Последние Северы — страница 21 из 84

Вот только, когда Александр был объявлен Цезарем, Гелиогабал пожелал обучить его основам своего культа. И тут он натолкнулся на резкое противодействие матери Александра Юлии Мамеи, прекрасно понимавшей всю пагубность этих занятий. Зачем женщинам Северов был второй Гелиогабал? Вероятно, на какое-то время ей удалось оградить сына от влияния извращенца. Однако, очень скоро Гелиогабал начал активно давить на Мамею и Александра. Классическое образование кузена было ему явно не по нутру. Он-то хотел превратить Александра в своё подобие. Началась борьба. Для начала он прогнал из императорского дворца всех учителей Александра, а некоторых из них, самых знаменитых (например, ритора Сильвана), казнил или осудил на изгнание, предъявив им смехотворные обвинения, будто они развращают ему его названного сына тем, что не позволяют принимать участие в ритуалах культа Элагабала. Изгнан был и Ульпиан [Элий Лампридий, Александр Север, LI, 4; Гелиогабал XVI, 4].

Тем не менее, бабка, мать и тётка, которых безумный император пока не решался трогать, не допускали дружков Гелиогабала к «воспитанию» Александра. Как не допускали и самого Гелиогабала. Они твёрдо решили воспитывать мальчика сами. Очень скоро Гелиогабал раскаялся в том, что сделал Александра сыном и соправителем. Это понятно, поскольку Александр был полной противоположностью кузена.

Однако, было уже поздно. Сначала Рим, а потом и население всей империи, стали явно демонстрировать своё предпочтение Александру. Это вызвало ревнивую ярость Гелиогабала, который тут же переменил свое к нему отношение и решил сначала убрать Александра, но у него ничего не получилось, а потом и убить его. Это решение было принято уже в 221 году. Геродиан сообщает, что мать Александра Мамея не позволяла мальчику принимать никакое питье или пищу из того, что посылал Антонин; мальчик пользовался услугами поваров и виночерпиев не императорских и находившихся на общей службе, а выбранных лично его матерью и считавшихся наиболее надежными (V. 8).

Он же добавляет, что все козни Гелиогабала отвращала и предупреждала их общая бабка Меса, женщина во всех отношениях опытная, многие годы прожившая в императорском дворце как сестра Юлии (Домны), жены Севера, и вместе с ней проводившая все время во дворце. Она знала обо всех замыслах Гелиогабала, так как он с рождения был вздорным и без утайки открыто говорил и делал все, что замышлял (там же). Возможно, что он проговорился и о том, что хочет отравить Александра.

Тогда осенью 221 года (возможно, в ноябре или декабре) Гелиогабал потребовал от сената, чтобы у Александра был отнят титул Цезаря; преторианцам он отправил письмо с разъяснением этого требования. Он даже послал людей, чтобы замазать глиной титул на статуях Александра в лагере преторианцев. Имеется в виду храм Марса внутри преторианского лагеря, в котором были собраны знамена и статуи императоров. Но и воины, и сенат выступили резко против этого (Элий Лампридий, Гелиогабал, XIII, 1–2; 6–7). Интересно, что преторианцы и сенат здесь выступают вместе, что бывало крайне редко. Именно это необычное единство впервые бросило реальный вызов власти Гелиогабала и он ничего не смог сделать. Тем более, что и реальное правительство сириек тоже оказалось не на его стороне. Честно говоря, с сенатом возникает большая проблема. Очень сложно поверить, что запуганный орган проявил такую твёрдость, а Дио Кассий этого не заметил, но, может быть, до нас просто не дошёл текст Диона? Или сенат как-то извернулся, ничего не подписывая и ни в чём не участвуя. Или он проявил твёрдость по договорённости с сирийками и под их гарантии.

Внезапно Гелиогабал ощутил угрозу своей власти и жизни. Сгоряча он подослал к Александру убийцу, а кроме того, начал уговаривать его тогдашних воспитателей умертвить его в бане, ядом или мечом, обещая награды и почести. Сам он в этот момент удалился из Рима в свой новый храм в восточном пригороде (сады Древней Надежды), где молился о смерти кузена. (Элий Лампридий, Гелиогабал, XIII, 4–5; 8).

Как-то узнав об этом, возмущённые преторианцы бросились на Палатин и увели оттуда Александра, его мать Мамею и бабку Месу в свой лагерь, чтобы защитить их от покушений. Понимая, что преторианцы теперь отправятся в пригород, чтобы убить Гелиогабала, его мать Соэмия пешком отправилась в преторианский лагерь в надежде уговорить воинов пощадить сына.

Действительно, преторианцы уже отказались подчиняться Гелиогабалу. Александра же, по словам Диона, начали бдительно охранять. Занимались этим как преторианцы, так и солдаты гарнизона, а руководили всем мать и бабка Александра.

Тогда же Меса и Мамея начали раздавать деньги преторианцам за поддержку Александра. Интересно только, когда конкретно они начали это делать – до требования Гелиогабала об отстранении Александра или после? Если «до», то становится понятным требование Гелиогабала.

