«И ИСПОЛНИЛАСЬ РУСЬ…»
I. ЦИМИСХИЙ НАСТУПАЕТ
НАСТУПЛЕНИЕ
…император Иоанн, муж небольшого роста, но геройской силы, который в боях был доблестен и непобедим, в опасностях же храбр и бесстрашен.
Базилевс Иоанн изначально рассматривал перемирие со Святославом как меру временную и необходимую для того, чтобы стабилизировать ситуацию в Империи, а также закончить подготовку к решающей схватке с киевским князем. В отличие от придворных инт риг, разбираться в которых его заставила жизнь, война была стихией Цимисхия, на поле боя он чувствовал себя гораздо увереннее, чем в Большом дворце. «Он был муж горячего нрава и, как никто другой, выказал себя невероятно смелым и пылким в бою, несмотря на то что, подобно баснословному богатырю Тидею, был очень небольшого роста; в маленьком его теле таилась храбрость и сила героя» (Л. Диакон). И действительно, император был ростом невелик, а само его прозвище — Цимисхий — означало «туфелька». Однако руки базилевса обладали поистине чудовищной силой, и мало нашлось бы бойцов, способных скрестить с ним оружие на равных. И не грешил Лев Диакон против истины, когда давал ему характеристику как «мужу крепкому и храброму, отличавшемуся непреодолимой, непревзойденной силой». Старый добрый принцип, который гласил, что обмануть врага на поле боя — это стратегия, а в мирное время — дипломатия, базилевс взял за основу своей политики в э го ему гное время. Выпроводив Святослава с территории Империи, он решил лишь половину стоявшей перед ним задачи. В это время в Малой Азии бушевал мятеж, который поднял Варда Фока, племянник убитого Никифора и сын куропалата Льва. Сбежав из места ссылки в Каппадокию, где семейство Фок пользовалось громадным влиянием и имело обширнейшие земельные владения, Фока поднял там знамя восстания против Цимисхия. Своей военной базой мятежник сделал Кесарию Каппадокийскую, а затем объявил себя базилевсом. Здесь его поддержала местная знать, и вскоре под знамёнами бунтовщика собралось многочисленное войско. Правда, вместо того, чтобы воспользоваться трудностями Цимисхия и идти на столицу, Варда занял довольно пассивную позицию. Окопавшись в центральных регионах Малой Азии, он лишь обменивался ругательными письмами с базилевсом, не предпринимая никаких активных действий.
И дождался. Цимисхий призвал Варду Склира, героя битвы при Аркадиополе, пожаловал ему звание стратилата и поручил расправиться с мятежником. Судя по всему, из своего окружения в этот момент Цимисхий больше всех доверял именно Склиру, причём не только потому, что тот приходился ему родственником. Здесь картина получалась довольно занятная, поскольку, будучи родственником императора, Склир одновременно состоял в родстве и с Вардой Фокой, на чьей сестре был женат младший брат стратилата Константин. Но Цимисхий внимания на это не обратил, и Склир со своими войсками переправился в Анатолию. Прибыв во Фригию, полководец расположился лагерем у города Дорилсй. Пока подходили подкрепления, Склир занимался подготовкой и обучением войск, но, как только вся армия собралась в единый кулак, стратилат выступил прочив своего мятежного родственника.
На его письмо с просьбой сложить оружие Фока заявил, что будет сражаться против Цимисхия до конца, и тогда Варда Склир начал действовать. Но не так, как ожидал от него мятежный тёзка. Подойдя к оплоту Фоки, Кесарии Каппадокийской, Склир не стал атаковать его войска, а взял да и заслал во вражеский лагерь массу лазутчиков. Те сразу же вышли на ближайших соратников мятежника, предоставив им право выбора — либо прощение и почести от Цимисхия, либо их объявляют врагами Империи, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Итоги столь бурной деятельности шпионов Склира подвёл Лев Диакон: «Услышав это и сообразив, что для них выгоднее предпочесть предлагаемые императором почести напрасной борьбе за сомнительную удачу, они с наступлением ночи покинули сообщество Фоки и перебежали к стратилату». Бежало практически всё высшее руководство мятежной армии, включая и двоюродного брата Фоки патрикия Аидралеста.
