Наш школьный оркестр практически распался, и на сцене стояли только саксофонист, трубач и флейтист. Они играли церемониальный марш так громко, как только могли, чтобы слышно было всем, собравшимся в зале.
Я была в смятении. Тайный выпускной бал был назначен на завтра, а прогноз погоды был неутешительными.
Фактически он был ужасными.
Предположительно на нас надвигалась еще одна большая буря, и впервые пошли разговоры о том, что возможно новое наводнение. На время я заделалась метеорологом-любителем и принялась сопоставлять различные прогнозы, постоянно обновляя приложения на своем телефоне, показывающие ближайшую погоду.
Заместитель директора представил Ливая как лучшего выпускника этого года. Он взошел на сцену, пожал руку заместителю директора и занял свое место на трибуне. В руках у него, как и вчера, была пачка карточек с заметками. Парень стал нервно их перебирать, как будто обнаружил, что они перепутались и идут не по порядку или вообще написаны на незнакомом языке.
– Привет! – сказал Ливай наконец. Слишком громко.
В зале раздались смешки.
Я смотрела, как Ливай оглядывает толпу. Он отложил свои карточки с заметками в сторону, потом схватился за края трибуны, как будто это были ручки сиденья в кабинке на таком аттракционе, как американские горки.
– Итак… я далеко пойду.
Думаю, прошла секунда, прежде чем некоторые из ребят поняли, что Ливай говорит о пресловутой статье. Я, конечно, поняла это сразу. Джесси тоже, потому что он развернулся на своем сиденье и посмотрел на меня широко раскрыв глаза. Для тех же из присутствующих, кто так ничего и не понял, Ливай любезно поднял экземпляр номера газеты со статьей.
– Как видите, – сказал он, постукивая пальцем по заголовку, – здесь говорится: Ливай Хемрик. Парень, который далеко пойдет! – И сделал глубокий вдох. – Должен сказать, что я был здорово смущен, когда вышла эта статья. Но если честно, – Ливай пожал плечами, – именно таким человеком я и хотел стать. Я готовился покинуть Эбердин с тех самых пор… Он сделал паузу, и я почти начала надеяться на то, что он этого не скажет. – Хм… с тех самых пор, как здесь погибла моя мать. Поэтому, когда до нас дошли новости о плотине, я сказал себе: «Вот и хорошо. Теперь мне больше никогда не придется проезжать через тот перекресток, где была убита моя мать…» – В зале воцарилась мертвая тишина. – Но позже, вчера, когда я был со своим другом, я вдруг подумал, что, если Эбердина не будет, я никогда больше не смогу постоять на том самом месте, где моя мама и я были счастливы вместе. Хотя я обычно стараюсь не делать этого, но здесь я могу видеть ее везде, стоит только захотеть.
Мой телефон загудел. Пришло сообщение от Джесси: «Погоди. Ты что, его психотерапевт?»
Потом еще одно: «Серьезно, какая это к черту речь! Погибшая мать – ничего лучше для ухудшения настроения выпускников не придумаешь».
Я написала в ответ: «Смеюсьнемогу» / LOL». Но если бы я и впрямь засмеялась, это был бы нервный смех, а не смех над чем-то смешным.
Ливай между тем продолжал. Его шапочка все время сползала ему на лоб, вероятно потому, что он только что подстригся.
– Нам не раз говорили, что всему хорошему на свете должен прийти конец. Даже тому, что кажется нам постоянным. Тому, что мы, быть может, воспринимаем как должное. Как нашему городу. Или моей маме. Так насколько же крепко мы должны держаться за то, что любим? Изо всех сил? Или же не надо пытаться удержать все это вообще? Должны ли мы горевать, когда уходит? Должны ли мы бороться? Или же лучше отпустить то, что любишь, разжать руки, потому что это неизбежно?
Ливай замолчал. Сначала я подумала, что это драматическая пауза. Но потом вдруг поняла, что Ливай ждет. Ждет, чтобы кто-нибудь ему ответил.
Вся присутствующие в тревоге сдвинулись со своих мест, словно корабль, накренившийся на один борт.
Джесси развернулся и скорчил дурацкую рожу.
Я едва могла смотреть на Ливая. Я заставила его отступить от уже заготовленной им речи. Получилось явно не скучно, но дело могло обернуться для него плохо.
Ливай просто молча стоял на трибуне.
О, боже мой, нет! Я вдруг поняла, что он сейчас заплачет.
Шериф Хемрик сидевший на один ряд впереди меня, стиснул зубы. Вены на его лбу набухли. Он явно был недоволен.
Мне надо было что-то делать.
Я уронила телефон на колени, сложила руки лодочками и начала медленно и ритмично хлопать. Хлоп. Хлоп. Хлоп. Медленно и мерно. Ко мне начали присоединяться другие ребята, они хлопали уже быстрее. Хлоп, хлоп, хлоп. Хлопая, я топала ногами, и окружающие последовали и этому моему примеру. Зал наполнился громом оваций. Хлопхлопхлопхлоп.
– Все, спасибо, – сказал Ливай, как будто кто-то подсказал ему, что пора уходить со сцены.
Он кивнул и пошел к своему месту.
Затем, после еще нескольких речей, настало время выдачи дипломов.
