По краям входных дверей стояли двое услужливых портье в темно-синих костюмах и узких галстуках, готовые помочь постояльцам поднести чемоданы или вызвать такси. Мы подъехали к входу одновременно с шикарным черным седаном с тонированными окнами. На фоне всей этой роскоши убогий вид дешевой, потрепанной машины Морган просто колол глаза.
К счастью, в вестибюле нас уже ждала Элиза. Не успела Морган припарковать свой драндулет, как из открытых дверей нам навстречу выпорхнула Элиза. Не знаю, так ли это было в действительности, или это моя память сыграла со мною шутку, но сейчас я вспоминаю, что внешность Элизы показалась мне в тот вечер чуть более экзотической, чем обычно, а именно такой, какой и можно ожидать от девушки, живущей в отеле, если это, конечно, имеет какой-то смысл.
Мы все вышли, обнялись и запрыгали от радости, как будто не видели друг друга много лет. Встреча получилась веселой, и я была этому рада. Я немного боялась, что Элиза будет со мной холодна из-за этого недоразумения по поводу того, кто кому должен был первым перезвонить, но она вела себя как обычно. Было видно, что она просто рада нас видеть. А потом мы все втроем залезли обратно в машину.
– Знаете, девочки, мне так надоела эта гостиничная еда, – сказала Элиза. – То есть мы, конечно, можем заказывать все, что хотим, и мои младшие братья бесстыдно этим пользуются. Они каждый раз заказывают по два десерта за вечер, один за ужином и один перед тем, как лечь спать. Нет, я не жалуюсь, кормят тут хорошо. Но это все-таки совсем не то, что тебе готовят дома.
– Мне нравится твоя кофточка, – заметила я. – Она новая?
Это была розовая блузка из легкого шелка, сплошь расшитая крошечными красными сердечками, как раз в том духе, который нравился Элизе. Садясь в машину, она разгладила шелк, прежде чем застегнуть ремень безопасности:
– Да, новая. К нам в отель зашел сегодня утром кто-то из офиса губернатора и принес толстый конверт из тех, которыми пользуется почтовый сервис Федерал Экспресс, и в нем было полно подарочных карт и письмо, написанное лично губернатором, в котором он приглашал нас пойти в торговый центр и купить все, что нам нужно.
Морган недовольно надулась:
– А я весь день выгребала грязь и мусор из нашего подвала.
– Если честно, все это было скорее не развлечение, а тяжелый труд. Мне ведь необходимо заменить весь мой гардероб. Я же не могла просто покупать все красивые вещи, которые попадались мне на глаза. Я должна была составить для себя настоящий стратегический план. Потому что мне нужны белье, носки, одежда и всякая всячина на каждый день, в конце концов, даже новая куртка. И потом, я знала, что сегодня вечером будет холодно, но ни один магазин уже не продает свитеров. Только то, что носят весной. И у меня было дома столько всего такого, чему я просто не смогу найти замену. Все мои старые фотографии, лоскутное одеяло, которое сшила для меня моя бабушка.
– Так какие новости у тебя самые последние? – мягко спросила Морган. – Твой отец уже ездил туда, где стоял ваш дом?
Элиза покачала головой:
– Нет. Правда, к нему уже приходил оценщик размера страховых убытков. Он показал ему фотографии всего, что осталось от нашего дома, но папа так и не разрешил мне на них посмотреть. Он решил, что это зрелище слишком травмирует мою психику. – Я хотела было перебить подругу и рассказать о том, что пытается сделать мой отец, думая, что это будет хорошая новость, но она все никак не могла перестать говорить. – Потом оценщики перешли к сумме компенсации. – И Элиза в недоумении покачала головой. – Догадайтесь, сколько денег они собираются заплатить нам, чтобы мы переехали в другой город?
Я подалась вперед, так что моя голова оказалась на одном уровне с передними сиденьями машины. Стараясь соблюсти правила хорошего тона, я предложила Элизе занять пассажирское сиденье, а сама уместилась на заднем.
– Погоди. Они уже сделали вам окончательное предложение?
Я вспомнила, что сказал мне Ливай, стоя на нашем парадном крыльце. Что все это произойдет очень быстро.
– Пятьсот тысяч долларов, – смущенно объявила она.
Мы с Морган ахнули. Полмиллиона долларов! Хотя я совсем не разбиралась в обычных размерах зарплат и окладов, это стопудово было больше, чем большинство жителей нашего города могли заработать за всю свою жизнь. Мать Элизы не работала. А ее отец был механиком, но перед тем, как устроиться на эту работу, он больше года был безработным.
Элиза быстро добавила:
– Наверное, нам собираются заплатить больше, потому что мы все потеряли. И пожалуйста, не говорите об этом никому. Думаю, что это вроде как должно остаться в секрете.
– Значит, вы возьмете эти деньги? – спросила я.
– У нас нет другого выхода, – ответила она. – Ведь мы практически стали бездомными.
– Это ненадолго, – сказала Морган. – Я хочу сказать, что с такими деньгами ваша семья сможет купить в Риджвуде любой дом, который только захочет.
– Ну… моя дядя Роб занимается недвижимостью, и он в последнее время начал присылать нам списки и фотографии квартир в кооперативных домах, которые находятся рядом с домом его и моей тети во Флориде. Он прислал нам одну такую фотографию прямо сегодня, и из комнаты, в которой будет моя спальня, почти виден океан. – Элиза прикусила нижнюю губу. – Думаю, мы согласимся.