Это стало началом конца. Каждую ночь из лагеря восставших бежали не только военачальники, но и простые воины, и в итоге бегство стало повальным. Понимая, что о победе теперь нечего и думать, в одну из ночей Фока с тремя сотнями соратников бежал из лагеря и укрылся в одной из крепостей. Узнав о его бегстве, Склир перешёл в наступление и одним ударом разбил оставшуюся без командующего армию. A тex из сподвижников Фоки, которые сохранили ему верность, ослепил по личному приказу базилевса. Само же место, где перестало существовать войско мятежника, в народе стало называться Вардаэттой, что означает «поражение Варды». Что же касается незадачливого претендента на трон, то он какое-то время отсиживался в крепости, а когда к ней подошли войска Склира и родственник предложил ему сдаться, гарантируя пощаду, то Фока, понимая всю безвыходность ситуации, согласился. По приказу Цимисхия его постригли в монахи и вместе с семьёй сослали на остров Хиос. Не самая жестокая кара для бунтовщика, покусившегося на императорский трон. Что же касается Склира. то он получил новый приказ базилевса — набирать в Малой Азии воинов и. пополнив армию, переправиться в Европу, где в течение зимы заниматься обучением новобранцев.
Сам Иоанн начало большой войны со Святославом планировал на весну, а пока занялся тем же, чем и Варда Склир, — тренировкой войск, которые стояли в окрестностях Константинополя. Прошедшая кампания показала императору, с каким страшным и беспощадным врагом ему придётся встретиться на поле боя. Ни о каких блицкригах и речи не было, а сам Цимисхий трудился в поте лица, готовя ромеев к грядущим боям. Но помимо подготовки к войне, он решил успокоить страсти, которые бушевали в столице, а заодно и у твердить свою легитимность на престоле. Для народа были организованы различные игры и увеселения, а сам базилевс женился на дочери Константина Багрянородного Феодоре. Судя по всему, Иоанн был вынужден пойти на этот шаг стиснув зубы, поскольку дочь императора «не слишком выделялась красотой и стройностью, но целомудрием и всякого рода добродетелями, без сомнения, превосходила всех женщин» (Л. Диакон). Уж чем-чем, а целомудрием Цимисхия, падкого до женского общества, вряд ли было возможно завлечь, зато политические выгоды от этого союза были несомненны. Таким образом, успокоив население столицы и укрепив своё положение в стране, базилевс с головой ушёл в столь любезные его сердцу военные дела. Он готовился к реваншу, и реванш этот должен был быть безоговорочным и сокрушительным. Неудачу ему не простили бы ни народ, ни знать, ни Церковь.
Ранней весной 971 года подготовка к войне была закончена, и император решил устроить смотр своему флоту, который стоял в бухте Золотой Рог. Из Влахернского дворца он наблюдал за маневрами боевых кораблей, которые двигались по заливу, и в Иоанне всё больше росла уверенность в успехе задуманного предприятия. После смотра корабли должны были выйти в море, подняться до устья Дуная и наглухо его запечатать. Святослав не должен уйти из Болгарии, которая станет для него смертельной ловушкой. Сам Цимисхий поведёт армию через i оры Гем и атакует с юга, постаравшись застать врага врасплох и по возможности как можно быстрее закончить кампанию — базилевс опасался оставлять столицу надолго.
Ну а что же Святослав, чем он занимался после того, как покинул территорию Империи и ушёл в Болгарию? Союзное войско распалось, разошлись по домам болгары, ушли на родину остатки венгерских и печенежских отрядов, и в распоряжении князя остались лишь те силы, которые он привёл с Руси. Скорее всего, в его распоряжении было около 30 000 воинов, но и те не были сосредоточены в одном месте, а стояли гарнизонами в городах Восточной Болгарии. Наиболее крупные группировки были в городе Доростол, где была ставка Святослава, и в Преславе Великом, где находился болгарский царь Борис II. Наличие столь крупного гарнизона в столице Болгарии — около 10 000 воинов — вполне объяснимо: с одной стороны, рядом проходит граница с Империей, где всякое может случиться, а с другой — вроде бы как обеспечили охрану законному правителю страны. Опять же есть кому за этим самым правителем присмотреть и при случае поставить его на место. Командующий гарнизоном воевода Сфенкел сообщал в Доростол о каждом шаге царя, но Борис с этим мирился, поскольку в данной ситуации он был совершенно бессилен. Приходилось утешаться гем, что ему были оставлены все царские регалии и сохранена номинальная власть. Даже царскую казну русы оставили нетронутой, а потому двор Бориса не потерял своей пышности и великолепия. Там же, в Великом Преславе, находился и Калокир, претендент на трон Византии. И явно, что не просто так он находился вдали от ставки Святослава. Скорее всего, именно ему доверили сбор информации о том, что происходит на территории Империи, какие планы вынашивают базилевс и его окружение. Преслав гораздо ближе к границе, чем Доростол, а потому из него гораздо удобнее вести наблюдение за противником.
