«ЧУЖОЙ ЗЕМЛИ ИЩЕШЬ…»
ПУТЬ ДОМОЙ
Послаша псрсяславци к Печенегом, глаголюще сице: «Идеть вы Святослав в Русь, взем имение много у Грек и полон бещисленыи, с малом дружины». Слышавши же Печснезе, и заступиша Печенези порокы.
Мир с базилевсом был заключён, но оставалась ещё одна проблема, и была она в свете последних событий достаточно серьёзной и опасной. А называлась эта проблема — печенеги. После нескольких лет военных действий в войске Святослава оставалось около 10 000 воинов, причём большинство из них получили ранения и были изрядно измотаны непрерывными боями. Моральный настрой тоже оставлял желать лучшего, ведь война была проиграна, и возникла необходимость покинуть те земли, которые русы уже привыкли считать своими. Но был и ещё один факт, который не лучшим образом повлиял на боевой дух ратников Святослава. Именно к моменту подписания мирного договора с Империей киевский князь обрушил репрессии на собственных воинов, тех, которые исповедовали христианскую веру.
Эти сведения нам сообщает В. Н. Татищев, и я не вижу оснований в них сомневаться: «Тогда диавол возмутил сердца вельмож нечестивых, начал клеветать на христиан, бывших в войске, якобы это падение войск приключилось от прогневания лжебогов их христианами. Он же настолько рассвирепел, что и единственного брата своего Глеба не пощадил, но разными муками томя убивал». То, что Святослав рассвирепел, понять можно. Жестоко израненный в последних сражениях, потерпевший поражение в войне, он находился буквально на грани. И когда возникла проблема с христианами, то князь сорвался и дал выход своему гневу. Мало того, он «послал в Киев, повелел храмы христиан разорить и сжечь и сам вскоре пошел, желая всех христиан изгубить». Только вот возможно, что гнев Святослава вскоре прошёл и разум правителя взял вверх над эмоциями, а потому, может быть, он и не начал бы в Киеве полномасштабную резню инаковерующих. А вот на Дунае христианам действительно не повезло, и чтобы в этом убедиться, мы сравним два договора — Святослава и его отца Игоря. Почитаем, как русы клянутся в соблюдении этих важнейших документов. Итак, клятва людей Игоря: «Мы же, те из нас, кто крещен, в соборной церкви клялись церковью святого Ильи в предлежании честного креста и хартии этой соблюдать все, что в ней написано, и не нарушать из нее ничего; а если нарушит это кто-либо из нашей страны — князь ли или иной кто, крещеный или некрещеный, — да не получит он помощи от Бога, да будет он рабом в загробной жизни своей и да будет заклан собственным оружием.
А некрещеные русские кладут свои щиты и обнаженные мечи, обручи и иное оружие, чтобы поклясться, что все, что написано в хартии этой, будет соблюдаться Игорем, и всеми боярами, и всеми людьми Русской страны во все будущие годы и всегда» (Повесть временных лет).
А теперь как поклялись мужи Святослава: «Если же не соблюдем мы чего-либо из сказанного раньше, пусть я и те, кто со мною и подо мною, будем прокляты от бога, в которого веруем, — в Перуна и в Волоса, бога скота, и да будем желты, как золото, и своим оружием посечены будем» (Повесть временных лет). Видите разницу — в войске Святослава к этому моменту христиан нет! И если это сопоставить с известием Татищева, то картина получается очень интересной.
Теперь вернёмся к печенегам. Вот что сообщил об этом Иоанн Скилица: «По просьбе Свендослава император отправил посольство к пацинакам, предлагая им стать его друзьями и союзниками, не переходить через Истр и не опустошать Болгарию, а также беспрепятственно пропустить росов пройти через их землю и возвратиться домой. Назначен был исполнить это посольство Феофил, архиерей Евхаитский». Как мы помним, в 970 году степняки выступают на стороне русов, а уже в 971 году Святослав говорит: «А печенеги с нами ратны». Почему это произошло? Я думаю, что здесь не надо делать сногсшибательных открытий или начинать мудрить, выдумывая разные теории. Всё было достаточно просто. На дипломатическом поприще вряд ли кто под лучами солнца мог бы состязаться с сановниками Империи, а потому нет ничего невероятного в том, что они могли просто-напросто договориться со степняками. Засыпать дарами печенежских ханов и посулить им золотые горы византийцам ничего не стоило. Но была у этой проблемы и другая сторона медали.
Как уже упоминалось выше, если с некоторыми из печенежских колен Святослав мог находиться в добрососедских отношениях, то это не значит, что столь же дружески к нему относились и остальные ханы со своими родами. Вот к этим-то враждебным киевскому князю печенегам и могли направиться византийские послы, чтобы побудить их активизировать свою деятельность. Момент был очень удачный. Те роды, которые были дружески настроены к Святославу, понесли страшные потери в битве при Аркадиополе и теперь вряд ли могли оказать ему какую-либо помощь вообще. На первые позиции в Степи теперь выходили враги киевского князя.
