– Я как раз о нем и думал, когда вы подошли, капитан.
– Раз уж вы думали об этом рыцаре без страха и упрека…
– Без страха – да… – порывисто возразил дез Адре.
– И без упрека, разумеется!
– Нет, отнюдь не без упрека.
– И что же вы можете поставить ему в упрек, мой юный барон?
– То, что он любил.
– Я отошлю вас к родителям! – рассердился капитан, услышав такой ответ, и пошел прочь от своего протеже, поведение которого – это в шестнадцатом-то веке – вызывало у него полнейшее неприятие.
Капитан Шарль Аллеман, однако же, не исполнил своей угрозы, предпочтя вместо этого отвезти дез Адре в Неаполь, в генеральный штаб французской армии, куда во главе одиннадцатитысячной армии направлялся, дабы атаковать Лотрека, принц Оранский.
То были одиннадцать тысяч мародеров – немцы, испанцы, итальянцы, – то храбрые до неистовства, то трусливые до безумия, но всегда убийцы и воры. Лотрек и Аллеман погибли в этой кампании, и дез Адре попал в полк Гийо де Можирона.
По возвращении домой барон дез Адре если уже и не воздерживался от вина – слишком большое лишение! – то, по крайней мере, воздерживался, особенно после отъезда Ла Коша, от всех прочих запрещенных законом радостей.
Он больше не играл – так как обычно играл с Ла Кошем. Он больше не любил – так как обычно именно Ла Кошу он поручал, когда у него возникало желание поразвлечься определенным образом, съездить куда-нибудь и привезти ему, по взаимному соглашению или же силой, какую-нибудь более или менее привлекательную женщину, а то и девушку.
Теперь, в отсутствие Ла Коша – Ла Коша, который за всю свою жизнь не произнес ни единой oremus[39], – дез Адре регулярно молился, утром и вечером, набожно стоя на коленях в часовенке своего имения.
А днем – также, дабы развлечься – мы сейчас расскажем, какому занятию барон предавался. Занятию из самых невинных, почти столь же достойному похвалы, как и молитва.
Как-то раз, прогуливаясь в парке, сеньор де Бомон заметил одного из своих солдат, некого Малекота, который ловил рыбу в небольшой речушке – притоке Изера, – что проходила по парку.
Барон подошел ближе…
Испугавшись, что ужасный хозяин станет его ругать, служивый, завидев барона, поспешил бросить удочку на песок… но скука, вероятно, порождает снисхождение.
– Похоже, это весьма интересно – рыбачить, – промолвил барон добродушным тоном.
– О, да, монсеньор, еще как интересно! – воскликнул Малекот, тотчас же успокоившись. – Стоит только раз попробовать – и уже не оторвешься!
– Неужели? И часто ты удишь здесь рыбу?
– Как только бываю свободен от службы, сразу же бегу сюда, монсеньор.
– И много попадается рыбы?
– Как придется: бывает – клюет, бывает – не клюет.
– А сегодня – клюет?
– Не знаю еще, только что пришел.
– Что ж… Давай поднимай удочку и начинай удить, а я на тебя посмотрю.
– Это большая честь для меня, и могу поспорить, что для того, чтобы засвидетельствовать вам свое почтение, какой-нибудь толстый усач не замедлит на глазах у монсеньора попасться мне на крючок.
Этот комплимент солдата вызвал у дез Адре улыбку: мысль о столь угодливой рыбине действительно ее стоила. Впрочем, Малекот оказался совершенно прав относительно почтения, которое испытывали обитатели реки к своему благородному хозяину – уже через пару минут один из них заглотил крючок. То была довольно-таки увесистая рыбина, тянувшая на добрый фунт, – трепыхавшуюся, Малекот вытащил ее из воды умелой подсечкой.
Дез Адре пожелал подержать ее в руках – чтобы лучше рассмотреть.
– Это усач? – вопросил он.
– Нет, монсеньор, – окунь.
– Ага, окунь, значит!
– Но сейчас, если монсеньор позволит, мы попытаемся поймать усача.
– Да-да, попытайся поймать усача!
Спустя пять минут усач был пойман: прекрасный усач, которого барон собственноручно снял с крючка, спеша сравнить по весу с окунем.
Он с заметным удовольствием наблюдал за всеми фазами рыболовных подвигов солдата.
– Ты прав, мой друг, – заметил барон, пока Малекот насаживал на крючок новую наживку, – это действительно очень интересно – рыбачить. Ты должен меня научить. Это сложно?
– Нет, монсеньор. Единственная сложность – правильно подсечь.
– А что такое «подсечь»?
– Слегка повести запястьем, когда чувствуешь, что рыба клюнула, – чтобы она не успела сойти с крючка.
– Хорошо, хорошо! А как понять, что у тебя клюет?
– Как поплавок уйдет под воду, значит – клюет.
– Понятно.
– Кроме того, если монсеньор возьмет удочку… я ему укажу… в какой момент нужно…
– Верно, давай-ка мне удочку. Гм!.. Даже любопытно, смогу ли я выудить хоть одну рыбину…
– Почему нет? Такой могущественный сеньор, как господин барон, уж точно половчее простого солдата будет.
