Разумеется, за последние три года я познакомилась со многими парнями. Но поцеловалась за все это время только с двумя.
К тому времени, когда Морган высадила меня возле моего дома, опять начался дождь. Он был небольшой, но, судя по тому, как ветер гудел в ветках деревьев, скоро должна была начаться еще одна сильная буря. Так что синоптики на этот раз все-таки не ошиблись.
Мамина машина уже давно уехала. Я знала, что она на работе. Единственное место на дороге, ведущей к нашему дому, которое не блестело от дождя, был четырехугольник под папиным старым рабочим пикапом. Он стоял на нашей подъездной дороге без дела, как какой-нибудь автохлам, потому что папа больше не садился за руль, но он по-прежнему был на ходу. Мы уже дано пытались его продать, но покупателей все не находилось. Мама говорила, что отец просит за него слишком много, а он отстаивал свою цену, перечисляя все достоинства своего пикапа: высокую надежность, маленький пробег и то, что, перед тем как с ним произошел тот несчастный случай, он поставил на него новые тормоза.
Прежде чем войти в дом, я залезла в пикап и включила зажигание, давая двигателю поработать, пока я буду перечитывать сообщение Джесси. Я делала это, чтобы не дать сесть аккумулятору. Я надеялась, что пикап так и не продастся и тогда мне разрешат ездить на нем, ведь в марте мне стукнет семнадцать.
Я трусцой пробежала по тропинке, ведущей к нашему дому – дощатому коттеджу, выкрашенному краской и крытому кровельной плиткой цвета сливочного крема, с выходящей на улицу дверью, покрашенной в голубовато-бирюзовый цвет. На втором этаже там было три спальни и ванная, на первом – гостиная, столовая и кухня, а сверх того над вторым этажом был еще и маленький чердак с откидной лестницей, а внизу размещался пахнущий плесенью погреб, спускаться в который я боялась до чертиков. В доме было парадное крыльцо, достаточно широкое, чтобы на нем разместились качели, и над ним располагалось окно моей спальни.
Я бесшумно пробралась внутрь, зная, что в это время мой папа спит.
С тех пор как с ним произошел несчастный случай, он предпочитал днем спать, а ночью бодрствовать. Теперь он каждую ночь проводил за своим компьютером, а потом отсыпался практически весь день. Думаю, ему было легче находиться в забытьи, когда все остальные жители города были заняты вещами, которые он больше делать не мог. Так что я не удивилась, когда увидела, что его компьютер включен. Обычно он располагался на двух стульях: на одном отец сидел, а на другой, с диванной подушкой на сиденье, клал свою больную ногу. Я убрала со стола пустую чашку, из которой он пил кофе, и грязную тарелку, выключила монитор, задвинула оба стула обратно под стол, подняла с пола палку и поставила ее рядом с лестницей, чтобы отцу было удобно опереться на нее, когда он проснется и опять спустится вниз.
Потом я пошла на кухню и поджарила себе на гриле бутерброд с сыром. Держа его в одной руке, а телефон – в другой, я перечитала сообщение Джесси еще несколько раз, прежде чем заставить себя удалить его Это оказалось совсем нетрудно, потому что я была на девяносто девять процентов уверена, что Джесси никогда мне больше не напишет. И я сейчас даже не винила Уэса за то, что он сделал меня такой пессимисткой. Просто фактам надо было смотреть в лицо, а они были таковы, что, если какой-нибудь парень и начинал испытывать романтический интерес к моей особе, это продолжалось не дольше чем несколько секунд. Это было как телевизионное шоу, которое тебе не нравится, но которое ты в конце концов все равно смотришь, потому что в это время просто больше ничего не идет.
И помни, Кили, что это Джесси Форд. А не какой-нибудь второсортный чувак из тех, что увязывались за теми парнями, к которым питали интерес Морган или Элиза. Джесси мог заполучить любую девчонку в школе, стоило ему только захотеть. Он был так обаятелен, остроумен, и у него были такие подкупающие манеры, что было совершенно неважно, что он не самый красивый из наших парней. Не имело значения даже и то, что у девушки, на которую он положил глаз, уже был свой ухажер. В прошлом году какой-то тупой качок – игрок в американский футбол – узнал, что его девушка, участница группы поддержки его команды, втайне целовалась с Джесси, и он прямо в школьном кафе дал Джесси в челюсть. Так вот, картина, которую Джесси представлял собой после этого удара – гордо улыбающийся, несмотря на разбитую в кровь губу и фиолетовый синяк на щеке, – так до сих пор и осталась его аватаром в соцсетях.
Поэтому я никак не могла представить себе ни одного сценария, в котором Джесси Форд захотел бы со мной встречаться.
Глава 2. Понедельник, 9 мая
Пасмурно, в течение дня ожидаются отдельные грозы, максимальная температура 42 градуса по Фаренгейту.
На следующий день Джесси отправил мне сообщение, когда я шла на первый урок.
И причем не текстовое, а изображающее дурацкий старый динамик его, который он снял в своей комнате, когда утром передавали школьные объявления. Эти объявления сопровождались такими шумами, что невозможно было разобрать ни слова, и Джесси навел камеру сначала на динамик, потом на свое озадаченное лицо, потом опять на динамик, потом опять на свою недоуменную физиономию, а затем приложил согнутую ладонь к уху, словно старик, у которого проблемы со слухом, и сказал:
– Извините, что-что вы сказали? Не могли бы вы повторить?