Теперь же, когда мир был заключен, а Святослав из врага превращался в союзника Империи, Цимисхий отправил к степнякам посольство Феофила, чтобы решить вопрос о беспрепятственном возвращении русов на родину.
Святослав прекрасно осознавал всю слабость своего войска, с которым ему придется возвращаться на родину: «Видев же мало дружине своея, и рече к собе: «Да како прельстивше, избиють дружину мою и мене»; беша бо мнозе избиене на полку» (Новгородская I летопись младшего извода). Поэтому перед князем и его воеводами встал вопрос, от которого зависело многое: каким же путем возвращаться домой? Святослав знал, что печенеги ему враждебны, а потому покидать Болгарию не спешил, ожидая, когда вернётся посольство Феофила. Судя по всему, именно эта задержка и оказалась роковой, прождав посольство, князь резко ограничил себя во времени, поскольку наступила осень. Как оказалось, Святослав прождал зря, поскольку вести послы привезли неутешительные: «Пацинаки приняли посольство и заключили договор на предложенных условиях, отказавшись только пропустить росов» (И. Скилица). Сейчас трудно ответить на вопрос, насколько сильно настаивал Феофил на беспрепятственном проходе недавних врагов своего государства, возможно, он действительно пытался что-то сделать, а может, подошёл к вопросу чисто формально. Но дело в том, что в гибели Святослава русские летописцы винят не ромеев, а болгар, причём этот факт засвидетельствован с завидным единодушием как в крупнейших летописных сводах, так и в региональных летописях. А потому игнорировать его мы не можем.
«Послаша переяславци к Печенегом, глаголюще сице: «Идешь вы Святослав в Русь, взем имение много у Грек и полон бещисленыи, с малом дружины». Слышавши же Печенезе, и заступиша Печенези порокы» (Новгородская I летопись младшего извода). Если посланцы от болгар тайно явились к печенежским ханам во время пребывания там Феофила, то миссия епископа изначально была обречена на провал. Болгары запросто могли расписать печенегам всю слабость войска киевского князя и обилие добычи, которую он везёт на Русь. Им было достаточно разбудить алчность кочевников, вкупе с мстительностью, освежив их память напоминанием о разгроме в 968 году, когда Святослав побил печенегов в степях.
Ещё один момент, о котором сообщает Скилица, так это то, что «пацинаки были раздражены тем, что он [Святослав] заключил с ромеями договор». Как это можно понять? Я думаю, вполне вероятно то, что некоторые из вождей родов, до сих пор недружественных киевскому князю, стали склоняться к тому, чтобы вместе с ним принять участие в войне с Империй. Россказни тех, кто ходил за Дунай, вызывали у них зависть, а гибель множества соплеменников в битве при Аркадиополе вовсе не отпугивала. Печенеги на жизнь смотрели просто, и часто вчерашние враги для них становились друзьями или наоборот. В итоге поход на Балканы рисовался им очень радужной перспективой, а тут Святослав взял да и замирился с базилевсом! Все планы сразу рухнули, добыча уплыла, можно сказать, из рук, и осталась лишь только злость на виновника подобной несправедливости. В итоге Феофил получил отказ.
Тогда зачем это было надо болгарам? Ответ прост. Зная Святослава, они прекрасно понимали, что рано или поздно он снова вернётся на Дунай, снова польётся болгарская кровь, запылают деревни и сёла, а города подвергнутся осаде и разорению. Что Болгария снова станет ареной схватки двух хищников, разменной монетой в большой политической игре.
Но тогда возникает другой вопрос: а догадывался ли Цимисхий о том, что Святослав вернётся? Скорее всего, да. Тогда вопрос другой: а может, это он посодействовал тому, чтобы печенеги напали на войска киевского князя на обратном пути? Вряд ли. Ведь захоти базилевс уничтожить остатки армии русов, он бы запросто это сделал на Нижнем Дунае, не связываясь с печенегами. Ведь не факт, что нападение степняков обернётся для Святослава катастрофой, а если правда выйдет наружу, то новой войны всё равно не избежать. Но вот если бы базилевс нарушил перемирие и атаковал русов прямо в Болгарии, то, скорее всего, живыми бы они не ушли вообще. Огненосные корабли грозно стояли на Дунае и в случае приказа сожгли бы весь ладейный флот Святослава, как только бы он двинулся вниз по реке. И здесь уже без вариантов. Однозначно, что к Цимисхию продолжали подходить подкрепления, а у Святослава по-нрежнему оставались лишь остатки некогда грозной армии. Недаром говорят: если хочешь что-то сделать хорошо, сделай это сам, а император был не из тех людей, которые перекладывают ответственность на других. Тем более на печенегов. И возжелай Иоанн смерти князя, то вряд ли бы ему что-то могло помешать. Потери в людях базилевса не пугали, а что до нарушенного договора, то победителей не судят.
И тем не менее некоторые меры Цимисхий принял. Базилевс был прежде всего воином и прекрасно знал, что любой мир — это лишь подготовка к новой войне, да и к Святославу доверия не испытывал. Подтверждение этому мы находим у Скилицы, который сообщил, что