попасть в башню. Лестницы выше нижних уровней представляли собой почти идеальный оборонительный рубеж. Имея преимущество в высоте, в вертикальном бутылочном горлышке, трое кеттрал отобьются, сколько бы солдат ни бросил против них ил Торнья. Только бы прорваться внутрь.
Жасминовый двор – последнюю открытую площадку перед Копьем – они одолели с разлета. Блоха на ходу выхватил у кого-то лук. На полпути черед двор он припал на колено и выпустил полдесятка стрел по цепи солдат, перекрывших вход в башню.
«Это не дворцовая стража, – мрачно отметил Валин. – Люди ил Торньи».
– Армия! – крикнул Блоха и, бросив лук, снова взялся за мечи.
– Держитесь за мной, – через плечо гаркнул Валин брату. – Пригнитесь.
В цепи еще оставалось семь или восемь человек, из них трое с луками. Валин видел, как ужас наползает на их лица, слышал панику в заходящихся сердцах. Они – легионеры, как и те, кого он убивал на улицах, ничего плохого не хотят. Выполняют приказ, повинуются генералу, который уже год снова и снова спасает Аннур. Хорошие люди или не слишком, едва ли они заслужили смерть за свою верность. Давненько он не живал в мире, где каждый получает, что заслужил.
Валин, не сбившись с шага, метнул топор, второй. Рухнули двое солдат. Третий успел выстрелить, не целясь. Стрела пропала впустую, а потом перед уцелевшими возникли Блоха и Сигрид, танцующими движениями, сталью и кулаками подсекали колени, разбивали лица, вскрывали тела, предоставляя Ананшаэлю тихо завершить дело.
Бой продолжался, пока они не очутились внутри. Словно шагнули из хаоса уличной давки в тихую часовню – полированное дерево и бронза, разодетые чиновники с круглыми глазами рассыпаются перед кеттрал, потом, тихо ступая подошвами домашних туфель, снова собираются вокруг лестницы и замирают, как загнанные олени, в надежде, что смерть пролетит мимо.
– Дошли, – простонала Тристе.
– Еще нет, – ответил Каден. – Нам на вершину.
– Отсюда до верха лестница длинная, – крякнул Блоха, не убирая клинков. – Шевелитесь.
И они шевелились, пробираясь сперва сквозь пристроенные людьми нижние этажи, потом, выше дела рук смертных, – сквозь пустотелую колонну света и воздуха. Здесь Валин задержался. Грудь у него ходила ходуном. Он почти десять лет не бывал в Копье Интарры – десять лет с тех пор, как они с Каденом вместе взбирались по этим лестницам, останавливались, чтобы плюнуть через перила, пренебрегая упреками эдолийцев и глядя, как слюна разлетается в воздухе, исчезает, не достигнув пола внизу. Воспоминание провернулось в нем, как нож в ране. Тот незнакомый мальчуган погиб в числе многих убитых в этой войне аннурцев. Даже трупа не осталось.
Валин кинул взгляд на брата. У того светились глаза.
«Не помню, чтобы раньше горели так жарко, – подумалось ему. – Так ярко».
Каден хранил невозмутимость, невероятную для человека, только что убегавшего от смерти по улицам Аннура; видевшего, как порубили в куски десятки людей; несущего в своих костях, в своем дыхании самого Владыку Боли. Но то ледяное равнодушие, что учуял в нем Валин в Костистых горах, не возвращалось. В руке, обнявшей хрупкие плечи Тристе, не было монашеской отрешенности. Кадену было не все равно, что происходит. Валин чуял его печаль, дождевой запах предчувствия потери.
– Не задерживаться, – позвал Блоха; они с Сигрид не отставали, прикрывая им спины. – Дружки ил Торньи лазят по лестницам не хуже нас.
Предупреждение, пожалуй, было излишне. Валин сам слышал тяжелый топот сапог – этажами десятью ниже, может, двенадцатью. Он повернулся к Кадену:
– Куда?
– Наверх, – поднял тот палец. – Нам на вершину.
Валин кивнул:
– Доберемся до тюремного этажа. Там мы с Блохой и Сигрид сможем их задержать. Сколько времени займет обряд?
– Не знаю, – медленно покачал головой Каден.
Валину показалось вдруг, что брат борется с взметнувшейся в нем болью. Лицо дернулось и застыло.
– Только бы туда добраться, – добавил Каден.
Еще миг он смотрел Валину в глаза, затем обернулся к Тристе. Девушка плакала, слезы стояли в фиалковых глазах, в них читалось изнеможение. И все-таки она кивнула: идем дальше.
Свирепое наслаждение, уносившее Валина во время гонки через Аннур, померкло вместе с насилием. Ноги налились свинцом. Дыхание обжигало грудь. Судя по звукам, другим приходилось не легче, но они держались. Добравшись до тюремного уровня, можно будет захлопнуть стальные двери. Снизу к ним не подберутся.
Он оглянулся на Кадена.
– Справимся, – сказал тот.
А потом Валин уловил запах дыма. Поначалу только намек, слабый и едкий, он делался все сильнее. Валин остановился, ухватился за перила, чтоб не упасть, прикрыл глаза и вслушался. Все в нем перевернулось, когда он понял: сквозь грохот сапог по ступеням, сквозь дыхание тех, кто был с ним, сквозь стук крови в ушах долетел звук тише и грознее: шипение и гул огня, пожара в самом Копье, прогрызающего нижние этажи, – еще тихий, но нарастающий.
