– Место не хуже других.
Тристе навалилась на перила, застонала и сползла, почти распластавшись на площадке. Ее шумно вытошнило, рвота накатывала раз за разом, пока в желудке не стало совсем пусто. Блоха с Сигрид расположились друг против друга, одна десятком ступеней ниже площадки, другой – выше. Каден не понимал, какого врага они ждут. Солдаты не спрашивали, зачем они прорывались в Копье и что им тут делать. С ними Кадену было спокойнее – если бы не они, ил Торнья уже добился бы своего. И все же его страшили эти воины, готовые убивать, не задавая вопросов и не требуя объяснений. Каден не мог угадать, что они чувствуют, оставив за собой по всему городу след из мертвецов. Возможно, ничего. Возможно, это и означало – быть кеттрал. Возможно, их, как хин, учили изгонять из себя чувства.
– Что дальше? – спросил Валин.
Каден посмотрел на брата, перевел взгляд на Тристе. Та стерла с подбородка брызги рвоты и кивнула, закрыв глаза.
– Обвиате, – медленно проговорил Каден, силясь вместить в человеческие слова непомерную истину. – Близится время освободить… то, что мы несем в себе.
Блоха не обернулся. Не обернулась и Сигрид. Простые солдаты, верные своему ремеслу. Каден позавидовал их простоте. Убивай, беги, охраняй. Они встречали тысячи опасностей, но те опасности были человеческими: мечи, стрелы, огонь. Для борьбы с такими угрозами люди и созданы. Иногда они гибнут в бою, но никто не просит их перемолоть собственные жизни.
– Эта башня, – помолчав, сказал Каден, – связующее звено. Мост. Между этим и иным миром.
– Что бы это ни значило, – проворчал Валин.
– Я понимаю не больше тебя. Единственное, что знаю, – только отсюда могут вознестись боги.
Кажется, Валин хотел возразить, его снова одолевали сомнения. Но он только мотнул головой:
– Прекрасно. Вот мы здесь. На вершину вас проводим. И что тогда будет?
Тристе тихо всхлипнула – как рассмеялась.
Каден тронул ее за плечо, но обратился не к ней, а в себя, в глубину собственного сознания.
«Мы рядом, – сказал он богу. – Пора. Объясни суть обвиате. Скажи, как тебя освободить».
Он долго думал, что не дождется ответа. В сотнях футов под ними пламя жадно выедало тела и дерево, ревело, поглощая лакомые яства. Каждый вдох врывался в горло пеплом и жег раскаленным железом. У Кадена подкашивались ноги. Мокрая от пота кожа Тристе опаляла ладонь, точно лава.
«Говори, – приказал Каден, – или здесь и умрешь».
Внутри – молчание. Во внешнем мире – пожар.
И наконец бог отозвался: «Покорись, и я испепелю твоих врагов».
Каден угрюмо мотнул головой и подступил к краю площадки.
«Объясни суть обвиате, или я покончу с собой».
Рычание бога резануло мозг зазубренным лезвием: «Ты споришь со своим богом?»
Каден не сводил глаз с пожара внизу.
«Я учился у ног бога древнее тебя».
«Я обдеру тебя клинком воплей».
«Нельзя ободрать то, чего нет», – покачал головой Каден.
Он одним движением мысли приставил к горлу бога отточенный клинок пустоты: обещание и угрозу.
«До сих пор я тебя нес. Дальше не испытывай меня».
Мешкент, Владыка Боли, содрогнулся от ярости и обмяк. Голос, который открыл наконец правду об обвиате, отдавался в мозгу Кадена всхлипами заблудившегося в пещере ребенка.
– Что будет на вершине? – не вытерпел наконец Валин. – Боги просто… уплывут в небо?
– Не совсем, – тихо ответил Каден, зажав в себе тяжкую простоту истины.
– В каком смысле?
– Нужно соблюсти обряд. Сказать предписанные слова. – Каден помолчал, заставляя себя взглянуть брату в глаза, и договорил: – А потом нам придется умереть.
Все молчали. Лицо Валина исказили ярость или недоумение – будто что-то человеческое тщилось пробиться сквозь звериное бешенство, с которым он прокладывал путь через город. На долю секунды в его чертах мелькнуло смятение – смятение, горе, гнев. И все пропало, все чувства стерлись, как пятна крови, пролившейся и больше не нужной.
– Другого выхода нет? – спросил Валин.
Каден покачал головой. Этого он не объяснял им в доме Кегеллен. И незачем было, и слов не нашлось.
– Нет другого выхода. Человечество не может без Сьены и Мешкента. Пока они не обретут свободу, гибель грозит всем, а им не обрести свободы, пока мы живы.
– Как, во имя Хала, попал в тебя этот мерзавец? – прорычал Валин.
– Я уже говорил. Я его впустил.
– Так выпусти обратно!
– Это единственный способ.
– Ну а мы найдем другой, – процедил Валин. – Здесь мы в безопасности, время есть. Мы…
Он оборвал фразу, склонил голову к плечу, прикрыл глаза, прислушался. Каден видел, как сжались у него челюсти. Валин занес топор, будто угрожая брату.
– Нет. – Он растянул короткое слово в тихое протяжное рычание и повторил: – Нет.
– Что такое? – спросил Каден, уже смутно угадывая ответ.
Валин открыл глаза. Лицо его стало ужасающе пустым.
– Они над нами.
Тристе вскочила:
– Кто?
– Ран ил Торнья.
– Один? – спросил Блоха.