Верил ли Святослав в то, что мир, заключённый с Цимисхием, долговечен? Вряд ли. Сам хищник по натуре, он и других правителей считал хищниками и понимал, что император никогда не допустит присутствия русов в Болгарии. А раз так, то новая война не за горами, и к ней надо основательно готовиться. Вполне возможно, что какие-то договорённости с венграми и печенегами у князя были и по весне 971 года они должны были снова прибыть в Болгарию, для нового совместного похода на Византию. А там князь снова призовёт под знамёна тех болгар, которые главного врага видят в Империи, а не в Руси. И новый поход на Царьград станет реальностью.
Но это не более чем предположение, поскольку никаких сведений в письменных источниках по данному вопросу нет. Однако косвенно на это указывает тот факт, что в течение зимы русы совершали постоянные набеги на приграничные земли Империи и подвергали их жесточайшему разгрому. На это указывав! Лев Диакон, отмечая, что «скифы совершали внезапные набеги, беспощадно разоряли и опустошали Македонию, причиняя тем самым ромеям огромный вред». Когда хочешь жить с соседом в мире, то ни о чём подобном и речи быть не может, а когда ты знаешь, что мир этот продлится недолго, то и действуешь соответственно. Однозначно, что такие набеги происходили с ведома Святослава, ведь князь находился в Болгарии, а не в Киеве и вряд ли кто из его мужей рискнул бы заниматься подобными делами на свой страх и риск. За такую самодеятельность князь запросто мог кому-либо из воевод снять голову с плеч — не ради наказания, а ради дисциплины, дабы другим неповадно было.
К подобным действиям подталкивало и то. что после того, как Варда Склир был отозван на подавление мятежа Варды Фоки, его на посту командующего войсками в Европе сменил Иоанн Куркуас, недостойный представитель достойного рода. Удивительно, но при всём патриотизме Льва Диакона именно сей стратег удостоился самых нелицеприятных отзывов от историка, которому, очевидно, было просто стыдно за соотечественника, позорившего знамёна Империи. «Магистр Иоанн, по прозванию Куркуас, которому было доверено находившееся там войско, предавался сверх меры бездействию и пьянству, проявляя неопытность и неумелость в управлении делами; поэтому помыслы росов и исполнились своевольной дерзостью». Вот так, коротко и ясно. Ну а в свете изложенного материала вывод напрашивается один — и Святослав и Цимисхий не считали заключённый между ними мир долгим, и оба готовились к войне. И здесь важнейшее значение приобретал вопрос: кто первым нанесёт удар? Первым ударил Цимисхий.
Ждал ли Святослав наступления византийцев на Болгарию ранней весной 971 года? Все факты однозначно свидетельствую!’, что нет. Цимисхий действовал на опережение, и это ему блестяще удалось, поскольку если венгры и печенеги и собирались прийти к Святославу на помощь, то явно не успевали. С другой стороны, и подкрепления с Руси тоже не могли подойти к этому времени из-за весенней распутицы и разлива рек. Потому Святослав и встретил вражеский удар только теми силами, которыми в данный момент располагал. Но по большому счету, это было несмертельно, поскольку и этими войсками князь имел возможность отразить вражеское вторжение, однако этого не произошло. И вот здесь мы подходим к главной загадке всех Балканских войн Святослава, поскольку именно это событие оказало решающее влияние на последующий ход событий. Сделав дальнейшую борьбу Святослава за Болгарию бессмысленной. Речь идет о том, как армия базилевса беспрепятственно перешла через горы Гем и атаковала разбросанные по стране войска Святослава.
