Со вторым консулом, Марком Флавием Вителлием Селевком, сложнее. О его происхождении нет никаких сведений. Судя по имени, возможно, он был выходцем из Сирии. Из его карьеры известен только консулат 221 года. Возможна, но крайне маловероятна, идентификация этого сенатора с узурпатором эпохи правления Александра Севера Селевком. В Риме было обнаружено основание статуи, предположительно посвященной Селевком императору Коммоду.
Обнаруженная в Витербо надпись содержит упоминание некоей Вителлин Селевкианы, которая, скорее всего, была родственницей, возможно, дочерью Селевка.
И это всё, определённо, люди Месы. По крайней мере, перечисленные нами, начали своё восхождение либо за много лет до рождения Гелиогабала, либо тогда, когда лично Гелиогабал был юным подростком, которому бабка и мать организовали власть и сам он ничего пока не решал. Люди самого Гелиогабала тогда вращались в его окружении, связанном с культом Элагабала и оргиастическими обрядами, в том числе гомосексуальными. Важные государственные посты они начали занимать не раньше, чем через год, а то и позже. В то время Гелиогабал начал вмешиваться уже и в государственную политику, включая кадры, чем раньше занималась исключительно его бабка. Естественно, маньяк-император действовал в своём стиле. Его выдвиженцами были люди совершенно другого сорта и качества.
Наши древние источники резко критикуют и издеваются над кадровым выбором Гелиогабала. По словам Геродиана, на высшие государственные посты он начал расставлять актеров со сцены и из общественных театров. Согласно Диону, возницам, комическим и мимическим актерам он доверил важнейшие из императорских поручений. Например, возница Протоген стал его ближайшим помощником. Это сообщение подтверждает христианский писатель Тертуллиан. Вольноотпущенник и возничий Кордий (или Гордий), стал командиром вигилов (praefectus vigilum). Цирюльник Клавдий стал префектом продовольственного снабжения (praefectus annonae). Эмесянин Аврелий Евбул стал прокуратором высшего управления государственными делами (procurator summarum rationum). Он ведал счетами императорской казны и не было ничего, что он бы не отобрал в казну. Погонщик мулов, скороход, слесарь и повар ведали сбором двадцатой части наследства в казну, в довершение всего возница Гиерокл считался кандидатом в Цезари. Кроме того, Гелиогабал продавал должности и звания сенаторов, трибунов в войсках, легатов, прокураторов и места в дворцовых ведомствах [см. Дион по Ксифилину, LXXIX, 15–16; 21; АЖА, Гелиогабал, VI, 1–5; X, 2–5; XI, 1; XII, 1–2; XV, 1–2].
По словам Диона, рабам своим или вольноотпущенникам в меру их известности в постыдных делах он доверил проконсульскую власть над провинциями.
При Антонинах в Риме появилась должность procurator ad census, выполнявшего функции контроля над нравами. Её значение особенно было увеличено Севером, чтобы ликвидировать всадническую оппозицию и теперь, по словам наших источников, Гелиогабал назначил руководить воспитанием юношества, следить за благонравием и проверять всех вступающих в сенат или в сословие всадников ещё одного актёра. Кто это был, мы опять не знаем и проверить никак не можем.
Все эти сведения сегодня считаются явным преувеличением. Действительно, ни одного доказанного примера многих из указанных назначений не существует. Предполагается, что, если бы такие назначения были сделаны на самом деле, Дион Кассий, этот приверженец традиций и респектабельности, не счел бы карьеру Комазона «одним из величайших нарушений традиций». Однако, безусловно, нестандартные назначения имели место. У нас нет полного текста Диона, и мы не знаем, что у него было написано. Не знаем и мотиваций его оценок. Так что нет никаких причин отвергать конкретные примеры, приводимые нашими первоисточниками.
Поэтому мы не согласны с теми из современных ученых, которые рисуют совсем иную картину назначений Гелиогабала, чем в древних источниках: картину преемственности и традиционализма. Нам кажется, что за преемственность и традиционализм отвечала Юлия Меса, а Гелиогабал ни в одном, известном нам случае, не показал себя толковым руководителем. Наверняка, всё было не так плохо, как рисуют наши авторы, которые, наверняка, многое преувеличили или не приняли и оболгали, но все попытки как-то объяснить и оправдать дурацкие или похабные поступки и решения Гелиогабала, кажутся нам неубедительными. Он был, в принципе, таким, каким его и описывают свидетели и историки.
Здесь уже можно подвести итоги кадровой политики правительства Месы при Гелиогабале. Несмотря на то, что наша статистика весьма неполна, её можно обработать и оценить. Так вот, результаты не показывают особого притока новых людей. Из двенадцати наместников провинций Гелиогабала, социальное происхождение которых известно, восьмеро принадлежали к старым сенаторским семьям. И на самом деле это было даже увеличение по сравнению с предыдущими принципатами династии Северов Не было и большого притока выходцев с Востока. Можно определить географическое происхождение семнадцати наместников. Восемь из них оказались с Востока, семь из Италии и двое из других стран Запада. Это на долю меньше, чем 57 % выходцев с Востока, присутствовавших в сенате в целом во времена Септимия Севера и Каракаллы. Четыре известных консула без Гелиогабала и его двоюродного брата, дают схожие результаты: двое с Востока, двое с Запада и только один (Комазон) не имеет сенаторского происхождения. Итак, доля сенаторов по происхождению составляет 3:1 в пользу сенаторских семей, а это лучше, чем 2,33:1 при Каракалле [Harry Sidebottom: The Mad Emperor. Heliogabalus and the Decadence of Rome. Oneworld, London 2022. 5.192].