Он не смотрел вниз, не поднимал меча, он вовсе не шевелился. Как будто ловил последние мгновения отдыха, упивался секундами неподвижности, готовя себя к предстоящему.
– Нет, – угрюмо ответил Валин. – С ним не менее полусотни человек.
– Откуда знаешь? – вскинулся Каден.
– Я его чую. Их.
В Кадене полыхнул страх. Он зажал его в кулаке и раздавил. Не время бояться. Перегнувшись через перила, он вывернул шею и посмотрел вверх:
– Нам еще футов триста.
– Они спускаются, – кивнул Валин.
– Сможете их удержать?
– Ненадолго, – покачал головой Блоха. – У них преимущество в высоте.
– И лич, – добавил Валин.
Сигрид рывком обернулась к нему.
– Тот, что чуть не сшиб птицу Гвенны, – кивнул Валин. – Я думал, он где-то внизу, на улицах. Ошибся.
Сигрид оскалилась, выдавила из глубины горла злое рычание и, оставив пост внизу, поднялась по ступеням и встала плечом к плечу с Блохой. Ее черную форму пятнали брызги крови, мозга, осколки кости. По лицу размазалась пропитанная потом гарь. Закрыв глаза, она опустила руку на плечо Блохи, и Каден увидел, как грязь сошла с ее одежды, лица, рук, отлетела в сторону, зависла на миг тенью в воздухе и рассеялась, сдутая горячим ветром. Женщина сияла чистотой, словно провела этот день в банях. Даже волосы легли по сторонам лица изящными волнами. И только глаза казались осколками льда.
Блоха, скользнув по ней взглядом, хмыкнул:
– Ты не раз говорила, что хочешь умереть в лучшем виде. Так я тебе скажу, Сиг: выглядишь потрясно.
Тристе на женщину не смотрела. Она, как животное по клетке, металась по площадке.
– Сделаем здесь. Мы сделаем это здесь, – сказала она наконец и обернулась к кеттрал. – Если вы их не подпустите, мы все сделаем здесь. Обвиате.
Она обернулась к Кадену:
– Ты ведь знаешь как? Он тебе сказал.
Каден встретил ее взгляд и кивнул, не отводя глаз.
– А высоты хватит? – хрипло спросил Валин. – Ты говорил, надо на вершину Копья.
– Не уверен, – тихо ответил Каден. – Но выше мы вряд ли заберемся.
– Теперь и я слышу, – подал голос Блоха.
Командир крыла обернулся к Сигрид. Он говорил тихо, но Каден ясно расслышал:
– Сколько тебе от меня понадобится?
Женщина взглянула ему в глаза и двумя руками обхватила ладонями плечо. Говорить она не пыталась.
– Давай, – велел Блоха.
Сигрид не шевельнулась.
– Давай, – повторил он. – Я готов.
Она не шевелилась.
– Я готов с того дня, как он погиб, Сиг, – тихо и ласково проговорил Блоха. – Вперед.
И она неуловимым движением выхватив из-за пояса нож, вбила его в бок мужчине. Он напрягся под ударом, чуть не упал, но удержался на ногах.
– Что?.. – вырвалось у невольно качнувшейся к нему Тристе.
Каден удержал девушку, крепко обнял за плечи. Он чувствовал, как колотится в груди ее сердце.
Валин угрюмо объяснил:
– Ее колодец – боль. Блоха даст ей силу схватиться с личем ил Торньи. – Он медленно выдохнул. – И я тоже.
– Нет, – процедил Блоха, не позволив голосу сорваться. – Ты должен драться… Прикроешь ее, пока она работает.
Валин скрипнул зубами, но даже Каден уже слышал шаги – десятки подошв грохотали по лестнице над ними.
Сигрид достала из-за пояса второй нож и его тоже, только уже медленно, погрузила в тело Блохи. Тот упал на колени.
«Умер», – подумал Каден и остановил свою мысль.
Он заставил себя рассмотреть раны – увидеть, под каким углом сталь вошла в тело. Разрезы были кровавыми, жестокими, немыслимо болезненными, но не смертельными. И Блоха встал на ноги, встретил взгляд лича и зашипел, как животное.
«Нет, – поправил себя Каден. – Это не шипение – слово: „Еще“».
Женщина погрузила третий клинок в тело своего командира, и в третий раз тот упал, и в третий раз медленно встал.
– Хватит? – прошептал он.
Сигрид взглянула ему в лицо, потом обхватила за плечи и поцеловала прекрасными губами в измазанный кровью лоб. Кивнула, и оба повернулись к лестнице – навстречу тому, что спускалось сверху.
– Пора, Каден, – прохрипела Тристе, вырвав того из кошмара. – Надо приступать, сейчас же.
Каден кивнул. Ему с трудом верилось, что нескончаемое бегство, сражения, подъемы, пожары и смерти привели их сюда. Целая жизнь свелась к нескольким последним мгновениям. Он медленно подогнул дрожащие от напряжения колени, опустился на узкую площадку. Тристе встала на колени рядом.
– Как нам?.. – заговорила она.
– Закрой глаза, – ответил Каден.
Над ними кричали люди, гремели шаги. Каден перестал их замечать.
– Постой! – вскрикнула Тристе, сжимая щеки ладонями.
Каден покачал головой:
– Некогда, Тристе. Будь у нас хоть год, хоть десять лет, времени бы не хватило. – Он протянул руку, коснулся ее щеки. – И не надо. Не надо об этом говорить.
Слезы залили ей лицо. И снова он увидел ее такой, как в первую ночь в Ашк-лане: те же фиалковые глаза, то же безупречное лицо, тот же страх.