Дело в том, что через эти горы ведут очень узкие и опасные для войск ущелья, которые называются клисурами и по идее должны защищаться отрядом бойцов под командованием клисурарха. Но это в теории. На практике же, когда Цимисхий повел свои войска в Болгарию, в этих теснинах не оказалось не то что отрядов прикрытия, а даже дозорных не было. И в итоге разразилась катастрофа.
На мой взгляд, виновника случившегося отыскать довольно сложно, и всё это будут не более чем предположения, но попробовать стоит. Начнём с того, что ни шпионы, ни разведчики не смогли своевременно предоставить Святославу сведения о готовящемся нашествии, а князь, не располагая информацией, не смог принять своевременных мер. Однако у Скилицы есть интересное сообщение о том, что накануне вторжения к Цимисхию прибыло посольство русов. «Ему повстречались два посланца скифов, которые под видом посольства прибыли для того, чтобы разведать силы ромеев. Когда они стали упрекать ромеев, утверждая, что терпят несправедливость, император повелел, отлично понимая причину их прибытия, чтобы они обошли весь лагерь, осмотрели ряды воинов, а после обхода и осмотра отправились на зад и рассказали своему вождю, в каком прекрасном порядке и с каким послушным войском идет против них войною император ромеев».
Как видим, нелепостей в этом известии масса. Зачем, к примеру, базилевсу показывать свою армию и говорить послам, что он идёт на Святослава войной, если в данный момент его главной целью было беспрепятственно миновать клисуры? Но нам важен сам факт того, что разведка велась и Цимисхий об этом знал, а потому вполне вероятно, что византийцы лазутчикам просто сливали дезинформацию. Княжеским разведчикам было очень сложно тягаться в мастерстве с тайной службой Империи! Да и Лев Диакон прямо говорит о том, что Иоанн рассчитывал на внезапность нападения и потому император никого не ставил в известность о своих намерениях.
Итак, вывод первый — дальняя разведка Святослава подготовку византийского наступления и его начало пропустила.
Иногда говорят о том, что киевский князь настолько поверил в искренность Цимисхия при заключении мира, что просто взял да и оставил эти ущелья без охраны и дозоров — а как же, ведь базилевс дал слово! Позвольте, но в этот бред уже я не поверю, поскольку Святослав не тот человек, чтобы запросто так врагу верить на слово. К тому же рядом был Калокир, который бы в любом случае подсказал, что значит в Империи слово императора варвару. Святослав — прирождённый воин, война составляет смысл его жизни, и уж он-то понимал, что значит для врага овладеть этими ущельями и какой катастрофой это грозит его армии. Он однозначно должен был отдать приказ об их охране, в самом крайнем случае выставить хотя бы дозоры, чтобы те доносили о любом появлении ромеев в клисурах.
Однако здесь мы несколько отступим в сторону и обратим внимание на следующий момент. Очень часто гениальные военачальники совершают такие грубейшие ошибки, которые, как кажется, не мог бы допустить и командир среднего звена. Примеров можно привести массу. Например, Александр Македонский, пройдя с минимальными потерями весь Восточный поход, вдруг ни с того ни с всего решил провести войска через пустыню Гедросия, где и уложил в песках треть своей армии. А ведь мог пойти другим путём, гораздо менее опасным. В итоге тысячи македонских ветеранов, которых пощадило вражеское оружие, погибли жуткой, а главное, бессмысленной смертью от голода и жажды.
Или Ганнибал. Смешав с землёй под маленьким городком Канны римскую армию, он вместо того, чтобы сразу же идти на Рим, в котором даже войск не было, и взять победу, которая уже лежала у его ног, затеял отдых, праздник и в итоге эту самую победу упустил. Решение, которое не поддаётся никакой логике, а само главное, соратники великого полководца открытым текстом говорили, что ему надо делать. Ио у Ганнибала словно рассудок помрачился. Итог— проигранная война, изгнание и самоубийство на чужбине.
Великий Помпей, один из величайших полководцев Римской республики за всю её историю, в битве при Диррахии вдребезги разнёс легионы авантюриста Цезаря. Но вместо того чтобы продолжать преследование, взять вражеский лагерь и закончить войну, приказал трубить отбой и вернул армию на исходные позиции. Больше всех подобному исходу дела был удивлён сам Гай Юлий, который заявил, что «сегодня победа осталась бы за противниками, если бы у них было кому победить» (Плутарх). Потом был разгром при Фарсале, бегство в Египет и смерть Помпея от рук наемных убийц. Таким образом, мы видим, что каким бы военачальник ни был гениальным, а право на грубейшую ошибку он всегда имеет. И почему Святослав здесь должен быть исключением?