Будучи опытным рыбаком, Малекот не верил ни в одно свое слово; он отлично знал, что лишь практика, врожденная смекалка, особая тактичность обеспечивают талант и успех в искусстве рыбной ловли.
Но не только в наши дни любой льстец живет за счет того, кто его слушает[40].
И желая если и не жить, то хотя бы продолжать рыбачить за счет барона, солдат не мог ему не польстить.
Да и случай, благосклонный не только к великим мира сего, но иногда и к самым скромным его представителям, помог солдату. Для первого урока барону не на что было жаловаться: одного за другим, он выудил двух окуней и пескаря.
Барон был в восторге! Мы не шутим. Этот человек, перед котором дрожало все в радиусе двадцати льё, который с пятнадцати лет не имел других развлечений, кроме как убить и ограбить как можно большее количество себе подобных, сеньор де Бомон, господин дез Адре, тигр Грезиводана, наконец-то был счастлив, как может быть счастлив простой солдат, жалкий крестьянин, небольшой буржуа, выловив на первой же своей рыбалке пескаря и двух окуней!
После такого, и у самых великих случаются моменты слабости, не правда ли?
С этого раза не проходило ни одного дня, чтобы барон не удил рыбу вместе с Малекотом, официально назначенным ответственным за удочки и наживку.
Можете себе представить, как горд был солдат Малекот! Монсеньор соизволил в нем нуждаться! Не считая того, что, будучи занятым часть дня для удовольствия монсеньора, Малекот на все это время, разумеется, освобождался от несения военной службы.
Много чести и никакой усталости! Для солдата то была одна польза.
Но даже самым хитрым иногда не удается избежать глупостей. Совершил таковую и Малекот.
Да, он научил сеньора рыбачить, стал его поставщиком удочек и наживки, но он не смог передать ему все премудрости рыбной ловли, которые, как мы уже говорили, приобретаются лишь со склонностью и опытом. Склонность барон дез Адре имел, но вот опыта ему недоставало. Как следствие во время одного из сеансов из шести клюнувших рыб он упустил пять.
Да и те, которых ему удавалось выудить, были в большинстве своем самыми заурядными.
В то время как Малекот, благодаря своим специальным навыкам, помноженным на многие месяцы тренировок, всякий раз вытаскивал из воды какую-нибудь восхитительную рыбину, барон, стоя рядом с ним, довольствовался лишь всякой мелюзгой!
Опьяненный своими триумфами, солдат не замечал того эффекта, который они производили на монсеньора, – видел бы он, как менялся в лице дез Адре, выуживавший лишь уклеек да гольянов, когда Малекот вытаскивал линей да усачей!
Не должно солдату быть столь ловким или удачливым, когда его господин таковым не является. То была ошибка Малекота, величайшая ошибка, за которую он должен был понести наказание.
11 июля – в канун того дня, когда паломница Тофана явилась просить гостеприимства в Лесной домик, – 11 июля, в три часа пополудни, барон дез Адре рыбачил в своем парке в компании учителя Малекота.
За двадцать минут учитель выудил уже двух окуней. Ученику пока что похвастать было нечем.
Склонившись над землей, он как раз высвобождал удочку от намотавшихся на нее камышей, когда над ухом у него вдруг прогремел такой призыв:
– Посмотрите, монсеньор! Вы только посмотрите!
Барон распрямился, посмотрел.
На сей раз Малекот вытащил настоящего монстра! Карпа фунта в четыре или пять весом!
Обезумев от радости, солдат, покачивая своей чудесной добычей на конце доблестной удочки, уже подходил к дез Адре, повторяя:
– Вы только посмотрите, монсеньор! Надо же… какая удача! А? Что вы на это скажете?
Огонь ревности и гнева полыхнул во взгляде дез Адре.
– А то я скажу, скотина, что ты меня уже достал своим ревом! Где это видано, чтобы так орали из-за какой-то жалкой рыбешки!
– Но монсеньор…
– А! Ты еще смеешь возражать мне, мерзавец? Это уж слишком!.. Вот тебе, получай! Только этого ты и заслуживаешь!
Тем, чего заслуживал Малекот – с точки зрения барона, – был удар кулаком. А так как, что есть общепризнанный факт, удар дез Адре стоил как минимум шести ударов шести обычных людей, несчастный солдат, не успев даже вскрикнуть, завертелся вокруг собственной оси и кубарем полетел вниз…
…чтобы исчезнуть – такова была скорость его полета! – под водой где-то на середине реки.
Глава XIII. Как барону дез Адре представилась возможность вспомнить о ночах 17 мая и 17 июня 1571 года. – Волшебная цепь
Если Малекот и не закричал (и не без причины), получив столь мощный удар от своего хозяина и господина, то в тот самый момент, когда этот удар сбил с ног незадачливого солдата, другой зычный голос восхищенно воскликнул в нескольких метрах от места, где все это происходило:
– Отличный удар! Черт возьми, просто превосходный!
Барон живо обернулся.
Восклицание это издал его оруженосец. Новый оруженосец – Лапаллю, занявший должность несчастного Грендоржа, упавшего, как читатель, конечно же, помнит, вечером 17 мая с платформы донжона замка Ла Мюр вместе с графом Филиппом де Гастином.