Конечно, жизнь Гелиогабала не ограничивалась религией. Вторым элементом его жизненного выбора были развлечения. Они включали самые безобидные из его занятий. Несмотря на свой высокий религиозный сан, он не чуждался массовых спортивных развлечений, считавшихся низкими. Так, он обожал соревнования колесниц и всегда смотрел их, в отличие от «синего» Каракаллы, предпочитая партию «зелёных». Именно в Большом Цирке он познакомиля со своим любовником Гиероклом, упавшим напротив императорского ложа. Но, кроме того, он имел обыкновение, облачившись в зеленые одежды, править колесницей для собственного удовольствия возле своего дворца, судьями на проводимых там состязаниях были видные люди из его окружения, всадники и императорские отпущенники, сами префекты, его бабка, мать, жены и, кроме того, некоторые сенаторы, включая Леона, префекта Города. Все они смотрели, как он разъезжал на колеснице и выпрашивал золото, словно обыкновенный возница, приветствуя устроителей состязаний и приверженцев его цирковой партии.
Ещё он любил спортивную борьбу и особенно симпатизировал атлету Аврелию Хеликсу, побеждавшему одновременно в борьбе и панкратионе. Этот атлет известен по надписи в Остии и аж трём литературным произведениям того времени. Между тем, элейцы на Олимпиаде 221 года, не допустили Хеликса до участия в соревнованиях. Конечно, это был вызов императору-извращенцу, показывающий, насколько далеко тогда зашло неуважение к нему в Греции.
Между прочим, когда мы используем характеристику «извращенец» по отношению к императору Гелиогабалу, мы не вносим ничего нового или своего. Так называли Гелиогабала уже в его время. Британский историк Джон Макхью упоминает, найденную в Египте астрологическую карту, в которой отмечен «Антонин [Элагабал] извращенец» [John S McHugh. Emperor Alexander Severus: Rome's Age of Insurrection, AD 222 to 235 Pen and Sword History 2017. p. 138].
По утверждению Лампридия, однажды Гелиогабал дал в цирке зрелище морского сражения в каналах, наполненных вином. Перед пиром он часто заставлял гладиаторов и кулачных бойцов сражаться на его глазах. Бывало, он устраивал свою столовую на самом высоком месте амфитеатра и, когда он завтракал, для него выпускали на арену преступников, которые охотились там на диких зверей. Геродиан объясняет это желанием Гелиогабала понравиться народу, для которого устраивались все эти зрелища и пиры. И тут он попал в точку, плебсу это понравилось, как понравилось и участие императора в колесничных бегах, и увлечение атлетикой. Стоит только заметить, что в значительной доле тут совпали интересы плебса и императора, поэтому никаких усилий ему прикладывать не пришлось.
Сам Гелиогабал увлекался музыкой и танцами. Он пел, танцевал, читал под звуки флейты, играл на трубе, упражнялся на пандуре, умел играть на органе. Вероятно, это были самые безобидные его развлечения.
Ещё он увлекался жребиями или «Шансами», которые, по мнению Лампридия, кажется, ранее были неизвестны в Риме. Лампридий ошибается. Любой хорошо информированный современник на момент написания книги (около 300 г. н. э.) – скажем, читатель Светония – знал бы, что эта практика была введена еще в первом веке.
На пирах жребии были у него написаны на ложках таким образом, что одному выпадало десять верблюдов, а другому – десять мух; одному – десять фунтов золота, а другому – десять фунтов свинца; одному – десять страусов, а другому – десять куриных яиц. На играх в жребиях были и десять медведей, и десять сонь, и десять стеблей латука, и десять фунтов золота. В театре в числе выигрышей были и дохлые собаки, и фунт говядины, и тут же сто золотых, и тысяча серебряных, и сто медных фоллисов и тому подобное. Между прочим, такие игры понравились римлянам. Народ принял их с такой охотой, что потом поздравляли друг друга с таким императором. Игры эти остались популярны и после смерти Гелиогабала [Элий Лампридий. Гелиогабал XXII].
В этом фрагменте мы опять видим сознательный или непреднамеренный обман. Дело в том, что перед нами, кажется, зашифрованные названия монет. Один из номиналов таких монет был введен только в правление Диоклетиана (284–305 годы н. э.). Это как в русском лото, где число 90 называется «дедом», 80 – «бабкой», 77 – «топориками» и так далее. Так что тут мы не видим в пристрастии Гелиогабала ничего предосудительного. И римский нарол не видел.
Другой игрой было то, что своим сотрапезникам Гелиогабал задавал – в виде тем – придумывать новые приправы к кушаньям; чье изобретение нравилось ему, тому он давал наибольшую награду: он дарил шелковую одежду, которая была тогда редкостью и потому высоко ценилась, а тому, чье изобретение было ему не по вкусу, он приказывал все время есть это кушанье самому, пока он не придумает чего-либо лучшего [Элий Лампридий. Гелиогабал XXIX]. И опять ничего особенного. Сейчас тоже существуют подобные телепрограммы. В отличие от многих современных авторов, мы не пытаемся выгородить и оправдать Гелиогабала, зачем искать недостатки там, где их нет.
Гелиогабал отличался любовью к пышной роскоши и вычурности. Это тоже вряд ли можно счесть смертным грехом. Не более, чем плохим вкусом и особенностями гомосексуальной психики. Он носил тунику – всю в золоте, носил и пурпурную, носил и персидскую – всю в драгоценных камнях, причем говорил, что он отягчен бременем наслаждения. Он носил на обуви драгоценные камни, притом разные. Он любил надевать диадему, украшенную драгоценными камнями, для того, чтобы от этого становиться красивее и больше походить на женщину [Элий Лампридий. Гелиогабал XXIII].