Я думаю, что всё было очень просто. Как уже отмечалось, Великий Преслав стоит гораздо ближе к этим самым проходам, чем Доростол, можно сказать практически рядом. В Великом Преславе — воевода Сфенкел, у которого 10 ООО бойцов — для охраны и слежки за царём многовато, а вот для того, чтобы перекрыть клисуры, вполне достаточно. И мне кажется, что именно ему и поручил Святослав охрану этих самых ущелий, потому и выделил такое большое количество воинов, чтобы в случае опасности их быстро перекрыть и продержаться до подхода главных сил. Ромеи этих ущелий боялись как огня, не одна их армия усеяла своими костями их дно, а потому князь был абсолютно уверен в том, что враг в них будет остановлен.
Однако, как говорится, доверяй, но проверяй! Святослав проверить не удосужился, понадеявшись на Сфенкела, а тог, очевидно, слишком увлёкся набегами на земли Империи и праздничной жизнью двора царя Бориса. А ведь, по большому счёту, достаточно было просто выставить караулы на входах в клисуры, чтобы те дали весть о вражеском наступлении. Не хочешь на это дело ратников отправлять, найми болгар, засыпь их золотом, возьми заложников, но пусть сторожат и в случае опасности весть подадут.
Однако ничего этого сделано не было, да и Калокир, который просто обязан был указать на это вопиющее пренебрежение собственными обязанностями воеводе, этого не сделал. Очевидно, патрикий входил в роль будущего базилевса и настолько увлёкся примеркой императорских регалий при царском дворе, что утратил чувство реальности. В итоге ромеи свалились на Преслав Великий, как снег на голову. Но со Святослава это ответственности не снимает, поскольку именно он главный военачальник, а значит, он и отвечает за действия подчинённых. Что ему мешало лично убедиться, как выполняются его распоряжения? Вполне вероятно, что именно что-то подобное и могло иметь место весной 971 года, но. оговорюсь ещё раз, это версия, и не более.
С другой стороны, князь вполне мог рассчитывать на то, что восстание Варды Фоки продлится значительно дольше, а войска Цимисхия надолго завязнут в Малой Азии. Да и у Льва Диакона оси» упоминание о том, что русы были уверены в том, что на Пасху византийцы не начнут военных действий, об этом говорит у него Цимисхий: «Но так как их обмануло приближение святой Пасхи, они не преградили дороги, не закрыли нам пути, полагая, что мы не откажемся от блестящих одежд, от торжественных шествий, пиршеств и зрелищ, которыми знаменуют дни великого праздника, ради тяжких невзгод войны».
Действительно, Пасха считалась у византийцев временем мира, но Иоанн не хотел уподобляться Ганнибалу, который предпочёл праздник победе, а потому выступил в поход. Базилевс спешил, от лазутчиков он знал, что клисуры не охраняются, и хотел воспользоваться благоприятным моментом. Однако перед самым входом в ущелье армия остановилась, воины в прямом смысле слова боялись туда заходить, поскольку среди византийских солдат эти места пользовались дурной славой. Тщетно Цимисхий обращался с речами к подчинённым, тщетно указывал им на полное отсутствие опасности. Армия с места не сдвигалась, все прекрасно помнили о том, как базилевс Никифор I потерпел поражение в таких же теснинах и болгарский каган Крум сделал из его черепа чашу для вина.
И тогда Иоанн положил копьё на плечо и один поехал в глубину клисуры. За ним потянулась гвардия «бессмертных», за гвардейцами пехотные тагмы, и вскоре весь авангард уже маршировал по ущелью. Этот передовой отряд насчитывал 5000 легковооружённых бойцов и 4000 всадников, остальную громаду вёл паракимомен Василий. Через клисуру Сидера византийская армия, подобно гигантской змее, наползала на земли Болгарии. Недолгий мир закончился, вновь надвигалась военная гроза. Переход прошёл на удивление спокойно, и имперские войска стали выходить из гор на равнину, где их тоже никто не ждал. Теперь все страхи были позади, и Цимисхий торжествовал — неожиданно быстро и совершенно без потерь его армия преодолела горы Гем и вышла на оперативный простор.
