Кто мог присоединиться к персам? Скорее всего, это были местные войска, набранные на Востоке, в пограничье, в основном, арабские. Они переходили на ту сторону, которую считали сильнее.
А вот отказывались защищаться, в основном, регулярные римские части. Мало того, какие-то части гарнизона Месопотамии убили своего командира Флавия Гераклеона. Не сохранилось надписей, сохраняющих его имя как наместника провинции, так что, вероятно, он был одним из префектов двух легионов, дислоцированных в провинции. Возможно, это был легион III Parthica Severiana в Резайне. То, что он продемонстрировал недисциплинированноть, доказывается надписями из Ламбезиса в Африке, в которых сообщается о временном переводе двух ветеранов тамошнего легиона III Augusta Pia Vindex в III Parthica Severiana и назначении некоего Вирилиса в этот легион именно для восстановления дисциплины.
Писатель V века Полемий Сильвий в своем календаре, в котором рассказывается о праздниках, днях рождения императоров, консульских годах и ключевых событиях, пишет: «Элагабал Антонин был убит. После чего Марцелл и Саллюстий Ураний Селевк, и тиран Тауриний были провозглашены цезарями». Никакого Марцелла мы вовсе не знаем, однако и выдумывать его Полемию было ни к чему. По-видимому, восстание действительно начиналось с убийства Гераклеона и провозглашения некоего Марцелла цезарем и был он, скорее всего, офицером легиона. Имя его римское, а судьба его неизвестна. Потом восстание перекинулось в Эдессу, где императором был объявлен Саллюстий Ураний Селевк. Третье имя как раз могло бы означать его происхождение из Эдессы. С этим не все согласны. Рональд Сайм, например, предполагает, что этой загадочной фигурой может быть Юлий Антоний Селевк, легат Нижней Мезии при Гелиогабале, или консул 221 года Марк Флавий Вителлий Селевк. Надпись, датируемая 231 годом, упоминает Юлия Антонина Селевка как правителя Келесирии.
Однако ни одна из этих фигур не имеет в своей номенклатуре имени Саллюстий или Ураний. Похоже, что это другой человек. А надпись Юлия Антонина Селевка как легата Келесирии наоборот, закрывает ему доступ в узурпаторы. Это явно был назначенец Александра. Отсутствие надежных доказательств не позволяет делать какие-либо твердые выводы, кроме того, что Ураний продержался до самого прибытия Александра Севера в Антиохию или даже в Эдессу, где и предстал перед императором лично. Последнее может свидетельствовать о высоком положении Урания, не побоявшегося предстать перед императором. Возможно, они были родственники. Но Александр немедленно казнил его. После казни Урания, власть в Келесирии или в Осроене попытался захватить какой-то Тавриний, но был разбит, бежал и утонул в Евфрате.
Согласно Epitome De Caesaribus: «Во время его правления [Александра Севера] Тавриний, ставший Августом, из страха бросился в Евфрат». Других эпиграфических или литературных упоминаний об этом Тавринии нет, но, тот факт, что он покончил с собой, бросившись в Евфрат предполагает, что он возглавил восстание в Сирии и, возможно, покончил жизнь самоубийством или утонул, пытаясь бежать на территорию Сасанидов после прибытия в Сирию или Осроену войск законного императора. Дион действительно утверждает, что все восстания были подавлены.
Зосим тоже упоминает об этом восстании: «Солдаты после этого события [убийства Ульпиана], постепенно забыв о своем прежнем уважении к Александру, казалось, не желали ставить его приказы во исполнение и для того, чтобы избежать наказания за свою халатность, вызвали общественные волнения, в результате которых они возвели человека по имени Антонин в ранг императора. Но он, будучи неспособным выдержать столь весомый ранг, отказался от него. Они выбрали вместо него Урания, человека низкого и раболепного положения, которого немедленно поставили перед Александром, облаченным в пурпур, чем намеревались еще сильнее выразить свое презрение к императору».
Здесь Антонин, с которого всё началось, по-видимому, соответствует Марцеллу Полемия Сильвия. Потом был Ураний. Зосим описывает Урания как «человека низкого и раболепного положения», чтобы исключить его родственную связь с Северами, каковая наверняка была. Впрочем, для Диона Кассия и сама Юлия Домна была «плебейкой».
На самом деле семья Урания Антонина, похоже, входила в состав сирийской элиты. В 252/253 годах ещё один Ураний Антонин защищал Эдессу и часть Сирии после полного разгрома римских войск в битве при Барбалиссе и захвата всех баз легионеров в этом районе сыном и преемником Ардашира Шапуром I. Некоторые историки предполагают, что он был претендентом на трон Осроены, и близким родственником, возможно, даже сыном того узурпатора времён Александра, с которого мы начали. На некоторых монетах, выпущенных Эмесой около 252 года, указано имя Луция или Гая Юлия Аврелия Сульпиция Урания Антонина. На оборотной стороне некоторых выпусков изображена звезда Эмесы, символизирующая бога солнца Элагабала. Этот Ураний явно хотел связать себя с Каракаллой и, возможно, был дальним родственником Юлии Месы и Юлии Домны. Возможно, он также был жрецом Элагабала, поскольку на обратной стороне некоторых монет изображен образ этого бога – чёрный камень. Утверждение о родственной связи с императорским домом облегчало солдатам, предварительно давшим торжественную клятву защищать императора и его семью, переход под власть узурпаторов.
