и перелом. У них не оставалось выбора – либо многоопытный и благонравный государственный муж Годунов, либо боярский синклит, чреватый раздорами, чье правление обещало тревожную неизвестность.
Годуновцы решили не мешкая развить успех. По указанию Иова, вечером того же дня открылись все церкви, а после ночного богослужения священники с иконами в руках, увлекая за собой паству, вновь двинулись к Новодевичьему. Представители духовенства, обращаясь к Борису, пригрозили, что в случае его отказа взойти на престол они затворят церкви, бояре обещали сложить с себя полномочия, а дворяне – не биться с неприятелем[1023]. Уступая многочисленным просьбам, молениям, увещеваниям и, наконец, угрозам, Борис Федорович согласился-таки надеть на себя Мономахов венец.
Посчитав, что чаша весов окончательно склонилась в его пользу, 27 февраля Годунов решился покинуть свое убежище в Новодевичьем и прибыть в Кремль, где Иов проводил его в Успенский собор и благословил на царство. Однако, по мнению Р.Г. Скрынникова, бояре отказались присягать Годунову и тот после долгого совещания с патриархом счел за благо вернуться в Новодевичий. Перелом еще не наступил. Сторонникам Бориса пришлось начинать все сначала. В начале марта Иов вновь собрал на своем подворье соборное совещание, которое повторно «избрало» Годунова на царство. Затем Иов направил епархиальным владыкам указание созывать народ, зачитать грамоту об избрании Бориса и петь новому царю многолетие. Таким образом Годунов становился царем, минуя Думу.
Казалось, столкновение между двумя партиями неизбежно. Но… С начала марта по Москве начали распространяться слухи о том, что крымские татары идут на Русь. 1 апреля Разрядный приказ объявил, что хан Казы-Гирей собирается на Москву «со всею ордою и с полками турецкими». 20 апреля Разряд подтвердил, что крымский хан идет на Русь. В тот же день Годунов заявил, что лично возглавит поход. А по городам разъезжали посланцы Бориса, раздавая служилым жалованье. Так что воинники, прибывая на сбор войска, знали, от кого ждать благодеяний.
Все эти слухи и военные приготовления, видимо, в известной мере парализовали думцев. А сторонники Годунова решили еще раз задействовать проверенный сценарий, обогащенный новыми вариациями. В конце апреля состоялось очередное шествие к Новодевичьему монастырю. Здесь был разыгран новый спектакль. Визитеры упрашивали Бориса прибыть в Кремль и взять бразды правления в свои руки, в ответ Годунов отрекся от престола. Тут вмешалась Ирина Годунова – ныне инокиня Александра – и повелела брату перебираться в Кремль: «Приспе время облещися тебе в порфиру царскую». Годунову вновь ничего не оставалось делать, как подчиниться давлению. 30 апреля он вселился в кремлевские палаты, а верный Иов возложил на Бориса Федоровича крест св. митрополита Петра, что устроители церемонии мыслили как первый этап «начала царского государева венчания».
Пока противники искали приемлемый ответ на неожиданный ход Годунова, он уже совершал новый маневр, ставя в тупик своих деморализованных оппонентов. Сделав очередной шаг к достижению своей цели, исполняющий обязанности царя 2 мая выехал в Серпухов, откуда распоряжался устройством рати. Устройство заключалось большой частью в том, что Борис Федорович «подавал ратным людям и всяким жалованье и милость великую; они все, видя от него милость, обрадовались, чаяли и вперед себе от него такого же жалованья».
У служилых было немало других поводов для радости. По свидетельству Маржерета, Годунов давал пир на протяжении шести недель почти ежедневно, всякий раз на 10 000 человек. Неизвестно, сколько продолжались эти веселые военные сборы, если бы 29 июня не появились татары. Правда, это оказалось не ханское войско, а несколько послов, очевидно, нимало пораженных тем, что их встречает такое скопление хорошо отдохнувших людей. Царь пожаловал послов великим жалованьем и отпустил с большою честию. В тот же день после заключительного банкета Годунов отбыл в Москву.
Поднаторевшие за несколько месяцев в устройстве грандиозных политических шоу годуновцы превратили в оное и возвращение Бориса Федоровича в столицу. «Сюда он въехал с большим торжеством, как будто одержал знаменитую победу или завоевал целое царство иноплеменное, – с иронией замечает С.М. Соловьев, – патриарх с духовенством и множеством народа вышли к нему навстречу; Иов благодарил за совершение великого подвига, за освобождение христиан от кровопролития и плена: «Радуйся и веселися, – говорил он Борису, – Богом избранный и Богом возлюбленный, и Богом почтенный, благочестивый и христолюбивый, пастырь добрый, приводящий стадо свое именитое к начальнику Христу Богу нашему!»[1024]
На самом деле у Годунова был законный повод радоваться и веселиться. Де-факто сын костромского вотчинника воцарился на Руси. «В серпуховском лагере правитель добился того, что его признали как столичные дворяне, так и вся масса уездного дворянства», – заключает Р.Г. Скрынников[1025]. На Думу теперь можно было не обращать внимания. Да и сами бояре уже вряд ли помышляли о противодействии новоявленному дворянскому кумиру. «Знатнейших он напугал и сделал несмелыми, менее знатных и ничтожных подкупил, средних между ними не по достоинству наградил многими чинами…» – так формулирует секрет успеха Годунова дьяк Иван Тимофеев[1026].
