Я стояла у входа на школьную парковку несколько минут, прежде чем у меня прошел шок от увиденного. За дни, прошедшие после церемонии окончания школы, парковка стала похожа на странный пляж, с поднимающимися из воды через каждые несколько футов дюнами из строительного мусора. Некоторые из них были высотой с меня. Я не видела, что скрывается за этими буграми, но знала, что смотрю на то, что осталось от моей бывшей средней школы.
Рабочие в спешке покинули ее из-за приближающейся бури. Все их машины были припаркованы на улице, которая была за моей спиной и находилась немного выше. Интересно, вернутся ли они, чтобы привести площадку в порядок? Может быть, да, а может быть, и нет.
На самом деле скорее нет. Люди вернутся только за тем, что для них ценно: за строительным оборудованием, своими грузовиками и инструментами. Школа, в которой выучилось несколько поколений местных жителей, ничего для них не значила. Скоро в Эбердине уже не останется никого, кому бы до этого было дело.
Я позвала Джесси. Хотя я и не хотела оставаться в доме Морган, я уже сильно жалела, что пришла сюда, чтобы встретиться с ним. Я не хотела видеть своими глазами, что место, где я провела так много времени в последние годы, молниеносно превратится в горы мусора.
Я собралась было опять громко позвать Джесси, но быстро закрыла рот. Если кого-нибудь из нас здесь поймают, то, несомненно, арестуют. И я уверена, что мэр или даже губернатор используют это как рычаг давления на моего отца. Например, они могут пригрозить ему, что предъявят мне обвинение в нарушении режима, добьются, чтобы у меня появилась судимость, и погубят все мои шансы на учебу в колледже, если он не подпишет документы. Я понимала, что надежды на спасение Эбердина уже не осталось, но не хотела навредить отцу своими необдуманными действиями.
Джесси не ответил, но он, конечно, услышал, как я его звала, потому что телефон в моей руке внезапно загудел.
«Просто встреться со мной в спортзале».
«Разве спортзал еще существует?» – спросила я. И потом, когда Джесси не ответил, написала снова: «Кончай. Это какой-то бред».
Джесси не ответил и на это, по существу не оставив мне выбора. Я с трудом двинулась вперед, перелезая через горы строительного мусора, под подошвами моих резиновых сапог двигались куски штукатурки, дерева, кирпича или металла, в мои ладони впивалось что-то острое, мои ступни погружались в воду, когда я преодолевала очередной бугор. С вершины каждого пригорка я видела то, что осталось от нашей несчастной школы. Она не была еще полностью разрушена – по крайней мере, пока. Крылья, где преподавались точные и естественные науки и английский, были уже снесены, главный вход тоже. Но половина здания еще уцелела, вся правая сторона плюс спортзал.
Преодолев наконец парковку, я стала обходить здание, направляясь к спортзалу. Во всех классах было темно, оконные рамы были выбиты. На всех дверях, мимо которых я проходила, аэрозольной краской были выведены красные значки «Х», и все они были лишены замков. Я знала, что электричество везде отключено, но от этого развалины не казались мне более безопасными.
Двери в спортзал были открыты и подперты двумя кирпичами. Из них внутрь проникало немного света.
Я заглянула в дверной проем, но не увидела Джесси. Мое сердце колотилось как бешеное.
Скамейки были оторваны от стен, баскетбольные корзины срезаны, растяжки сняты, вместо проволочных каркасов, которыми были закрыты светильники, с потолка свисали голые провода, На полу было не менее трех дюймов воды.
Шагнув внутрь, я прошептала:
– Джесси, давай просто попрощаемся как нормальные люди.
Он опять не ответил. Но зато заиграла музыка.
Медленная песня в сопровождении саксофона.
И из темноты в клин падающего из двери света выступил Джесси.
Он был одет так же, как и на Весеннем балу. Не в борцовское трико, а в отглаженную рубашку, галстук и строгие брюки. Все на нем было совершенно чистым, в то время как я была покрыта грязью. Стало быть, добравшись сюда, Джесси переоделся. Его белокурые волосы вились над ушами. Он выглядел сейчас таким же красивым, как и в вечер бала.
– Что ты делаешь? – спросила я и почувствовала покалывание в затылке, потому что уже знала ответ на свой вопрос.
– Мне надо кое-что сказать тебе, Кили. – Джесси протянул руку, делая мне знак подойти ближе.
– Джесси, нам не следует здесь находиться, – сказала я, шлепая по воде в его сторону. – Прошу тебя. Не можем ли мы поговорить в каком-нибудь другом месте? – Я взялась за его протянутую руку и попыталась потянуть его в сторону к двери, но парень стоял неподвижно. Он перевернул руку и теперь держал мою ладонь на своей, как будто собирался сделать мне предложение. – Джесси…
Он смущенно улыбнулся:
– Я помню, как ужасно я вел себя на Весеннем балу, а ведь я так и не объяснился. Не сказал, о чем я тогда думал.
– Не бери в голову, – отмахнулась я. – Сейчас все хорошо. С тобой, со мной. С нами все прекрасно.
Джесси сделал глубокий вдох и выдох. Он явно волновался по поводу того, что собирался мне сказать. Нервничал.
– Ты помнишь, что сказала мне, когда мы танцевали под ту медленную песню?
Я сглотнула.
«Ялюблю тебя, Джесси Форд», – вот что я сказала тогда.
