Приходили сюда и другие долачане, старые и молодые, красивые и некрасивые, богатые и бедные, умные и глупые и тем не менее в чем-то очень похожие, что отличает их от жителей трех прочих пригородов Шибеника.
Как мы уже говорили, по будням в Долаце царит тишина. Зато в праздник, особенно к вечеру, Долац кипит! Парни толпами ходят по улицам, останавливаются под окнами своих девушек и поют серенады, никого не пропуская. Девушки слушают, спрятавшись за притворенными ставнями, и родители им не запрещают. Поют складно. Песни по содержанию походят на те, что поют сербы в Венгрии. Затем парни расходятся, каждый идет под окно своей любушки и шепчется там с ней часа два-три. Частенько бывает, что девушка выйдет к воротам, это тоже не запрещено, особенно если ворота выходят на улицу. Молодой человек в дом к девушке не ходит, пока не просватает ее. Впрочем, подобный обычай существует и в других пригородах. Несмотря на такую свободу, не было случая, чтобы девушку опозорили. Напротив, считалось, что молодой паре полезно познакомиться поближе.
Некогда среди долацкой молодежи существовал обычай звать «Королевой» девушку, которую они сочтут самой красивой. Разумеется, это было не так просто, требовалось немало времени, чтобы утихли споры и чтобы большинство согласилось присвоить счастливой девушке сие высокое звание. Однако с Анджей, дочерью Шиметы и Антицы Пуричей, все произошло совсем по-иному. Едва Анджа заневестилась, молодежь единодушно провозгласила ее Королевой.
Вы, верно, не сомневаетесь, что это звание досталось Андже по заслугам, но, чтобы уверить вас окончательно, добавлю, к чести нашей долацкой молодежи, что была она совершенной беднячкой, дочерью батрака.
Но опять же было чем воодушевиться и молодежи: жили и нынче еще живут на свете настоящие королевы, те, что носят драгоценные ожерелья, перед кем склоняются и стар и млад, однако редкая из них могла бы сравниться с Анджелиной, ведь природа даже королев не так уж щедро наделяет стройным станом, белым личиком, черными глазами и пылким взглядом.
Вы запомнили имя Марко Пивича, седьмого сына Гргура и Елены Пивичей? Так вот, если бы существовал обычай выбирать короля, Марко удостоился бы этой чести.
Впрочем, это так, к слову пришлось!
Марко, когда только мог, пел под окном Королевы, опять же его голос был ей приятнее соловьиного. Потом они шептались тут же, как это делали и другие. Королева частенько выскальзывала на улицу, и они обнимались, целовались, как другие, — все, как другие.
На их любовь Шимета и Антица, родители Королевы, не обращали внимания. Ее дело, пускай себе выбирает! На ком остановится, тот и будет, лишь бы замуж вышла по-хорошему, а голодать ей суждено и так и этак!
Еще меньше заботило увлечение сына Гргура и Елену, родителей Марко. С ним все было ясно. Сто раз ему было повторено, чтоб не приводил в дом ни королевы, ни другой менее значительной особы, потому что хлеба нет. Все это относилось и к прочим сыновьям, кроме старшего.
И вы полагаете, это волновало Марко и Королеву?
Ей-богу, нисколечко! Они только посмеивались. Молодым, сильным, привычным к крестьянскому труду да еще влюбленным друг в друга по уши и бояться бедности! Пустяки! Марко наймется на камнедробилку, а там сильный парень может заработать достаточно, вот тебе хлеб да любовь до самой смерти.
И ни он, ни она не думали, что судьба может их разлучить.
Близился петров день. Как-то в воскресенье после обеда Шимета и Антица Пуричи дремали у стола. Королева ушла к подруге. Два ее младших брата играли с соседскими ребятами на берегу. Вдруг отворилась дверь, и в комнату вошел староста Иосиф Буясов.
Если бы вышла из рамы висевшая над кроватью божья матерь, супруги бы не удивились больше, потому что староста никогда ни к кому в гости не ходил.
Шимета залепетал что-то, вставая. Антица, разинув рот, переводила взгляд с одного на другого.
Староста угрюмо оглядел комнату, плюнул прямо перед собой и растер плевок ногой.
— Ух! Ну и жарища, брат! Ежели так протянется, все сгорит! Только позавчера глядел на молодые посадки винограда — нету, брат, ничего, листья увяли.
В знак согласия Шимета кивнул головой.
— А ежели, того… и нынче урожай подведет, тогда хоть пропадай.
— Уж ты пропадешь! — тихо вымолвил наконец Шимета.
— Я… того… привык спать после обеда, а вот сегодня никак… Да еще и другая причина!.. Несчастье мое, Иво, жениться надумал. Ладно, говорю, давай! Которую хочешь? «А придется ли тебе по душе та, кого я выбрал!» Ну, говори, кто? Так нет! Несколько дней молчал, пока наконец сегодня не выпалил. Хочет вашу Анджу… Теперь ясно, с чем я пришел?
Старики недоуменно посмотрели друг на друга: уж не свихнулся ли человек?
— Я… того… ничего против не имею… Анджа девушка достойная, будет меня слушать. Что вы скажете?
Шимета и Антица не могли произнести ни слова.
