«Куда ты подевалась?»
«Ты еще здесь?»
«Мой отец опять ушел. Можешь тайком прийти?»
«Мне надо тебе кое-что сказать. И я не знаю, сколько у нас осталось времени».
Прочитав последнее сообщение Ливая, я подумала, что он пока еще не знает, что я сделала. Мы ехали в мэрию для открытого столкновения, и на этот раз на нашей стороне был элемент неожиданности, что было хорошо. Но скоро Ливай обо всем узнает, и от мысли об этом становилось тошно. Потому что у нас с ним был момент, когда мы почти, почти… В параллельной вселенной его отец никогда не приехал бы домой, я никогда не нашла бы эту бумагу и мы бы поцеловались. Я собралась с духом – так было лучше. Это спасет моего отца, мою семью, может быть, даже наш город. Если все получится именно так, то все наши усилия были ненапрасны.
Мы припарковались прямо перед зданием мэрии, заблокировав пожарный гидрант. На другой стороне улицы стояли несколько грузовичков телевизионщиков. Возможно, они готовились к вечерней передаче в прямом эфире. Они увидели моего отца, узнали его. Все повернули головы, когда мы побежали вверх по ступенькам.
У главного входа нас остановил полицейский. Наше появление крайне его удивило.
– Погоди-ка, Джим. Куда это ты, по-твоему, идешь?
Вдоль стен коридора стояло несколько деревянных стульев. Отец отошел от полицейского, сел на один из этих стульев, и на лице его появилась самодовольная ухмылка. Он прислонил свою палку к стене:
– Скажи губернатору, что мне надо с ним поговорить. Сейчас. – И сложил руки на груди.
В его ухмылке было что-то, отчего мне сделалось не по себе. То, что у нас имелось, конечно же было железным доказательством, но это был не повод для злорадства. Особенно, если учесть, откуда эта бумага взялась и чем я рисковала, чтобы добыть ее. Я хотела сказать отцу, чтобы он немного поубавил свой пыл, но я не могла этого сделать, когда рядом стоял полицейский и смотрел на отца так, словно тот спятил. Он отстегнул рацию, пристегнутую к его груди, и попросил выйти шерифа Хемрика.
Минуту спустя из-за закрытой двери вышел шериф Хемрик:
– В чем дело, Джим? – Голос у него был усталый. – Ты же знаешь, люди и так заняты.
Отец рассмеялся и помахал рулоном бумаги:
– Что, он выглядит знакомым? – Шериф Хемрик смотрел на рулон, непонимающе хмуря брови. – А должен. Моей дочери хватило ума выкрасть его из твоего дома сегодня вечером.
Я увидела, что Хемрик поражен. Шериф посмотрел на меня с таким разочарованием и гневом, что у меня зашевелились волосы на руках.
– Это краденая вещь, – тихо сказал он.
– Это мой беспроигрышный билет, – ухмыльнулся отец.
Я озадаченно повернулась к отцу:
– Папа…
Шериф развернулся и исчез в другом кабинете, находящемся дальше по коридору.
– Папа, ты не должен их провоцировать, – сказала я. Горло у меня перехватило.
– Я знаю, что делаю, Кили, – заявил он и подался вперед, чтобы заглянуть дальше в коридор. – Я хочу, чтобы ты подождала здесь.
– Ну нет! Ни за что, – отказалась я.
Отец наконец повернулся ко мне лицом:
– Кили, послушай. Ты будешь ждать меня здесь.
В глубине коридора открылась дверь, и появился губернатор Уорд:
– Хорошо, мистер Хьюитт. Давайте поговорим.
Отец встал. Я последовала за ним. Он повернулся и сердито посмотрел на меня.
– Папа, я иду с тобой, – твердо сказала я.
Отец открыл было рот, чтобы сказать «нет», но губернатор Уорд заговорил первым:
– Пусть она услышит это, Хьюитт. Ведь это она украла для тебя эту чертову штуку. Разве у нее нет права знать, что происходит на самом деле?
Что-то в лице отца изменилось. Все молодечество в нем словно куда-то испарилось. Но, услышав, что сказал губернатор, я обязательно должна была войти в этот кабинет, хотел отец этого или нет. Я прошла мимо него и вошла в кабинет первой.
Мэр Аверсано сидел на диване, на вид явно неудобном. Шериф Хемрик стоял в углу, сосредоточенно говоря с кем-то по телефону. Когда я вошла, он злобно на меня посмотрел, тихо пробормотал что-то в телефон и быстро свернул разговор.
Не прошло и тридцати секунд, как телефон в моем кармане загудел. И мое сердце упало.
– Я объясню все быстро, – сказал отец. – У нас здесь есть доказательства, что вы решили не перезахоранивать останки с кладбища. Если вы удвоите свое первоначальное предложение о компенсации, я откажусь от сопротивления и быстро уйду в тень. Если же нет… что ж, тогда я перейду на другую сторону улицы и сообщу эту сенсационную новость репортерам.
Отец положил на стол листок бумаги. Это было предложение оценщика о компенсации убытков, то самое, которое я нашла на чердаке, предложение на пятьсот тысяч долларов. Я думала, это мама договорилась об этом за спиной отца. Но выходило, что это сделал он сам.
Но когда?
И почему?
Я наклонилась над столом и увидела дату. Это была среда, 25 мая. День, когда началось возведение плотины.
Отец был готов уехать тогда. Но не за такие деньги. Он хотел больше.