В Москве говорили о том, что слух о приближении татар распустил сам Борис. Весьма правдоподобное предположение. Не только потому, что этот набег случился как нельзя кстати для Годунова и помог ему утвердиться на престоле. Вспомним обстоятельства предыдущего набега Казы-Гирея летом 1591 года. Уже в конце 1590 года стало очевидно агрессивное настроение хана. Когда прибывший в Бахчисарай посол Бибиков на приеме у Казы-Гирея подал тому грамоту и поминки, хан против государева «поклона и здоровья» не встал. А в январе 1591 года Бибикова и его спутников обобрали ханские приставы. Весной орда собралась в поход, но 5 мая Казы-Гирей уверял Бибикова, что он идет не на Русь, а на Литву. Но в Москве, разумеется, имели все основания не доверять хану и внимательно следили за передвижениями татарского войска. 10 июня сторожевые станицы донесли о том, что крьмское войско направляется к русским границам. Перебежчики показывали, что к Москве движется 100 тысяч всадников. 26 июля передовые отряды татар вышли к Оке. Русские полки к этому времени были уже собраны.
Итак, в 1591 году за две с лишним недели правительство было оповещено о приближении неприятельских сил и их примерной численности. (Впрочем, как всегда преувеличенной.) Этого времени оказалось вполне достаточно, чтобы собрать войско и подготовиться к отражению наступления. В 1598 году мы наблюдаем иную, весьма странную картину. С начала марта, когда появились первые слухи о выступлении хана, то есть в течение почти четырех месяцев соответствующие службы так и не смогли оценить реальность грозящей Москве угрозы. Более того, Разрядный приказ сознательно дезинформировал население, утверждая, что татары на самом деле идут на Москву, и производя распоряжения относительно сбора войска. Два месяца Годунов и ратные люди весело проводили время на берегу Оки, хотя не получали никаких оперативных данных о приближении противника. Заметим также, что в 1593 году Крым и Москва заключили мир, который был нужен и русским, и хану. «Война с Австриею отвлекла татар от московских украйн; она же помешала султану обращать большое внимание на Москву»[1027].
Еще один аргумент в пользу версии о фальсификации искателем престола известий о ханском набеге. Годунов не обладал талантами военачальника и, хорошо зная свои сильные и слабые стороны, никогда не претендовал на командные должности в войске. В том же 1591 году русскими полками командовали Федор Мстиславский, братья Никита и Тимофей Трубецкие. Годуновы, включая Бориса, были у них в заместителях. Другое дело, что Борис Федорович снискал лавры героя. Нет сомнений, что в случае поражения вся вина была бы возложена на Мстиславского. Тот и без того получил нагоняй, как бы сказали сейчас, «за личную нескромность». После того как хан бежал от Москвы, царский посланник объявил князю опалу за то, что в отписках государю с мест сражений он писал одно свое имя, не упоминая Годунова. Впрочем, для князя Федора все обошлось благополучно[1028].
Если бы Годунов знал, что к Москве движутся значительные крымские силы, рискнул бы он встать во главе рати? Ведь в случае поражения он не только рисковал жизнью, но и почти лишался шансов воцариться на Москве. Между тем Борис Федорович не только возложил на себя бремя командования, но и устраивал в лагере бесконечные пиры, которые вряд ли способствовали повышению боеготовности войска. Так мог вести себя только человек, прекрасно знавший, что угроза нападения Москве не грозит.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ: РУСЬ, КОТОРУЮ У НАС УКРАЛИ
Коровы тощие пожирают коров тучных
Давно канула в Лету опричнина, упокоилась мятежная душа Грозного, на Руси воцарился Федор Иоаннович – прекрасный семьянин и богомолец (чем последний Рюрикович и напоминает последнего Романова), а признаков выхода из кризиса мы не видим. Так, в вологодских дворцовых областях в 1583 – 1584 годах пашня составляла 19% от всей ранее культивируемой земли, а в 1589 – 90 годах этот показатель упал до 12, 6%. Соответственно снизилось количество денег и хлеба, поступающих в казну[1029]. В 80-е годы XVI века дружно и повсеместно поднимаются цены на рожь[1030].
Чем дальше уходила в прошлое эпоха Грозного, тем яснее становилось, что глубинная причина расползающегося по русской земле запустения кроется не в опричных погромах, последствия которых можно было изжить с течением нескольких благополучных лет, а в системе помещичьего землевладения, насаждаемой с начала 50-х годов XVI столетия. Мелкие помещичьи наделы оказались не в состоянии ни прокормить своего владельца, ни обеспечить условия для крестьянского хозяйствования. Пока общество находилось в состоянии относительной стабильности, эти пороки были особенн