не навсегда, меньшее, что они могли сделать, это обменяться дружескими рукопожатиями за распитием пары-тройки бутылок старого вина.
Лишь один дворянин отсутствовал на празднике – граф Рудольф де Солерн, главный оруженосец ее величества королевы Елизаветы. Он тоже был приглашен, но в середине дня внезапное недомогание вынудило его прислать маркизу Альбрицци свои извинения.
Так, по крайней мере, Альбрицци объяснил это отсутствие гостям. Правда же состояла в том, что вроде бы как рассчитывая увидеть Рудольфа де Солерна, как и всех прочих, на этом ужине, Альбрицци был совершенно уверен, что тот не придет, так как накануне, отведя главного оруженосца в сторонку, сказал ему:
– Завтра вечером, после даваемого мною ужина, произойдет нечто такое, что вам видеть не следует, мой друг. Это вас бы расстроило, так что не приходите.
– Довольно! – без лишних возражений ответил Рудольф де Солерн, уверенный, что из уст Луиджи Альбрицци может исходить – для него – только добрый совет.