БИТВА ЗА ВЕЛИКИЙ ПРЕСЛАВ
Завязалось сражение, и росы отчаянно сопротивлялись, не показывая врагам спины.
Это было обычное апрельское утро. Столица Болгарии медленно просыпалась, начиналась суета в царском дворце, постепенно оживлялись улицы, торговцы на городском рынке открывали лавки. Проснулся царь Борис, проснулись царедворцы, тряся с похмелья взлохмаченной головой, медленно приходил в себя Калокир, который как вошёл в роль претендента на трон Византии, так всё и не мог из неё выйти. Изображая будущего базилевса при болгарском дворе, патрикий настолько утратил чувство реальности, что вместо того, чтобы заниматься каким-либо полезным делом, он целыми днями выслушивал славословия в свой адрес от болгарской знати. Потом пиры и заздравные чаши в честь будущего императора и как итог — тяжкое похмелье.
Вот и в это утро мучился Калокир от непомерных возлияний Бахусу, не зная, куда себя деть и где бы укрыться от того шума, который назойливо доносился из пробуждающегося города. А затем голова патрикия словно взорвалась. Топот тысяч ног сотряс мостовые Великого Преслава, и лязг железа прокатился по улицам, когда 8500 русов из гарнизона промаршировали по городу. На равнине за пределами городских стен они должны были заняться воинскими упражнениями. Словом, начинался обычный день, который ничем не выделялся из массы серых будней. Люди занимались своими обычными делами, и никто из них даже и не подозревал, что истекают последние мирные часы, что завтрашнего рассвета многие из них не увидят и что наступает агония некогда великого Болгарского царства.
За городом воевода Сфенкел до седьмого пота гонял своих бойцов, воины сходились и расходились в учебных поединках, многие поснимали доспехи и размахивали мечами в одних белых полотняных рубахах. И никто поначалу не обратил внимания на одинокого всадника, который мчался по равнине и что-то отчаянно кричал, размахивая руками. Даже когда крик: «Ромеи!» — донёсся до русов, то на него никто не обратил внимания, все продолжали заниматься своими делами. Лишь когда всадник осадил своего взмыленного коня около воеводы и указывая рукой в сторону гор с тал что-то сбивчиво объяснять, ратники прекратили упражнения и замерли на месте. Сфенкел слушал очень внимательно, а затем крикнул гонцу, чтобы тог скакал в Преслав, а там предупредил Калокира и царя Бориса о вражеском вторжении. После этого воевода повернулся к своим воинам и громовым голосом проревел: «К бою!» Ратники кинулись облачаться в доспехи, разбирать лежавшие на граве щиты, но было уже поздно: вдалеке, сверкая на солнце блеском панцирей, появились отряды катафрактов и клибанариев. Не останавливаясь, они прямо на ходу перестраивались в клинья и стремительно приближались к встающим в боевые порядки русам.
Однако в рядах воинов Святослава паники не было. И хоть многие из бойцов не успели облачиться в доспехи, но все похватали щиты и встали встрой. Плечом к плечу, щиты сдвинуты внахлест, острия тысяч копий и мечей нацелены на врага. В передних рядах встали ратники с большими, в рост человека, щитами, остальные же встали в задних шеренгах. Сфенкел понимал, что врагов много и бой будет тяжелейшим. Но так у русов был хоть какой-то шанс, потому что если они все дружно побегут в город, то вряд ли кто живым доберется до городских ворог. Воевода поднял меч и указал на приближающихся ромеев — ратники ударили оружием о щиты, и имя грозного бога войны — «Перун!» — прокатилось над равниной. «Стена щитов» пошла в атаку.
С городских стен было видно, как византийская конница врезалась в строй русов, а затем, теряя людей и коней, откатилась назад. Грозный колокольный звон плыл над Великим Преславом, все оставшиеся в городе княжеские воины были подняты но тревоге и теперь занимали позиции на укреплениях и у городских ворог. На башню поднялся в окружении свиты Борис II, внизу толпились его телохранители и болгарские воины, решившие встать на защиту своего царя. Только Калокира нигде не было видно. Едва патрикий узнал о том, что базилевс идёт прямо на столицу Болгарии, как его обуял животный страх, он вскочил на коня и помчался в Доростол.