Джесси регулярно выкладывал в Сеть видеоролики и фотки себя самого. По большей части они бывали остроумными, иногда дурацкими и почти всегда курьезными. Их смотрела вся наша школа. Но это видео предназначалось только мне, и он сделал его, чтобы меня рассмешить. Он так и не выложил его в Сеть.
Пусть это прозвучит дико, но я до сих пор считаю его первым полученным мною любовным письмом.
На протяжении первых двух уроков я мучительно старалась придумать ответ, но тут небо надо мной сжалилось – я заметила орфографическую ошибку на доске для объявлений, которая висела на двери школьного кафетерия:
ЗАКАЖИТЕ СВОЙ ЕЖЕГОДНЫЙ АЛЬБОМ ВЫПУСКНИКОВ СЕГОДНЯ!
Если не считать хвалебной статьи о «Парне, который далеко пойдет», репутация нашей школы оставляла желать лучшего. Ребята из соседних городов насмехались над нашими поношенными свитерами, отвисшими, полуоторванными помпонами на шапках, над обручами на наших баскетбольных площадках, с которых от старости отвалились веревочные корзины. Каждый год лишь немногие из эбердинских выпускников поступали учиться в колледжи. Остальные шли работать в ближайший Уолмарт, или уходили в армию, или начинали работать в малом бизнесе своих родителей. Что до Морган, то она планировала поступить в учебный центр косметологии, по-моему, это тоже что-то вроде колледжа.
Я понимаю, что продолжение учебы в колледже – это вариант не для всех, но сегодняшнее безграмотное объявление все равно было позором, а потому я остановилась и, опустив большой палец одной руки в знак неодобрения, другой рукой сняла на камеру телефона и само объявление, и мой опущенный большой палец. Буквы в объявлении были пришпилены к доске по одной, и я отцепила лишнюю букву «М» в слове «АЛЬБОМ», так что она соскользнула на пол, и сняла еще одну картинку, на этот раз подняв большой палец в знак того, что теперь все написано правильно.
Когда я обернулась, то увидела, что на меня, сложив руки на груди, пристально смотрит Ливай Хемрик. Думаю, он хотел вызвать у меня чувство вины за то, что я мусорю, и заставить меня поднять с пола свалившуюся букву. А может быть, его взбесило то, что я, нисколько не скрываясь, нарушаю правила и пользуюсь в школе своим мобильным. Наверное, он мнил себя неофициальным дежурным по школе, который должен следить за порядком, вот зануда! Я притворилась, что не замечаю его, и смешалась с толпой учеников, идущих на четвертый урок.
После этого все и завертелось. Джесси и я переписывались по мессенджеру весь день, то и дело отправляя друг другу забавные сообщения и фотки. Один раз он прислал мне фотку продолговатой ямки между ягодицами нашего школьного сторожа. Я ответила, скинув ему ролик, на котором наш учитель мистер Кирк сначала ковыряет мизинцем в ухе, а потом нюхает его. И так далее в этом же духе. Пару раз во время переменок между уроками я посылала Джесси шутливые тексты и, слушая, как он смеется в другом конце коридора над тем, что я написала, оба раза чувствовала себя на седьмом небе.
Развлекая Джесси, я забыла обо всем остальном. Я спустя рукава написала проверочный тест по истории, потом прогуляла следующий урок, чтобы наскоро подкрепиться пиццей в пиццерии «Минео», оказавшись там вместе с Морган и Элизой, которые заработали разрешение пообедать вне школы. Все это время я думала лишь об одном: как бы отправить Джесси на мобильник что-нибудь забавное или остроумное, чтобы он захотел ответить мне еще раз? Я сделала, наверное, сотню селфи, прежде чем на одном из них получилась достаточно хорошенькой, чтобы переслать его Джесси. Всякий раз я ждала по крайней мере сорок минут, прежде чем ответить на его предыдущее сообщение, чтобы он не подумал, что мне слишком уж не терпится его закадрить. Но стоило моему мобильнику загудеть, принимая его очередное сообщение, как я впадала в эйфорию.
Когда летом, перед тем как мы пошли в десятый класс, Морган и Элиза вернулись из молодежного лагеря, который организовала их церковь, я сразу же догадалась, что Элиза теперь уже не девственница. Когда я напрямик спросила Морган, так ли это, та не ответила мне ни «да», ни «нет», что я восприняла как подтверждение того, что Элиза и впрямь потеряла невинность. Сама она, впрочем, отказывалась отвечать на мои расспросы.
Морган поклялась мне, что она-то еще точно ни с кем не спала, но призналась, что кое-чем занималась с парнем по имени Дуглас Бардуго, с которым познакомилась в том же лагере. К счастью, она была куда более откровенна со мной, чем Элиза, и сообщила мне кучу полезной информации, когда прободрствовала всю ночь, отвечая на мои самые безумные по степени интимности вопросы, вроде, например, такого: «Ну, ладно, а как быть, если парень пытается сделать тебе куннилингус после того, как ты только что пописала?» При этом Морган немного смущалась, но отвечала с беспристрастной прямотой матери, объясняющей трех– или четырехлетнему ребенку, как называется то, что находится у него между ножками. Помнится, тем утром я ушла от нее, чувствуя себя именно так, как такой вот малыш, и сознавая, насколько же я еще неопытна. И до сих пор я все еще оставалась практически такой же зеленой.