Я почувствовала, что от этого воспоминания щеки мои запылали. Я ощутила острое желание защитится, потому что конечно же я шутила, когда сказала Джесси, что люблю его. Но я не могла также отрицать, что в основе этой шутки лежала правда, и поэтому сейчас я промолчала.
– Нам было так хорошо в тот вечер. Помнишь, как мы танцевали под дождем? – спросил Джесси. – Я никогда ни с одной девчонкой не делал ничего столь нереально атасного. Как только мы вошли в спортзал, я не мог дождаться, когда кончатся эти дурацкие танцы, чтобы мы с тобой могли уйти куда-нибудь и остаться вдвоем. Я даже сказал Зито и другим парням, чтобы они попросили кого-нибудь другого подбросить их домой, потому что…
Я покачала головой:
– Значит, я тогда не сошла с ума. Ты действительно хотел поцеловать меня на Весеннем балу.
– Разве это не было очевидно?
– Джесси, мы танцевали под медленную песню, и все было так чудесно, но потом ты начал вести себя так, будто хочешь как можно быстрее отделаться от меня. Потом, когда я увидела тебя в коридоре с Викторией… – После того как мы с ним в первый раз поцеловались несколько дней спустя, я постаралась задвинуть в самый дальний угол памяти воспоминание о том, как мне тогда было больно, но теперь, когда я наконец сказала ему это вслух, я все заново ощутила. – Слушай, и после этого ты вдруг обвиняешь меня в том, что я тогда неправильно тебя поняла?
Джесси сжал мою руку:
– Послушай, думаю, даже ты должна признать, что то, что ты сказала в ту минуту, было слишком серьезно. Я со своими девушками обычно не дохожу до серьезных отношений. В сущности, я этого избегаю. Я считаю так: если девушка слишком ко мне привязалась, то пришло время расстаться. Иначе будут обиды и злость. Поэтому я и ухватился за Викторию. Я чувствовал, что должен разрядить обстановку, и быстро.
– Ты целовался с Викторией в коридоре в тот вечер?
Джесси смущенно опустил голову. Он с нею целовался.
Я надеялась, что этого не было, но это было, было.
– Я не хотел причинять тебе боль.
– Стало быть, ты решил, что целуясь с другой девушкой, ты пощадишь мои чувства? – Я вырвала свою руку. Я начинала чувствовать злость, а я этого не хотела.
– Ты мне тоже нравилась, понимаешь? Но я сделал то, что считал лучшим, чтобы поумерить твои ожидания. А потом, когда началось все это безумие с созданием озера Эбердин, я подумал: кому от этого будет хуже, если мы все так или иначе распрощаемся через несколько недель? Почему бы не пожить настоящим?
– Это глупо, Джесси. Пожалуйста, давай не будем больше об этом говорить, – попросила я. – Я не выдержу еще одного такого же дерьмового прощания.
– В том-то и дело. – Парень облизнул губы. – Я не могу стоять здесь и говорить, что влюбился бы в тебя, будь это нормальный учебный год. – Он сделал один шаг ко мне, потом второй. – Но я все-таки влюбился в тебя, Кили. И теперь не хочу тебя отпускать. Я не хочу с тобой прощаться.
Я вся дрожала. И даже попыталась пошутить, чтобы скрыть это.
– Я и так знала это, Джесси. – Я хлопнула его по руке. – Ты ведь даже не смог сказать мне, что твоя мать подписала соглашение с оценщиками.
Джесси не рассмеялся. И даже не улыбнулся.
– Потому что я не хотел портить последние дни, когда мы были вместе. Я хотел проводить с тобой каждую минуту… и чтобы каждую минуту нам было хорошо.
Его напор совершенно застал меня врасплох.
– Но ты же уезжаешь, Джесси. И я не знаю, куда поеду я…
– Все это не имеет никакого значения. Мы можем что-нибудь придумать, Кили. Послушай, даже мои лучшие друзья не знают меня так хорошо, как ты. Я никогда ни с кем не говорил раньше о своей семье, даже с Зито. То, что есть между нами… это не похоже ни на что из того, что у меня с кем-нибудь было прежде.
Я хотела напомнить Джесси, что он, в сущности, никогда не говорил со мною об отношениях в своей семье по своей воле. Строго говоря, мы с ним ни разу серьезно этого не обсуждали. Но я догадалась, что его чувства были запрятаны так глубоко, что даже малейшая их утечка казалась ему чем-то вроде прорыва плотины. Я могла понять это лучше, чем кто-либо другой.
Джесси продолжал:
– Мы так похожи. Именно поэтому ты вчера и пришла за помощью именно ко мне. Потому что знала, что я правильно пойму то, что ты хотела сделать для Морган. – Он отвел с моего лица прядь волос. – Я знаю, у нас все может получиться.
– Что может получиться?
– Я хочу быть с тобой, Кили. Я не хочу тебя потерять. – Голос Джесси сейчас звучал совсем по-другому. В нем не было ни капли бравады, хвастовства. Ни капли веселости или насмешливости. И он был непривычно тих.
– Джесси…
– Просто подумай над этим. – Парень притянул меня ближе, так что теперь я вынуждена была запрокинуть голову, чтобы видеть его лицо. – Нет ничего такого, что помешало бы нам вместе приятно проводить время каждый день, начиная с сегодняшнего. – Его лицо прояснилось. – Нам вовсе необязательно покидать Эбердин, унося в сердце печаль. Я знаю, в твоей жизни многое перекорежено. То, что случилось у вас с Морган, то, что происходит у тебя в семье… Мы с тобой вместе сможем многое исправить.