Последние Северы — страница 27 из 84

После полудня он занимался писанием заключений и чтением писем; при этом всегда присутствовали секретарь, докладчик по прошениям и секретарь-на-поминающий. Проявляя заботу о персонале, Александр даже иногда разрешал им сидеть в своём присутствии, если они были больны. Писцы или правители канцелярии прочитывали все, а Александр собственноручно приписывал то, что считал нужным, учитывая мнение сотрудников. После писем он принимал всех друзей сразу и со всеми беседовал; но никогда ни с кем не виделся наедине, кроме своего префекта Ульпиана. Если же он приглашал кого-либо другого, то приказывал позвать и Ульпиана [Элий Лампридий. Александр Север XXXI]. Вообще-то, это говорит о том, что никаких друзей у него не было, кроме Ульпиана, да и там была не дружба, а уважение к давнему учителю.

Но его нравы делали Александра образцом для аристократии его времени. Ему подражали вельможи, а его жене – благороднейшие матроны.

Получается, если взять личные и деловые качества, то это был вполне приличный и довольно добродетельный человек, что особенно могло цениться в народе после Гелиогабала. Хотя, конечно, полностью доверять сведениям, собранным, в основном, Лампридием, нельзя. В них ясно просматривается симпатизирующая императору предвзятость и создаётся идеальная картинка. Вероятно, Александр хотел быть таким, каким его представляет Лампридий, однако, из того, что мы знаем, видно, что он был слабохарактерным, закомплексованным и не очень умным человеком. Александр был явным подражателем, не самостоятельным и мелковатым в своих планах и действиях. Неудачные и слабые его действия от нас сейчас, в основном, скрыты, но они имели место, как мы видим из итогов его правления. Итоги же, в целом, были печальны. По крайней мере, Римская империя при Александре Севере не стала ни сильнее, ни богаче, ни культурней, зато докатилась до опаснейшего кризиса.

Глава 3Организация власти

Теперь проследим историю правления Александра. Понятно, что в первые годы малолетний Александр находился под полным контролем матери и бабушки, которые и были реальными правительницами Империи, особенно это касается Юлии Месы. Но власти этой им удалось добиться только после серьёзной борьбы с гвардией.

Сначала, конечно, все были едины в стремлении забыть, как страшный сон правление Гелиогабала. Его, натуральным образом, вычеркнули из истории. Сенат указал уничтожить имя Гелиогабала в анналах и всех записях. Статуи и изображения проклятого императора были также уничтожены. Мы уже отмечали это выше. Добавим, что города, получившие привилегии от Гелиогабала, также потеряли их. Например, Сарды и Никомедия потеряли право на третью неокорию, право, связанное со строительством храма, посвященного императору. Аназарб потерял право называть себя «первым, самым большим и красивым» городом Киликии, которое, вероятно, было предоставлено Гелиогабалом во время посещения города. Ему также пришлось отменить свою «Антонинию», игры в честь предыдущего императора. Зато получили привилегии города Александрия Египетская, Кесария Палестинская и Сармизегетуза в Дакии, которая из колонии стала метрополией. Многим городам, которые пострадали от землетрясений, новый император дал денег из податных сумм на восстановление общественных и частных сооружений. Конечно, привилегии и помощь были даны городам, опять-таки, в пику Гелиогабалу для укрепления положения новой власти на Востоке.

Поскольку Гелиогабал теперь официально никогда не существовал, Александр Север мог отмежеваться от своего приемного отца и подтвердить претензии на то, что он незаконнорожденный сын самого Каракаллы. Надписи больше не называют его сыном Гелиогабала и внуком Каракаллы; вместо этого он становится сыном Каракаллы. В имперском рескрипте от 225 года император, комментируя произведение Ульпиана, называет Каракаллу «моим божественным отцом Антонином». И здесь ясно видно стремление новой власти утвердить прямую преемственность юного императора от весьма уважаемых народом, обществом и армией Септимия и Каракаллы. Таким образом, Меса и Мамея рассчитывали укрепить позиции Александра широкой общественной поддержкой.

Однако надписи продолжают подчеркивать и материнскую линию императора как «сына Юлии Мамеи, внука Юлии Месы». И матери, и бабушке нужно было узаконить свое регентство родственными связями с императором. На монете Юлии Мамеи 222 года она изображена с непокрытой головой и волнистыми волосами с надписью «JULIA МАМАЕА AUG». На реверсе изображена богиня Юнона под вуалью, держащая патеру в правой руке, которая обращена к павлину, вытягивающему шею, чтобы пить капли, падающие с блюда, в то время как в левой руке богиня держит скипетр. Изображение и легенда на реверсе «JUNO CONSERVATRIX» можно найти на монетах как Месы, так и Юлии Домны. Реверсы монет Северов берут свое начало во времена правления Антонинов. Их использование Месой и Мамеей было попыткой подчеркнуть преемственность режима. Идентифицируя себя с Юноной Хранительницей, чей эпитет был связан с ее ролью защитницы государства, Мамея акцентировала свою роль в возвышении сына до императорской власти. Чеканка апреля 222 года подтверждает раздачу населению и солдатам донативов в честь восхождения Александра Севера на престол. Суммы, правда, неизвестны. Появляется юношеский образ императора с коротко остриженными по военной моде волосами и в панцире. На реверсе богиня Свободы держит счеты, используемые для распределения денег, а в левой руке – рог изобилия. Представляя Александра Севера юношей-подростком, Меса и Мамея доказывали необходимость своего регентства.