Иосиф вспылил:
— Какого дьявола молчите, точно каменные? Скажите: «Согласны!» Скажите: «Не согласны!» Или лучше не говорите сейчас ничего, пусть завтра отец придет и принесет ответ. Прощайте!
Иосиф ушел; его не только не угостили, но даже ничего и не предложили.
В тот вечер в доме Пурича было шумно.
— Сука, цыганское отродье, выродок! — отчитывала мать Королеву. — Вместо того чтобы целовать землю, на которой он стоял, ты отказываешь! И ради кого? Ради этого голодного Марко Пивича, что не может и себя прокормить. Да ты понимаешь, что делаешь?! Чем кичишься, несчастная? Голову тебе вскружило, что прозвали Королевой? А что пользы! Да знаешь ли ты, несчастная, что этот человек постучится в любую дверь в городе, и всяк его встретит с поклоном! Понимаешь?
— Знаю, мама, но не могу, — ответила Королева.
— Молчи, жена, чтоб тебе онеметь! Тише, пусть хоть соседи не слышат. Кто бы поверил, что девку придется уговаривать выйти за Иво Буясова, единственного сына Иосифа, у которого в винном погребе две сотни барилов масла! И наша не желает за него идти, потому что он некрасивый, а она Королева, ха-ха-ха!..
— Не потому, отец…
— Пойдешь, дочка, прокляну иначе…
— Стану на колени перед господом и прокляну, если ослушаешься, — подхватила мать.
— Мама, не говори так!
— Горло ножом перережу! — снова вмешался отец. — Видишь, вот этим ножом заколю, как ягненка!..
— Дай-то бог, хоть сейчас, отец!..
— Не говори так, моя голубка, моя ягодка, послушай свою мамочку, что бережет тебя пуще глаза! Увидишь, что не придется раскаиваться, поверь. Сама будешь меня потом благословлять. Какая мать не хочет счастья своему ребенку? Неужто мы ради собственной корысти уговариваем? Ведь я скоро закрою глаза навеки. Не послушаешь — случится это прежде времени…
— Не могу я, мама!..
— Не хочешь, дочка, потому что нас не любишь! Дитя мое, дитятко, тяжко мне это слышать! Пять десятков у меня за натруженной спиной, что гнулась каждый божий день с утра до ночи, чтобы только вас прокормить. Погляди на мои мозоли на руках! Сейчас господь даровал выдать тебя замуж так, как ни одному отцу во всем Долаце не удавалось, а ты плюешь на дар божий, на чашу-дароносицу плюешь! Понимаешь ли ты это своими куриными мозгами? Моя ли ты дочь или в тебе течет латинская кровь, что ты так втюрилась в какого-то оборванца? Неужто порядочная крестьянская девушка может так бесстыдно увлечься мужчиной? Или ты синьора какая?.. Качаешь головой! Так докажи, что нет. Прислушайся к разуму, а не к сердцу! Бог поставил разум над сердцем, несчастная! Повинуйся богу, это его рук дело! Разве не видишь, что он сподобил тебя честным путем помочь своим родным? Если нас, стариков, одряхлевших от работы и лет, завтра не станет, два твои брата окажутся на улице, и только из-за твоего непослушания…
Так чередовались угрозы и мольбы, брань и ласка — все, что может выйти из голодной души, распаленной корыстными помыслами. Анджа долго упорствовала, но под конец сдалась.
— Может, Иво еще передумает… Ведь я с ним ни разу словом не перекинулась.
Отец вскочил и как бешеный крикнул:
— Не цыган я, хоть и бедняк! Или дочь мою можно сватать ради забавы? Такая забава кровью смывается!
На этом застала их полночь.
Утром Шимета дал ответ: «Родители согласны, девушка согласна».
Королева проболела несколько дней. Подняла ее с постели не столько материнская забота, сколько жалость к своим, — жалость, пересилившая любовь, которая была ей дороже жизни.
Состоялась торжественная помолвка.
Иво ежедневно приходил к Пуричам. Долачанки сплетничали без конца. Были и такие, которые уверяли, будто старая Антица околдовала Иво. Девушки сначала завидовали Королеве, но, убедившись, что она несчастна, стали жалеть.
А Марко Пивич не жаловался и не угрожал; мало того, он поздравил Иво, а с Пуричами здоровался по-прежнему. Королеву он не сватал, честь его не была задета, к тому же он знал, что Королева выходит не по своей воле. Но что у него было на сердце, можно было прочесть на лице.
Венчание назначили на день всех святых (1 ноября по новому стилю). Незадолго до праздника долачане высыпали, как обычно, ранним утром на берег, чтоб отправиться на работу. Небо заволокло тучами, только на востоке было ясно. Оттуда дул ветер и гнал облака на запад. Море волновалось. Долачане толпились у лодок, в нерешительности поглядывая на небо — отплывать или не отплывать?
Шимета Пурич, Королева и ее братья пришли на берег последними и, не долго думая, прыгнули в лодку. Этому никто не удивился: все знали, что старый Пурич не любит терять время. Королева, не поднимая глаз, ставила весло, старший брат ладил руль, а отец с другой стороны прикреплял уключину. Жених отвязал конец и оттолкнул лодку ногой. Королева поглядела на него. Поцеловав кончики своих пальцев, он послал ей воздушный поцелуй…
— А почему он не поцеловал ей руку, как это делают латинцы? — бросил какой-то озорник.