Предчувствия Соэмии сбылись. Ппреторианцы действительно бросились в пригород убивать Гелиогабала. Они застали его за подготовкой к состязаниям колесниц. Гелиогабал с нетерпением ждал известия об убийстве Александра, но вместо этого в сады ворвались разгорячённые преторианцы, с криком и шумом начавшие разыскивать императора. Извращенец успел срочно дать задания префектам претория, находившимся тут же при нём. Одного из них он отправил в лагерь, успокаивать основные силы преторианцев, а другого послал навстречу воинам, обыскивавшим сады. Сам же Гелиогабал метнулся в угол и спрятался за спальным занавесом, висевшим у входа в спальню. А что ему оставалось делать? Бежать с виллы без охраны было смерти подобно.

Префект Антиохиан (судя по имени, сириец) встретил в садах своих воинов, которые оторопели от неожиданности, ведь весь мятеж происходил без участия командиров. Их было немного, поэтому эффект толпы не сработал. Антиохиан же сыграл на чувствах дисциплины и долга, твёрдо вбитых в мозги преторианцев, и уговорил их не пачкать руки кровью императора. И мятеж, и встреча с префектом, произошли внезапно, растерявшиеся воины остыли и подчинились.

В лагере же второй префект встретил куда большее сопротивление. Воины отказывались присягать Гелиогабалу. Они поставили условие, чтобы от Гелиогабала были удалены наиболее одиозные фигуры, компрометировавшие власть: Гиерокл, Кордий, Мирисм и еще двое приближенных. Скорее всего, именно это требование и вызвало длительные переговоры с воинами. Извращенец никак не хотел лишаться своих клевретов. О Гиерокле он и множество жалобных речей произнес, и слезы горькие лил, и, указав на свою шею, воскликнул: «Уступите мне лишь одного этого человека, в чем бы вы его ни подозревали, или убейте меня». Провокация не сработала. Для преторианцев, как и для подавляющего большинства населения империи, эти подонки были неприемлемыми фигурами. Гвардейцы спокойно соглашались убить Гелиогабала, если он не выдаст им дружков. Он был вынужден уступить и удалить ненавистные всем фигуры из своего окружения. Но он, хотя бы, сохранил своим любовникам жизнь.

Очевидно, с этими событиями связано и удаление Комазона, которого на посту префекта Рима сменил некий Фульвий.

Дион же добавляет, что сам Гелиогабал тогда был вынужден отправиться в преторианский лагерь вместе с Александром, чтобы успокоить солдат (LXXIX, 19, 2, слл.). Проблема в том, что Александр в то время уже был в лагере. Так что, возможно, это было уже чуть позже, когда император и его кузен вернулись в Палатинский дворец, а преторианцы продолжали бузить.

По договорённости с преторианцами, Александру и Мамее была предоставлена особая охрана, а префектам претория воины поручили следить за тем, чтобы Гелиогабал прекратил свой прежний образ жизни (см. Элий Лампридий, Гелиогабал, XIV, XV, 3).

Таким образом, этот мятеж против Гелиогабала формально удалось погасить, однако, в реальности преторианцы победили. Им удалось сохранить жизнь и статус Александра и ограничить возможности Гелиогабала. И теперь у Гелиогабала не было никакой поддержки в войсках и гвардии. Он сохранил власть и саму жизнь только благодаря крупным уступкам мятежникам. Теперь он был обречён, но вряд ли понимал это.

Он вообще мало что понимал, поэтому продолжал хорохориться и строить из себя владыку мира. Он интриговал против Александра, и даже отказался участвовать в процессии 1 января 222 года вместе с братом, во время которой они оба, назначенные консулами на этот год, должны были быть формально введены в должность в храме Юпитера на Капитолийском холме. Важнейшая церемония оказалась на грани срыва. Бабка и мать явились к негодяю и уговорили его, поскольку преторианцы, в противном случае, вновь грозились убить его. Тогда Гелиогабал, уже в двенадцатом часу дня, надел претексту и явился в сенат, куда пригласил и Месу, лично сопроводив её до кресла. Однако, на Капитолий он идти отказался, поэтому обеты и обряды были совершены там городским претором, как будто консулов не было в городе [Элий Лампридий. Гелиогабал XV, 5–7].

Это был прямой вызов и демонстрация. Гелиогабал показывал, что будет добиваться отстранения Александра. Хотя прямо он об этом не говорил. Однажды юристы, осуществлявшие судебную защиту совместно с императором, желая польстить Гелиогабалу, упомянули о том, как счастлив он, занимая должность консула вместе со своим сыном. Вопреки их ожиданиям одобрения или благодарности, Гелиогабал ответил: «Я буду гораздо счастливее в следующем году, ибо собираюсь сделать своим коллегой по консулату родного сына» [Petr. Patr. Exc. Vat. 155 (p. 233 Mai. = p. 127, 21–24 Dind.]. Кого он имел в виду, неясно, но явно не Александра.

Вероятно, уже с января Гелиогабал фактически лишил Александра почестей Цезаря, и мальчика уже не видели ни при утренних приветствиях, ни во время выходов. Преторианцы, однако, требовали его присутствия и возмущались тем, что он был удален от власти.

Напряжение нарастало всю зиму. Вряд ли Гелиогабал изменил свой образ жизни, несмотря на удаление некоторых сообщников. Соответственно, ненависть к нему росла и росло понимание, что избавиться от него можно только одним способом. Раскол в императорской семье тоже расширялся. У Диона есть невнятное замечание о том, что матери Гелиогабала и Александра тогда начали враждовать между собой и вести агитацию среди воинов за своих сыновей (80, 20). Это значит, что Соэмия бросила открытый вызов матери и сестре, полностью встав на сторону сына. Ко