А теперь он практически шантажировал губернатора, чтобы тот откупился от него миллионом долларов? И это тогда, когда он позволял таким людям, как Расселл Диксон, жить в страшном убожестве и нищете?
Мой карман опять загудел. Я почувствовала, что меня сейчас стошнит.
Губернатор засмеялся и опустился в стоящее за столом кресло:
– Вот как обстоят дела, Хьюитт. Я не боюсь ни вас, ни этой истории. Я могу легко доказать, что это была ошибка. Кладбище будет затоплено только на последней стадии проекта. Так что у нас есть время сделать все, что мы захотим. Это у вас его нет. И нет способов воздействия на нас. Все ваши сторонники подписали соглашения. Так что теперь уже не в наших интересах платить вам за то, чтобы вы не поднимали шума. Потому что теперь вас просто некому слушать. – Отец стоял неподвижно, словно превратившись в камень. – И наше первоначальное предложение, которое я по-прежнему считаю щедрым, отныне аннулируется. – Губернатор сгреб соглашение о сделке и смял его в комок, потом, расставив пальцы, положил ладони на стол. – Я предлагаю вам половину первоначальной суммы – это двести пятьдесят тысяч долларов – при условии, что вы покинете Эбердин сегодня вечером. И это только потому, что здесь рядом с вами стоит ваша дочь. Мне жаль ее и жаль вашу жену, потому что они явно не знали, какую игру вы пытались вести.
Отец прочистил горло.
– То, что вы пытаетесь сделать с этим городом, неправильно. Вы это знаете, и я это знаю.
– Неужели это хуже, чем то, что вы манипулировали своими соседями и убеждали их следовать за собой с одной целью – получить больше денег?
Все понемногу начинало вставать на свои места, особенно когда я вспомнила нашу ссору у дома мистера Диксона. Тогда шериф Хемрик сказал отцу: «Ваша дочь помогает людям».
Он уже знал, что мой отец выступает против властей отнюдь не ради спасения города. Он делал это ради себя.
Отец все еще пытался выглядеть крутым, но по тому, как он сжимал набалдашник своей палки, я понимала, что он уже не чувствует себя на коне.
– А что, если я не соглашусь на ваше предложение? – спросил он.
Губернатор пожал плечами:
– Думаю, вы можете попробовать пережить эту бурю. Но возможно, тогда у вас уже просто не останется дома, куда вы могли бы вернуться. В этом случае мы вынуждены будем конфисковать этот участок и…
– Хорошо. Подождите секундочку. Пожалуйста, подождите только одну секунду. Я понимаю. Вы хотите наказать меня за то, что я так долго вам мешал. И может быть, я это заслужил. Поэтому да. Я соглашусь на сокращение суммы. Соглашусь. Но давайте, скажем, триста тысяч долларов. Помните, я теряю дом и бизнес, и насколько я понимаю, все жители получили больше, чем…
– Какой бизнес? – подал голос с дивана мэр Аверсано. – Вы не работаете уже несколько лет.
Отец повернулся так, чтобы видеть только губернатора Уорда. Я смотрела, как на его шее бьется жилка.
– Триста тысяч долларов, и я подпишу все, что надо подписать, и вы никогда больше не увидите ни меня, ни мою семью. – И словно чтобы доказать это, отец взял со стола ручку и щелкнул ею.
Губернатор откинулся в своем кресле так далеко, как только позволяла спинка:
– Двести тысяч долларов. Ты придерживал свои карты слишком долго, Джим.
Мэр Аверсано оторвал от растения в горшке несколько сухих листьев.
– Мы знаем, что от тебя ушла жена, – вздохнул он. – Ты не сможешь ее вернуть, если у тебя не будет денег. Тогда ты не сможешь явиться к ней как герой.
Отец на мгновение встретился со мной глазами. Я никогда не видела его более расстроенным, даже после того, как с ним произошел несчастный случай. И, понурив голову, он сказал:
– Согласен.
Я не могла больше находиться в этой комнате. Но прежде чем выйти, я подошла к столу, за которым сидел губернатор Уорд:
– Но вы же сделаете это, верно? Вы перезахороните останки? – Я умоляюще посмотрела на шерифа.
– Конечно, – сказал с дивана мэр Аверсано. – Ясно, что это наша недоработка. Спасибо, что обратила на это наше внимание.
Я, спотыкаясь, вышла в коридор. Я была вся в поту, футболка прилипла к телу.
Дрожащей рукой я проверила сообщения, которые Ливай отправил мне, пока мы были в кабинете.
«Ты самый эгоистичный человек, которого я когда-либо встречал».
«Я НИКОГДА тебе этого не прощу».
Пока я засовывала свой телефон в задний карман джинсов, по моим щекам текли слезы. Я слышала, как двери в коридор отворились. Оттуда появился Ливай. Парень был весь мокрый. Он снял дождевик и повесил его на стул. Полицейский отошел в сторону и пропустил Ливая вперед, не задавая никаких вопросов. Он пробежал несколько футов, прежде чем увидел меня. Тогда он остановился как вкопанный.
– Ливай, я…
– Не надо. Не надо, Кили. Я здесь не из-за тебя. Я должен поговорить с отцом. Он меня убьет.
Коридор был узкий, и Ливай ждал, пока я отойду в сторону и освобожу ему проход. Но вместо этого я, дрожа, пошла прямо на него: