— Ах! — с возмущением произнес Люпэн.
И, немного подумав, добавил:
— Насколько мне помнится, госпожа Формери очень хороша собой?
Следователь, казалось, не понимал. Он подошел ближе и сказал голосом, полным тревоги, несколько театральным тоном:
— Мсье, в это утро меня предупредили письмом, что жена будет мне немедленно возвращена, как только найдут Штейнвега. Вот это письмо. Оно подписано Люпэном. Его послали вы?
Люпэн посмотрел на письмо и серьезным тоном подтвердил:
— Да, его послал я.
— Отсюда следует, что вы хотите добиться от меня, путем принуждения, права повести поиск названного Штейнвега?
— Я этого требую.
— И моя жена сразу после этого будет освобождена?
— Совершенно верно.
— Даже в том случае, если поиск окажется безрезультатным?
— Подобный случай исключен.
— А если я откажусь? — воскликнул Формери в неожиданной вспышке возмущения.
Люпэн тихо сказал:
— Ваш отказ может иметь серьезные последствия… Госпожа Формери — красивая женщина…
— Хорошо. Ищите… Вы — хозяин положения… — скрипнул зубами господин Формери.
И скрестил на груди руки, как мужчина, умеющий, при случае, примириться с суровой необходимостью.
Господин Вебер не произнес при этом ни слова, но в ярости покусывал все время ус, и чувствовалось, какой он должен был испытывать гнев, вынужденный лишний раз подчиниться капризам побежденного, но тем не менее — неизменно побеждавшего их противника.
— Поднимемся наверх, — сказал Люпэн.
Все последовали за ним.
— Откройте дверь в эту комнату!
Дверь отворили.
— Снимите с меня наручники!
Мгновенное колебание. Господа Формери и Вебер обменялись взглядами, советуясь.
— Пусть с меня снимут наручники! — повторил Люпэн.
— Под мою ответственность, — сказал заместитель шефа Сюрте.
И, подав знак восьми полицейским, которые его сопровождали:
— Взвести курки! При первой команде — огонь!
Его люди вынули револьверы.
— Долой оружие! — приказал Люпэн. — Руки — в карманы!
И, видя колебание окружающих, с силой добавил:
— Клянусь честью, что я нахожусь здесь, чтобы спасти жизнь человеку, который, вероятно, уже в агонии, и не попытаюсь совершить побег.
— Честь Люпэна… — пробормотал один из полицейских.
Резкий удар по ноге исторг у него крик боли. Его товарищи подскочили, дрожа от злости.
— Стойте! — закричал господин Вебер, бросаясь между ними и арестантом. — Давай, Люпэн, даю тебе час времени… И если через час…
— Никаких условий, — с непреклонностью сказал Люпэн.
— Эх! Делай, что хочешь, скотина, — вне себя от ярости проворчал заместитель шефа.
И отступил, отводя с собой в сторону своих людей.
— Замечательно, — сказал Люпэн. — Теперь можно спокойно поработать.
Он устроился в покойном кресле, спросил сигарету, закурил и принялся выпускать к потолку кольца дыма, тогда как остальные ждали, не стараясь скрыть до предела возбужденное любопытство.
Минуту спустя он сказал:
— Отодвиньте кровать.
Кровать отодвинули.
— Снимите все занавески в алькове.
Занавески удалили. Наступила долгая тишина. Казалось, идет сеанс гипноза, из тех, на которых присутствуешь с насмешливым недоверием, смешанным, однако, с тревогой, со смутным страхом перед теми таинственными явлениями, которые могут произойти. Может, на виду у всех сейчас появится покойник, вызванный из пространства всесильным заклинанием колдуна. Может быть, появится…
— Что? Уже?! — воскликнул господин Формери.
— Почти что, — сказал Люпэн. — Может быть вы, господин следователь, считали, что я ни о чем не думал в моей камере и заставил вас привезти меня сюда, не имея отчетливого представления о том, что надо делать?
— Что же дальше? — спросил господин Вебер.
— Пошли одного из твоих людей к доске электрических звонков.
Она должна быть где-то возле кухни.
Один из полицейских удалился.
— А теперь — нажми на кнопку звонка вон там, в алькове, на уровне кровати… Так… Жми сильнее… Не отпускай… Довольно. А теперь — позови обратно субъекта, которого туда послал.
Минуту спустя полицейский поднялся наверх.
— Ну, ты, артист, ты слышал звонок?
— Нет.
— Какой-нибудь из номеров на доске засветился?
— Нет.
— Отлично, значит — я не ошибся, — объявил Люпэн. — Будь любезен, Вебер, отвинти этот звонок; как видишь, он — ложный… Так… И начинай вывинчивать фарфоровый колокольчик, в который вставлена кнопка… Отлично… Что ты видишь теперь?
— Какую-то воронку… Кажется, конец какой-то трубы…
— Нагнись… Приложи губы к этой трубе, как к рупору.
— Сделано.
— Теперь зови: «Штейнвег! Эй! Штейнвег!» Не надо так кричать… Просто говори… Ну что?
— Никто не отвечает.
— Тем хуже. Значит, он либо умер… Либо не может уже отвечать.
Господин Формери не выдержал:
— Значит, все пропало!
— Ничто не пропало, — возразил Люпэн, — но дело может затянуться. У этой трубки, как у всех трубок, два конца; надо добраться до второго.
— Но для этого придется разрушить весь дом…
— Вовсе нет… Сейчас увидите…
Он взялся за дело сам, окруженный всеми полицейскими, которые, правда, больше глазели, чем стерегли своего пленника. Люпэн прошел в другую комнату и сразу же, как и предвидел, обнаружил свинцовую трубу, которая выходила из стены в углу и поднималась затем к потолку.
— Ага! — сказал Люпэн, — эта штука поднимается вверх! Неглупо придумано! Ищут ведь обычно в погребах!
Ниточка вышла на свет, оставалось только последовать за нею. Они поднялись на третий этаж, потом — на четвертый, затем — к мансардам. И увидели вскоре, что потолок одной из мансард был пробит и труба сквозь него уходила дальше, проникая в низкий чердак, который в верхней части тоже был пробит.
А над ним была уже только крыша.
Они приставили лестницу и вылезли наружу через слуховое окно. Кровля здесь была из жестяных листов.
— Разве вы не видите, — спросил господин Формери, — что это ложный след?
Люпэн пожал плечами.
— Вовсе нет.
— Ну конечно! Труба кончается под кровельным листом!
— И это доказывает, что между листами жести и верхней частью чердака остается свободное пространство, где мы найдем… Того, кого ищем.
— Невозможно!
— Сейчас посмотрим. Пусть ваши люди приподнимут листы…
Нет, не там… Труба должна оканчиваться вот тут.
Трое полицейских выполнили приказание. И один из них воскликнул:
— Ах! Вот оно!
Все нагнулись. Люпэн был прав. Под жестью, поддерживавшейся переплетением деревянных, полусгнивших досок, оказалась пустота высотой не более метра. Первый полицейский, который в нее проник, пробил своим весом пол и свалился на чердак. Пришлось продвигаться дальше с особой осторожностью, постепенно поднимая жестяные листы.
Немного дальше им встретилась печная труба. Люпэн, шедший впереди и следивший за работой полицейских, остановился и сказал:
— Вот он.
Человек, скорее — труп, лежал там; при ярком свете дня они увидели его смертельно бледное, искаженное страданием лицо. Он был прикован цепями к кольцам, вмурованным в кладку трубы. Возле него стояли две миски.
— Он мертв, — сказал следователь.
— Что вы об этом знаете! — возразил Люпэн.
Он проскользнул внутрь, попробовал ногой пол, который в этом месте показался ему прочнее, и приблизился к телу. Господин Формери и заместитель шефа Сюрте последовали за ним. Присмотревшись, Люпэн произнес:
— Он дышит.
— Да, — подтвердил господин Формери. — Сердце бьется слабо, но бьется. По-вашему, его еще можно спасти?
— Конечно, — с величайшей уверенностью отозвался Люпэн. — Поскольку он не умер до сих пор…
И скомандовал:
— Молока ему! Сейчас же! Молока с добавкой минеральной воды Виши. Бегом! За все отвечаю я!
Двадцать минут спустя старик Швейнвег открыл глаза. Люпэн, стоя возле него на коленях, прошептал — медленно и отчетливо, чтобы его слова как следует запечатлелись в мозгу пострадавшего:
— Послушай, Штейнвег. Никому не открывай тайны Пьера Ледюка. Я, Арсен Люпэн, покупаю ее у тебя по любой цене, которую ни запросишь. Только не мешай мне действовать.
Следователь взял за локоть Люпэна и озабоченно спросил:
— А госпожа Формери?
— Госпожа Формери свободна. И с нетерпением вас ждет.
— Как вас понять?
— Очень просто, господин следователь. Я заранее знал, что вы согласитесь на предложенную мною маленькую экспедицию. Отказ с вашей стороны был бы немыслим.
— Почему?
— Госпожа Формери слишком хороша собой…
Глава 2Страничка современной истории
I
Арсен Люпэн с силой выбросил оба кулака вправо и влево, приложил их к груди, снова развел, опять соединил. За этим движением, повторившимся тридцать раз, последовал наклон торса вперед и назад, а затем — попеременный подъем ног, после него — попеременное вращение рук.
Все это продолжалось четверть часа, те четверть часа, которые он каждый день посвящал шведской гимнастике, чтобы размять мускулатуру.
Окончив упражнения, он устроился за столом, взял чистые листы бумаги, уложенные в пронумерованные пачки, и, сложив один из них, сделал из него конверт. Затем повторил эту операцию с целым рядом других листков бумаги.
Это была работа, на которую он согласился и которой занимался ежедневно, поскольку заключенные обладали правом самим выбирать себе дело по вкусу: склейку конвертов, изготовление бумажных вееров, металлических кошельков и так далее.
Машинально занимая руки таким нехитрым делом, продолжая разминать мышцы этими механическими движениями, Люпэн неустанно думал о своих делах.
Грохот засовов, щелкание замка…
— А, это вы, мой образцовый тюремщик! Неужто настал час заглавнейшего из туалетов, той стрижки волос, которая предшествует финальной, великой рубке?
— Нет, — сказал надзиратель.