Когда заместитель директора выкликнул имя Джесси, я радостно завопила. Джесси прошел по сцене в маске для плавания, держа в зубах дыхательную трубку и нацепив на ноги ласты. И при этом двигал руками, как будто плыл. Это вызвало шквал аплодисментов – пожалуй, Джесси аплодировали, как никому другому. Он взял свой диплом, пожал руку заместителю директора и снова занял свое место.
Ливай тоже прошел по сцене, и я поаплодировала и ему. Ему хлопали тихо, и от этого у меня на душе сделалось тошно. Казалось, после своей речи парень был как в трансе. Вид у него был отсутствующий. Безучастный.
Когда все дипломы были розданы, в зале повисла давящая тишина. Думаю, потому, что мы знали – это конец. Не только окончание нашей учебы, но и всей эбердинской средней школы.
Выпускники встали и по одному прошли мимо нас. Оркестр заиграл, но мелодия больше походила на похоронный марш.
Я встала и разгладила складки на своей юбке.
Ребята слонялись по лужайке перед парадным входом, фотографировались, обнимали учителей, плакали. Вдоль дорожек для школьных автобусов стояли огромные металлические мусорные баки. Мэр Аверсано времени зря не терял.
Я огляделась по сторонам и заметила Джесси, фотографирующегося вместе с Джулией. Их мать снимала своих детей на свой телефон, и Джесси посадил Джулию к себе на плечо, словно большого попугая. Мужчины, которого я видела в «Уолмарте», его отца, с ними не было. И слава богу.
Я пошла в их сторону медленно, надеясь, что Джесси увидит меня до того, как я подойду. Но он был слишком занят своей игрой с Джулией, бегая взад и вперед по парковке и пытаясь отобрать у нее свою маску для плавания.
– Ничего себе выпуск, – сказала я, игриво стукнув его кулаком по руке. – Костюм для плавания был как раз к месту.
– Спасибо. – Джесси наклонился и быстро чмокнул меня в щеку, потом снова принялся гоняться за убегающей Джулией.
– Это моя маска! – кричала Джулия. – Она мне понадобится в нашем новом плавательном бассейне.
Я поняла, что она говорит о детском плавательном бассейне, который мы купили для тайного выпускного бала. Джесси наконец поймал сестренку и рукой закрыл ей рот. Может быть, потому, что ему было неудобно от того, что он еще не вернул мне деньги? Затем он спросил:
– Кили, что ты собираешься сейчас делать? Поедем где-нибудь позавтракаем. А потом, я уже думал об этом, мы поедем туда и снимем видео о том, о чем сама знаешь. Повторим все инструкции, примем все меры, чтобы все знали, что это будет завтра, причем при любой погоде.
– Хорошо, заметано. Думаю, на работу мне надо будет выйти только позже.
Я достала телефон, думая отправить сообщение Ливаю, но Джесси вырвал мобильник у меня из рук.
Он закатил глаза:
– Зуб даю, окончание школы – это для Ливая не повод взять выходной.
Джулия вырвалась из рук брата, и Джесси побежал ловить ее опять. Я оказалась рядом с матерью Джесси.
– Здравствуйте, я Кили. – Я ожидала, что женщина меня узнает и на ее лице мелькнет интерес. – Хм… я дочь Джима Хьюитта. Движение сопротивления строительству водохранилища.
Мать Джесси кивнула, но у нее по-прежнему был непонимающий вид. А может быть, она была просто расстроена. Я хотела спросить ее о петиции, не рекламировать ее, не просить подписать, а просто небрежно упомянуть, что есть такой документ, но Джесси уже звал меня:
– Кили! – Он отдал маску Джулии и приказал ей бежать к маме. – Поехали!
– Пока, – смущенно сказала я матери Джесси.
Он обнял меня одной рукой. Я все продолжала оглядываться на школу. И до меня начало доходить, что это все. Действительно все. Конец.
– Я только схожу попрощаюсь с Зито, – улыбнулся Джесси. Держи мои ключи.
– Ага. Хорошо.
Джесси пошел к Зито. Тот стоял у своей машины рядом со своей семьей. Джесси подошел к нему, ударил открытой ладонью о его открытую ладонь, обнял стоявшую рядом женщину – видимо, мать Зито. Он поднял ее в воздух, как иногда поднимал меня. Мать Зито засучила ногами и попыталась вырваться.
Я осмотрелась и увидела Ливая. Он стоял в нескольких футах от меня, рядом с шерифом Хемриком. Ливай улыбался дежурной улыбкой, пока его отец фотографировал его на свой телефон. Потом они оба встали бок о бок, оглядывая парковку. Подошли два-три учителя и похлопали Ливая по спине. А также парочка ботанов, проходящих все предметы по углубленной программе. Но больше никто к нему не подошел.
Мне хотелось подойти к Ливаю, сказать, что мне понравилась его речь. Я бы так и сделала, если бы Джесси не нагнулся в ожидании, что я запрыгну к нему на спину – он хотел так отнести меня в машину. Минуту спустя он вывозил меня с парковки нашей бывшей средней школы в последний раз.
Когда мы отъезжали, я подумала о золотом медальоне, который я так и не купила, променяв его на платье для Весеннего бала. Иногда я жалела, что выбрала не его, но я все равно точно не знала, что бы я вложила в такой медальон. Внезапно в мозгу у меня пронеслись воспоминания, которые мне хотелось удержать. Я не могла выбросить их из головы.