О Гелиогабале говорили, что он первый из римлян стал носить одежду из чистого шелка – полушелковые в то время уже употреблялись. Но мы знаем, что ещё до Гелиогабала шелковой одеждой пользовался Калигула (Светоний. Калигула 52). Вообще же, ношение шелковых одежд считалось признаком изнеженности. При Тиберии «было принято постановление, воспрещавшее… унижать мужское достоинство шелковыми одеждами (vestis serica)» (Тацит. Анналы. 2. 33.1). «Хорошие императоры» отказывались от ношения шелковых одежд (Александр 40. 1; Аврелиан. 45. 4; Тацит 10. 4). В Кодексе Феодосия есть закон, принятый в 384 году, запрещающий частным лицам дарить шелковые одежды (С. Theod. 15.9. 1).
После обеда он часто появлялся перед всеми в далматике– просторной длинной тунике из белого далматского шелка с широкими рукавами до запястий и с пурпурными полосами спереди. Ношение этой одежды тоже считалось римлянами признаком изнеженности.
Он первым из частных людей в Риме, а потом и как император – стал покрывать ложа золотыми покрывалами. У него были ложа, сделанные из массивного серебра. Сам он спал на постели, покрытой заячьим мехом или пухом куропаток.
В то, что Гелиогабал никогда не носил стиранное белье и называл нищими тех, кто пользовался стираным, поверить можно, но вот в то, что он никогда не надевал два раза одну и ту же обувь, не надевал по два раза даже кольца, а драгоценные одежды часто рвал – это, конечно, чистые анекдоты. По утверждению Лампридия, Гелиогабал даже испражнялся в золотые сосуды, а мочился в мурриновые и ониксовые. Видимо, это тоже оговор, хотя и укладывающийся в характер императора-извращенца.
Он всегда сидел либо среди цветов, либо среди дорогих благовоний. Он устилал цветами столовые и ложа, и портики, и гулял по ним. Гелиогабал явно не любил плохих запахов, поэтому его слуги окропляли плащи зрителей на состязаниях эссенцией дикого винограда. Он купался в водоемах только в том случае, если туда были влиты ценные душистые мази или эссенция шафрана. [Элий Лампридий. Гелиогабал XIX, XXIV].
По этому поводу даже был сочинен анекдот, рассказывающий о том, как в своих столовых с раздвижными потолками Гелиогабал однажды засыпал своих прихлебателей таким количеством фиалок и цветов, что некоторые, не будучи в силах выбраться наверх, задохнувшись, испустили дух.
Он завёл привычку устраивать пиры с сервировкой различных цветов – сегодня, например, зеленого, на другой день– бледно-зеленого, на третий – голубого и так далее, в течение лета каждый день меняя цвет. Передвигался он исключительно на украшенных драгоценными камнями и выложенных золотом повозках. Кортежи его тоже отличались пышностью. Согласно Лампридию, в бытность свою еще частным человеком он всегда брал с собой во время путешествий не меньше шестидесяти повозок, причем бабка его Бария кричала, что он растеряет все свое состояние. Став императором, он, говорят, возил за собой даже шестьсот повозок, утверждая, что персидский царь совершает путешествие с десятью тысячами верблюдов, а Нерон отправлялся в путь, имея с собой пятьсот парадных колесниц.
Гелиогабал первым из императоров завел серебряные самоварящие сосуды (authepsa) и серебряные котлы с резными украшениями; иногда, порнографическими.
Похоже, что Гелиогабал был кулинаром-любителем. Наши источники подают это как очередное извращение, поскольку для римского императора это было неподобающим занятием, однако, для нас в этом нет ничего необычного. Разве что, и в этом деле Гелиогабала часто заносило.
Чтобы не скучать, Гелиогабал разнообразил свои застолья. Бытовала у него такая форма обедов: один день он ел кушанья только из фазанов и все блюда приказывал делать только из фазаньего мяса, точно так же в другой день – из цыплят, в третий – то из одной рыбы, и так далее [Элий Лампридий. Гелиогабал XXXII].
Пока мы видим перед собой вполне обычного человека с причудами и недостатками, но креативного и увлекающегося. Если бы Гелиогабал ограничился только этим!
Однако, это было не так. То, что мы описали, было лишь небольшой частью его характера и образа жизни. Дальше пойдёт погорячее.
Собственно, смысл жизни для Гелиогабала состоял в придумывании каких-нибудь новых наслаждений, большинство которых были вычурными и пошлыми или откровенно развратными. Всё это сочеталось с паясничанием.
Например, Гелиогабал был безумно расточителен. Стоимость его обедов была ошеломляющей; никогда не меньше 100 000 сестерциев. Лампридий рассказывает, что собак он кормил гусиными печенками. Он сыпал в ясли своим коням грозди апамейского винограда; попугаями и фазанами он кормил львов и других животных. Однажды у него в продолжение десяти дней подавали горох с золотыми шариками, чечевицу с кошачьими глазами, бобы с янтарем, рис с белым жемчугом. Кроме того, жемчугом, вместо перца, он посыпал рыб и трюфеля. Фрукты он соединял с цветами и драгоценными камнями. Это смешение съедобного с несъедобным, но дорогим, как бы предлагало гостям возможность не только поесть, но и одариться, если не подавишься. Что-то из рассказанного, конечно, анекдоты, но, определённо, не всё.