Однако, не всё было так просто. Безумства Гелиогабала привели к падению авторитета не только его самого, но и тех, кто его выдвинул, тех, кто правил от его имени. В те мартовские дни сирийки рисковали потерять всё. Месе и Мамее пришлось и побороться за сохранение власти, и умерить в чём-то свои аппетиты. Лампридий утверждает, что самым первым актом сената после убийства Гелиогабала было принятие закона, согласно которому вход любой женщины в сенат карался смертной казнью. Конечно, этот акт был вызвал привлечением на заседания сената Месы и Соэмии предыдущим принцепсом. Они были единственными женщинами во всей предыдущей истории Рима, которые сделали это. Видимо, сирийкам повезло, что все считали главной виновницей Соэмию, которая уже расплатилась по своим счетам. Меса и Мамея всё понимали, поэтому во время правления Александра Севера, не посещали курию. Новый режим представлял себя, в отличие от предыдущего, хранителем традиции.

В первые же дни новой власти Рим начал избавляться от безумных религиозных новшеств Гелиогабала. И в самом деле. Вечный Город требовалось очистить от сирийской скверны. Итак, прежде всего правительство Александра и сенат отослали в их прежние собственные храмы и святилища статуи богов и предметы культа, которые были увезены в Рим Гелиогабалом. Что же касается самого культа бога Элагабала, то он был изгнан из Рима навсегда. Храм Элагабала был перестроен и посвящен, по-видимому, Юпитеру Ультору (Мстителю). Это повторное посвящение было отмечено чеканкой Александра Севера. Дион (apud Xiph. LXXIX, 21, 2) говорит, что богЭлагабал был выслан из Рима. Соответственно, старые римские боги и культы вернули своё положение, статуи и святыни.

Были отстранены от власти люди Гелиогабала. Они были лишены всего незаконно ими полученного и каждому из них было приказано вернуться в свое прежнее состояние, подобающее их истинному статусу. Александр (читай – его правительство) провел основательную чистку корпуса судей, сената и сословия всадников. Затем ту же акцию он провел среди придворных, своей свиты и обслуги Палатинского дворца [Элий Лампридий. Александр Север XV, 1–2]. Дион Кассий пишет, что никому из тех, кто поддержал восстание Гелиогабала в 218 году и достиг могущества в его правление, не удалось спастись, кроме одного человека. Под этим человеком, вероятно, подразумевается Валерий Комазон, уволенный в 221 году, который после переворота вновь занял пост префекта Города. Ну, тут понятно, что Комазон вновь выдвинулся благодаря давним связям с Месой. Но вот Джон Макхью утверждает, что сохранил своё положение и Аврелий Зотик Авит, один из «мужей» Гелиогабала, о котором мы уже писали. Правда, теперь он не был спальником, но стал nomenclator a censibus – составителем списка цензов. Это была должность с меньшим влиянием и престижем, но ведь и личность была весьма одиозной. Как же Зотик уцелел? Это не очень понятно.

Говоря об отстранениях, мы не имеем в виду сенаторов и всадников, проходивших обычную карьеру cursus honorum. Если они не были любимчиками Гелиогабала, их карьера продолжалась без последствий. Как пример можно привести Квинта Атрия Клония, который известен с 200 года, а при Гелиогабале выполнял обязанности легата Келесирии. Мы рассказывали о нём выше. Понятно, что на Келесирию его ставил не Гелиогабал, а Юлия Меса. Так она же теперь и продолжила его карьеру, отправив легатом в Ближнюю Испанию.

Напротив, многие государственные служащие, уволенные при Гелиогабале, были восстановлены на своих постах или заняли другие важные государственные должности. Новая власть явно решила опираться на старые кадры.

Среди тех, на кого оперлась новая власть, нам известен Марк Антоний Гордиан Семпрониан, будущий император, который был вызван из Ахайи и стал консулом-суффектом в 222 году, а затем был назначен проконсулом Келесирии (223–225 гг.) [Юлий Капитолин. Двое Максиминов XIV, 2; Трое Гордианов II, 4; IV, 1].

Его сын, будущий Гордиан II, возможно, именно в 222 году стал квестором.

Старый северианец Марий Максим (был смещен с поста префекта Рима в 218 году) в 223 году, стал вторым консулом. Вспомним биографию Мария Максима. Луций Марий Максим Перпетуув Аврелиан, вероятно, происходил из Африки. Вряд ли его семья была сенаторской, однако сам он прошёл вполне сенаторскую карьеру. Его отцом был прокуратор одной из галльских провинций Луций Марий Перпеуув.

Максим, предположительно, родился около 155 года. Его карьера началась в 174 году, когда он стал quattuorviri viarum curandarum – одним из четырёх членов комиссии по исправлению дорог в Риме и его окрестностях. На следующий год Марий Максим стал военным трибуном легиона XXII Primigenia р. f. в Могонциакуме в Верхней Германии. В 178 году он перешёл в легион III Italica в Реции, где также служил трибуном-латиклавием (178–180 гг.).