А на равнине у Преслава бушевала сеча. Волны панцирной кавалерии накатывались на «стену щитов», но русы крепко держали строй и, отражая вражеский натиск, медленно пятились в сторону городских ворот, надеясь укрыться за стенами. Византийские стратеги прекрасно понимали, чего хочет русский воевода, но поделать ничего не могли — их армия выдвигалась на равнину колоннами и лишь здесь разворачивалась в боевые порядки, вступая в бой по частям. Сосредотачивать войска значило дать время русам укрыться за юродскими укреплениями, а этого имперские военачальники себе позволить не могли. Им и так крупно повезло, что они застали главные силы противника за городом и не готовыми к бою. теперь лишь надо было правильно распорядиться выпавшим шансом. Однако русы бились люто, не давали развалить «стену щитов» и прорвать боевой строй, а потому все попытки византийских полководцев заканчивались ничем. Но тут на ноле боя во главе своей гвардии появился базилевс.
Цимисхий ситуацию оценил мгновенно. По его приказу «бессмертные» развернулись в боевые порядки и, пришпорив коней, пошли в атаку на левое крыло русов. Ударом бронированного кулака они проломили «стену щитов» и врубились во вражеские шеренги, оба отряда перемешались, и началась страшная рукопашная схватка. Воины Сфенкела отбивались из последних сил, когда оказались недалеко от городских стен и стоявшие там лучники засыпали византийцев дождём стрел. Атака ромеев замедлилась, а русы прорвались к воротам. Потери были страшные, большая часть воинства осталась лежать на равнине, и это могло в дальнейшем иметь роковое значение, поскольку для обороны стен могло просто-напросто не хватить людей. Однако наступила ночь, и византийцы, не желая подвергать себя риску сражения в темноте, ушли от города и расположились лагерем на равнине. Всю ночь из ромейского стана доносился шум и лязг железа, подходили всё новые и новые войска, прибыла осадная техника, которую сразу же стали собирать военные инженеры. Защитники Великого Преслава тоже всю ночь не сомкнули глаз, поднимали на стены связки копий и дротиков, складывали в кучи камни, в огромных чанах кипятили смолу и воду.
Наутро загрохотали метательные машины византийцев, и битва возобновилась. Страшные удары каменных глыб рушили стены, сносили крепостные зубцы, десятками сбивая защитников, проламывали крыши домов, убивая и калеча мирных жителей. Цимисхий лично появился в рядах своей армии и отдал приказ идти на штурм. Желая выслужиться на глазах базилевса, ромеи ринулись вперёд, приставили к стенам штурмовые лестницы и стали быстро карабкаться наверх. Но на гребне стены их ждали. На византийцев обрушился ливень стрел и копий, посыпались камни, полились потоки смолы и кипятка. Сотни ошпаренных, изувеченных и исколотых тел легли у основания стен, но натиск врага было не остановить. И тогда русы отбросили луки и схватились за мечи и боевые топоры, лютая сеча окутала Великий Преслав железным кольцом. И трубленные и иссеченные ромеи десятками валились с гребня стены, однако всё новые и новые бойцы сплошным потоком поднимались наверх. У воеводы Сфенкела уже просто не хватало воинов, чтобы посылать на наиболее опасные участки. Рубились на стенах, рубились на башнях, однако ромеев становилось всё больше и больше, они спрыгивали со стен внутрь города и устремлялись к городским воротам. Защищавшие ворота русы, отчаянно секли мечами атакующих их византийцев, но силы были слишком неравными, и когда последний ратник рухнул на залитые кровью каменные плиты мостовой, акриты распахнули окованные железом створы. Войска базилевса вступили в город.
Неудержимым стальным потоком вливалась армия Империи в Великий Прсслав, сметая немногочисленных защитников, встающих у неё на пути. Большинство русов, узнав, что византийцы прорвались в город, со всех ног бросились к Цитадели, где находился царский дворец. Именно гам Сфенкел решил дать последний бой ромеям, поскольку прекрасно понимал, что город не удержать и остаётся только одно — дорого продать свою жизнь. К воеводе присоединились многие знатные болгары со своими дружинниками, понимая, что уж им от Цимисхия пощады точно не будет. Вряд ли базилевс простит им то, что они поддержали Святослава и Калокира.