Когда Гвенна вернулась к крылу, Быстрый Джак перебирал хвостовое оперение Аллар-ра. В нескольких шагах от пилота тихо разговаривали Анник с Талалом – слов Гвенна не расслышала. Она задержалась на краю площади в прохладной тени под стеной. Так было легче, чем снова взглянуть им в лицо, чем увидеть в их глазах отражение своего провала. Она хотела было опереться о камень, но толчком выпрямилась.
– Брось это, сука! – тихо приказала она себе.
И расправила плечи, проверила клинки, шагнула из тени на площадь.
– Мы разбиты, – сказала она.
Все трое обернулись к ней. Талал смотрел озабоченно, у Быстрого Джака настороженность переходила в испуг. Гвенна загнала ярость внутрь.
– Мы разбиты, – повторила она, – но бой продолжается. Сейчас я хочу услышать все, что вы можете предложить: как добраться до Балендина, пока он не разнес этого город, поцелуй его Кент.
– Пешком, – помолчав, предложила Анник. – Птиц он видел. Знает, что мы уцелели, значит к новой атаке с воздуха готов. Мы могли бы внедриться в группу пленных, подобраться вплотную…
Талал тихо возразил:
– Чтобы нас проще было убить. Он слишком силен. Он черпает из всех ургульских племен и нарастающего ужаса аннурцев; такого могущества мир не знал со времен атмани, и оно никуда не денется, если не заставить миллион человек разом забыть о нем. – Талал покачал головой. – Я пойду за тобой. Испытаем предложение Анник. Просто я не вижу способа победить.
Джак молчал. С возвращения Гвенны он ни разу не взглянул ей в глаза.
– А ты? – резче, чем ей хотелось, обратилась к нему Гвенна.
Пилот долго молчал. Потом, так и не повернувшись к ней, нацелил подрагивающий палец через ее плечо на юго-восток, на Копье Интарры, и тихо спросил:
– Что это?
Гвенна знала, чего ожидать, и все равно окаменела. Основание громадной башни мерцало. Это можно было принять за игру бликов, за луч низкого солнца, скользнувший по несокрушимому стеклу. Но свет двигался, вился по колонне, разгорался все ярче, и вот уже казалось, что пылает вся башня.
– Император, – мрачно ответила Гвенна. – Услышала, что ил Торнья внутри и подпалила всю хреновину.
План представлялся безрассудным, отчаянным, но Гвенна, памятуя о судьбе собственных планов, промолчала, когда Адер отдавала приказ. Что ни говори, она император. Вправе поджигать свои башни, коль ей охота.
Только это пламя не походило на обычный огонь. Стеклянные стены пропитались светом, и мерцание, начавшись с нижних этажей, окрасило в красное золото все Копье, устремившееся в облака огненным наконечником. У Быстрого Джака отвисла челюсть, и даже Анник как будто проняло. Адер требовала чуда и получила чудо – огненный столб в небе. Гвенна представила себе, что творится на стенах: солдаты ахают, оборачиваются, тычут пальцами в огненную колонну посреди города, хоть на минуту забыв о враге за стеной.
И тут ее осенило.
– Птица! – рявкнула Гвенна.
Она ощутила потребность действовать, точно боль. Она одной рукой пихнула Джака, другой потянула Талала.
– Марш по местам, долбоклювы! Это наш шанс!
Кеттрал уставились на нее как на сумасшедшую.
– Все смотрят на Копье, – прокричала она. – Ургулы, аннурцы – все!
На миг все остолбенели, а потом Талал кивнул.
– Святой Хал, – зашептал он. – О Балендине никто не думает.
Такого суматошного взлета Гвенна не видывала с кадетских времен – перепутанные ремни, крики, бьющаяся на ветру незастегнутая сбруя, – зато сердце не отбило и двадцати ударов, как Джак поднял их в воздух.
«Должны успеть, – зашептала про себя Гвенна, когда под ними мелькнула стена Аннура. – Хал, пожалуйста, дай успеть!»
Копье за ними все пылало – конечно, не стеклянные стены, а деревянные перекрытия в основании, но они освещали всю башню. Гвенна не сразу смогла оторвать взгляд: чудилось, сама Интарра снизошла наконец, чтобы водрузить свой стяг посреди Аннура, заявив права на древнее сооружение. Народ высыпал на улицы. Дома, храмы, таверны опустели. Принцы и нищие Аннура онемело хлопали глазами.
Гвенна с усилием перевела взгляд на север, на ургулов. Низкие холмы просматривались довольно ясно: сожженный храм и посреди – окруженный пленниками Балендин. Даже они, казалось, засмотрелись на юг, на немыслимый огненный столб. Джак заложил вираж, направил птицу на цель, повел над землей, набирая скорость.
– Справимся? – прокричала Гвенна, обращаясь к Талалу.
Лич смотрел вниз.
– Не знаю. Копье вытянуло у него много силы, но не всю. Бедолаги, умирающие у его ног, могли и не заметить огня. А если и заметили, их ужаса никакое зрелище не пересилит. Он слабее, много слабее, чем был, но «слабее» не значит «слаб».
– Шаэлево дерьмо на палочке, Талал! Тебе трудно просто сказать «справимся»?
Лич ответил ей невеселой мимолетной улыбкой:
– Справимся.
Наверное, надо было еще что-то сказать, найти другие слова, но ее вдруг потянуло в сторону, чуть не сдернув с когтя, – это Джак круто направил Аллар-ра вверх. Гвенна удержалась, но с ужасом смотрела, как удаляется земля – земля и Балендин вместе с ней. Она ухватилась за подшитый второпях кожаный ремень, яростно задергала, повторяя раз за разом один и тот же сигнал: атака. Атака! Атака!!!