– Во Флориде? – повторила потрясенная Морган. – Ты шутишь.
– У дяди Роба может найтись работа и для отца, – добавила Элиза.
На несколько минут в машине воцарилась тишина, мы трое сидели и думали, какие изменения в нашей жизни это повлечет. Хотя мы с Элизой и не были самыми близкими подругами, она все равно была частью моих жизненных планов на это лето и на предстоящий затем год учебы в нашем последнем двенадцатом классе. И вдруг теперь все, что прежде представлялось мне таким ясным, подернулось дымкой неопределенности.
– Знаете что, – сказала Элиза, – мама говорит, что билеты на самолет бывают довольно дешевы, если платишь за них за несколько месяцев до вылета. Мы могли бы запланировать вашу поездку ко мне во Флориду сейчас, чтобы вы обе смогли меня навестить. Может быть, запланируем ее на конец лета, когда вы обе уже будете знать, куда вы переедете. Мы могли бы вместе съездить в «Мир Гарри Поттера»!
Я не знала, правда ли билеты на самолет могут быть так уж дешевы. Ни Морган, ни я никогда еще не летали в самолетах, так что для нас это было все равно, что отправиться на ракете на Марс. Морган перевела взгляд на дорогу, но рот ее был по-прежнему недоуменно открыт.
Между тем Элиза опустила зеркало заднего вида и, глядя в него, поправила свой макияж. Я видела, как на лице подруги надежда на то, что ее мечты сбудутся, борется с осознанием фактов, которое нашептывало ей сознание: возможно, они не осуществятся никогда.
По дороге домой мы вынуждены были остановиться на полицейском блокпосту и показать свои удостоверения личности с фотографиями, чтобы проехать дальше. Все дороги, ведущие к улице, где стоял дом Элизы, были перегорожены желтыми предупредительными лентами, и поперек мостовой стояла тяжелая строительная техника, чтобы никто не мог проехать туда на машине. Мы смогли отыскать проезд, только отъехав назад на добрые полмили и свернув на лесную дорогу, где не было ни домов, ни фонарей. Мы заглушили мотор в месте, которое Элиза сочла подходящим, и машина Морган накренилась, заехав одним колесом в канаву, полную дождевой воды. Мы вылезли из нее и включили свои фонарики.
Морган и Элиза тихо перешептывались друг с другом. После разговоров о Флориде обстановка в этом лесу показалась мне особенно мрачной. Я побежала вперед, чтобы попытаться еще больше напугать девчонок, но все кончилось тем, что я глубоко завязла в какой-то густой грязи, и им пришлось немало потрудиться, чтобы общими усилиями меня вытащить. Я смеялась, и надо признаться, чтобы рассмешить и их, не особенно помогала им себя вызволять, но девочки не оценили моей шутки. И они вовсе не смеялись, когда я нарочно плюхнулась в грязь, пропитав ею всю заднюю часть своих шортов.
Элиза уверенно шла впереди, хотя несколько раз мы из-за нее поворачивали не туда. Минут через тридцать я почувствовала, как ко мне приблизилась Морган.
– Может быть, лучше пойти обратно, – прошептала она, но прежде чем я успела ответить, Элиза крикнула нам, чтобы мы шли к ней. Она все-таки отыскала прорубленную в лесу аллею с телефонными столбами и электрическими проводами, которая спускалась с холма в долину.
– Эта аллея ведет прямо к моему дому, – сказала она.
Мы прошли еще четверть мили, потом резко свернули налево и уткнулись в холм свежей грязи, явно искусственного происхождения. Он был высотой с дом и пах мокрой землей.
Мы полезли по грязи на его вершину, как будто все мы были новобранцами, тренирующимися в армейском лагере. Мы лезли вверх с упорством маленьких детей, и думаю, во время этого подъема каждая из нас хоть раз поскользнулась и упала, так что, добравшись до вершины, мы все были в грязи. Но никто из нас не смеялся.
Мы посмотрели вниз, в образовавшийся на склоне каньон. То, что прежде было улицей, идущей вдоль подножия холма, превратилось в яму, заполненную грязью.
– Господи Иисусе, – прошептала Морган.
Во всем этом было что-то странное, ведь мы обе уже видели эту картину и на фотографии в газете, и на телевизионном экране. Но совсем другое дело было наблюдать ее воочию.
Элиза побежала вниз первой, упала, ударилась и измазала грязью весь перед своей красивой новой блузки. Потом упала еще раз. Но это не остановило ее. Она спотыкалась, но все равно шла вперед.
У подножия грязевого холма было припарковано еще несколько бульдозеров и стояли большие мусорные контейнеры, полные обломков.
Я бывала на этой улице сотню раз, но сейчас здесь не осталось и следа мостовой.
Я бывала у Элизы дома столько раз, что и не перечесть. Я обожгла внутреннюю сторону предплечья, когда мы с ней в ее кухне пекли печенье на Рождество. Как-то, когда я у нее ночевала, я на слабо пробежалась по ее заднему двору голой, накрутив волосы на термобигуди. Но от всего этого не осталось ни единого кирпича, из которых был сложен фундамент, ничего, что хоть отдаленно напоминало бы дом.