А на улицах болгарской столицы уже шёл повальный грабёж и резня, византийские солдаты разбежались по городу, врывались в дома и хватали всё самое ценное, а женщин и детей забирали в плен. Теперь за оружие схватились болгары и, защищая свои дома и имущество, вступили в бой с ромеями. Видя, что практически выигранная битва вот-вот разгорится с повой силой, Цимисхий велел прекратить мародёрство самым жестоким образом, а сам обратился к жителям города. «Он говорил, что прибыл не для того, чтобы повергнуть болгар в рабство, но чтобы их освободить, и утверждал, что одних только росов он считает врагами и относится к ним по-вражески» (Л. Диакон). Когда к базилевсу привели захваченного в плен Бориса И вместе с женой и детьми, то Иоанн приветствовал его дружески и назвал царём Болгарии. Однако Цимисхий не был бы Цимисхием, если бы и здесь не постарался заработать политический капитал. Потому и разглагольствовал базилевс на площади о том, что «он явился отомстить за мисян, претерпевших ужасные бедствия от скифов». Но тем не менее царскую казну Бориса, которую русы не тронули, ромеи разграбили полностью, продемонстрировав совершенно иной подход к проблеме.
Между тем сражение ещё не было закончено, и византийцы пошли на приступ Цитадели. Понимая, что шансов нет никаких, Сфенкел велел ворота не запирать, а встал там вместе с отборными воинами. Видя, что в крепость есть проход, византийцы устремились в ворота, где и столкнулись с готовыми к бою русами. Гридни Свенельда приняли ромеев на мечи и секиры. Под ударами мечей и боевых топоров полегло около 150 воинов базилевса, а остальные в ужасе бросились врассыпную. Но подходили всё новые и новые отряды, и бойня в воротах возобновилась. Под яростными ударами русов раскалывались византийские щиты, плющились шлемы, с хрустом перерубались кости, и в тоге ромеи снова не выдержали. Подъехавший к Цитадели Цимисхий увидел разбегающихся бойцов, недолго думая спрыгнул с коня, поднял валявшийся на земле щит и. рванув из ножен дамасский клинок, бросился к ворогам. Греки на мгновение застыли, а затем бросились за базилевсом, который, прикрывшись щитом, устремился на русов. Вновь с лязгом скрестились в воротах клинки, убитые и раненые падали с обеих сторон, но Иоанн видел, что его воинов гибнет гораздо больше, а потому велел (иступить.
Осмотревшись, Цимисхий распорядился бросать за стены Цитадели огонь, и когда за спиной защитников занялся царский дворец. Сфснкел построил в клин своих уцелевших воинов и выступил из крепости. Прикрывшись большими щитами, ратники устремились на ромеев и врезались в их ряды. Контратаку возглавил Варда Склир, но и он не смог остановить прорыв. Бойцы Сфенкела ломили вперёд, падали под вражескими ударами, но продолжали упорно прорубать кровавую просеку сквозь ряды византийцев. Клин удалось разбить лишь у городских ворот, большинство болгар и русов погибло на месте, часть разбежалась по узким улицам и там сражалась ещё какое-то время, и лишь немногие сумели уйти за городские стены. Двухдневная битва завершилась полной победой базилевса, столица Болгарии была взята, но главное заключалось в том, что Цимисхию удалось уничтожить практически треть армии Святослава. И если свои потери император мог запросто восполнить, благо до границ Империи было рукой подать, то киевский князь подобной роскоши себе позволить не мог, и это делало его положение катастрофическим.
Всё это Иоанн прекрасно понимал, а потому и не стал спешить с дальнейшим наступлением на Доростол, дав своей армии, измученной длительным переходом и двухдневными боями, заслуженный отдых. Сам же базилевс решил отпраздновать одновременно Пасху и победу, в честь которой он переименовал Великий Преслав в Иоаннополь, по примеру великих царей древности. А для болгар это был ясный знак — их независимость доживает последние дни, пришла сила, против которой им не выстоять. И именно после этого Восточная Болгария решила поддержать не Святослава, а Цимисхия, поскольку со всей очевидностью стало ясно, на чьей стороне в этот раз будет перевес.