Тот факт, что первый Ураний, лично предстал перед императором, говорит о том, что его восстание закончилось только летом 232 года, когда Александр Север прибыл в Антиохию. Узурпатор, возможно, считал или выдавал себя за родственника законного императора, защищавшего империю перед лицом агрессии Сасанидов, отсюда и его решение не вступать с Александром Севером в бой, а попытаться убедить его в своих благородных намерениях. Это было ошибкой, как и любая попытка взять на себя военные или политические полномочия, не предоставленные законными властями. Его развязку описывает Синкелл: «Некий Ураний был провозглашен императором в Эдессе в Осроене, и, придя к власти в оппозиции к Александру, он был убит им, когда Александр изгнал персов, совершавших набеги на Каппадокию и осаждавших Нисибис».
Мы очень плохо знаем этот вопрос. По большому счёту, все, что можно сказать с какой-либо уверенностью, так это то, что по прибытии в Сирию императору пришлось разобраться с тамошней хаотической ситуацией, прежде чем пытаться разгромить Ардашира.
Почему же римская Восточная армия оказалась настолько ненадёжной и нестойкой? Кажется, именно потому, что её воины не чувствовали своего императора. Александр Север так и не стал их отцом. И если мы и сейчас видим в нём «маменькиного сынка», то тогда солдаты тем более это чувствовали, видели и знали. Да, он усилил свою личную связь с армией, добавив свое имя к некоторым легионам, как это сделали Коммод и Каракалла. Например, I Minervia Antoniniana стал I Minervia Severiana Alexandriana в начале его правления. Да, он восстановил легион III Gallica, исправив несправедливость Гелиогабала, каковой это видели воины, но так и не приехал проинспектировать его и всю Восточную армию. Он не вылезал из Рима и не совершил ни одного похода со своими «товарищами» и не продемонстрировал никакого тёплого отношения к опоре своей власти – Армии. Её много лет никак не поощряли и не награждали, хотя Лампридий, всё же, насчитал три случая денежного подарка Александра воинам и столько же народу [Лампридий. Александр Север XXVI].
Армия вполне обоснованно могла считать себя заброшенной. Почти вся восточная политика Александра была провальной. Отсутствие императора на Востоке в течение столь длительного периода времени поражает. Война на границах империи в Месопотамии велась между соперничающими претендентами на трон шаханшаха с 221 года. Предупреждающие знаки были заметны задолго до самих нападений на римскую территорию в конце 228 года. Однако Александр Север прибыл на Восток только летом 232 года. Это явно было ошибкой со стороны Александра, Юлии Мамеи и их советников. Во времена Александра Севера император был фактически обязан лично руководить армией, особенно в периоды кризисов. Не зря император носил титул императора и «однополчанина». Септимий Север и Каракалла сами вели армии в бой. А отсутствующий император становился все более абстрактным понятием в умах солдат, сталкивающихся с ежедневной борьбой за выживание. Именно поэтому мятежные солдаты на Востоке обратились к другим, к тем, кто был рядом с ними – Марцеллу/Антонину, Уранию, Таврину.
Александр и его правительство сохраняли полнейшую безмятежность вплоть до полной гибели Парфянского царства и укрепления Ардашира у власти. Когда известие об агрессии Сасанидов дошло до Александра в Риме (это было в конце 228 года), император собрал свой консилиум и прислушался к его советам. Закономерно с характерами Александра и Мамеи, возобладала осторожность, и к Ардаширу было отправлено посольство с требованием прекратить агрессию и оставаться в пределах установленных территорий Парфянской империи. Ардаширу также напомнили о предыдущих успешных кампаниях римлян на Востоке, возглавляемых Августом, Траяном, Луцием Вером и Септимием Севером [Геродиан. История VI, 2].
Мы видим, насколько Александру не хотелось воевать, мы видим, что он промедлил и показал персам слабость. Ардашир всё прекрасно понял, и большая война стала неизбежна.
Никакого впечатления на персидского царя римские предупреждения и напоминания не произвели. Ардашир просто проигнорировал письмо и начал новую кампанию в Римской Месопотамии (229 год). Похоже, что персы невысоко оценивали римские возможности в открытом поле. Наместники восточных провинций Рима потребовали присутствия императора, поскольку провинции были охвачены внешним вторжением и внутренним мятежом. Ничего не произошло. Не был назначен командующий армией Востока, не была начала концентрация войск и припасов, не шли подкрепления, а сам император оставался в Риме.
На самом деле, правительство Александра уже поняло неизбежность войны с персами, но оказалось, что Рим к ней не готов. Причём, правительство Александра проспало не Персидскую войну, а любую войну в принципе. Годы мира и невнимания к армии, экономии на ней, привели к закономерному результату. Томмазо Гноли считает, что Александр не знал о ситуации на Востоке до некоего сообщения тамошних наместников о первом вторжении персов. После чего император развил бурную деятельность [Tommaso Gnoli. From