Все это служит доказательством «традиционализма» кадровой политики правительства Месы. Но это именно правительство Месы, а как бы действовал Гелиогабал самостоятельно, мы можем только догадываться. Явно, по-другому.
Скорее всего, мы увидели бы на всех важнейших постах тех же собутыльников и любовников Гелиогабала. Интересно другое. Почему Гелиогабал не настаивал на личном назначении верхушки государственных постов, а принял ведущую роль в этом Месы? Похоже, что он, всё-таки понимал свою некомпетентность и вытекающую из неё опасность краха. Кроме того, ему, кажется, это было не очень интересно. Поэтому император-извращенец спокойно доверил эту область управления бабке и занялся тем, что ему нравилось. Иногда он пытался влезть со своими идеями в область высшего государственного управления и тут же сталкавался с жёстким противодействием Месы. Вот, например, он хотел назначить Цезарями бывших рабов Евтихиана и Гиерокла. Он не сделал этого явно из-за противодействия Месы. Ну, и ладно. Для него власть исходила не от высокого поста или статуса, а от близости с императором. Слуга, который отвечал за императорский ночной горшок, обладал гораздо большим влиянием в Палатине, чем патриций, дважды консул, правивший Азией. Таким образом и произошёл тот раздел власти и влияния при Гелиогабале, который позволил этому режиму функционировать около 4 лет.
Это то немногое, что мы знаем о правлении Гелиогабала, но то, что мы знаем, даёт вполне определённую картину. Безотносительно поведения самого Гелиогабала, власти, вооружённые силы и население империи воспринимали новый принципат как восстановление династии Северов после узурпации Макрина. Это ощущение дало правительству Юлии Месы карт-бланш и время на организацию власти по своему усмотрению. Меса этим и занялась, убирая тех, кого считала опасным, и назначая своих людей на важные посты. Несомненно, политика правительства Месы вполне устраивала римское общество в тех условиях. Отношения с армией, стоявшей на границах, видимо, ограничивались минимумом, но сирийкам повезло – империя жила в условиях полнейшего мира, если не считать мелких набегов германцев на Рейне. В провинциях тоже было тихо, за исключением восточных, где лучше понимали суть религиозных реформ Гелиогабала и сразу определялись – поддержать их или нет. Например, семь восточных городов, чеканивших свою монету, отнеслись к Гелиогалалу положительно. Это были Александрия Египетская, Неаполь в Самарии, Элия Капитолина (Иерусалим) в Иудее, Лаодикея в Сирии, Иераполис и Аназарб в Киликии, и Юлиополь в Вифинии. Они изображали чёрный камень Элагабала на своих монетах. На монете города Сарды в провинции Азия запечатлен праздник под названием Элагабалия. Фестиваль был связан с введением культа этого бога. Надписи добавляют к этому списку еще два города. В Атталии в Памфилии городской совет и народ посвятили надпись Элагабалу. На другом конце империи – наш единственный пример с латиноязычного Запада – в Альтаве в Мавритании в 221 году, те, кто «владел землей» (possessores), построили храм Элагабалу на деньги, собранные за счет пожертвований. Возможно, храм Элагабала был и в Фаустинополе в Киликии.
Таким образом, культ Элагабала существовал всего в одиннадцати городах империи, насчитывавшей более тысячи греческих полисов, а также много городов на Западе. Вряд ли мы чего-то не знаем в этом плане, следы бы остались непременно. Да и мотивы принятия новой веры указанными городами понятны. Это были либо городки, через которые проезжал поезд императора, либо хотевшие улучшить свой статус и находившиеся в конфронтации с соседями. Несмотря на все «разговоры», исходящие от императора, популярность его бога по всей империи была необычайно низкой. И испортил всю политику сам Гелиогабал, усилиями которого римляне быстро теряли доверие к «возрождённой династии».
Он отказался от греко-римской культуры и образа жизни, противопоставив себя имперскому обществу. Его жизненный выбор, бессознательный, конечно, ибо вряд ли Гелиогабал в пятнадцатилетием возрасте мог и хотел составлять себе философские концепции, составляли религия, секс и развлечения. Ну, ещё была общественная жизнь, хотя последний элемент был вынужденным. Дело в том, что не всех аспектов роли императора можно было полностью избежать. Например, Гелиогабал не всегда мог избежать роли судьи, хотя и там, по словам Диона Кассия, жеманничал. Всю работу за него вели секретари. На этот счёт в Кодексе Юстиниана сохранилась пара юридических документов из числа,