Адер с изумлением увидела на глазах старухи слезы – маленькие, блестящие на солнце капельки, твердые, как осколки стекла, и поразительные, как алмазы.
– Ты оставила под моей защитой сына, – тихо сказала Нира, – а я позволила гаду его захватить.
– Нет. – Адер тронула свою советницу за плечо. – Ты не позволила. Ты сражалась и не сумела победить, но не ты его отдала.
Она поняла, что дрожит, и возненавидела себя за эту дрожь. Уж конечно, отец не дрожал никогда, даже отсылая из дома сыновей.
– Я понимаю, как опасно выступать против него. Свет доброй Интарры, неужто я не понимаю? Я готова даже признать, что сопротивление бесполезно, но я знаю и еще кое-что. Я знаю, что, если мы уступим ему то, чего он добивается, мы проиграем. Может быть, не сразу, но вскоре, а если уж все равно проигрывать, если я все равно потеряю сына, так я хоть не сдамся без боя. Я приму бой и, вероятно, погибну; вероятно, он убьет моего ребенка, но ничего большего не добьется. Ничего не дам ему доброй волей, пусть попробует отнять!
Нира поморщилась, скосив глаза на свое плечо. Адер только теперь заметила, что ее рука, лежавшая на плече старухи, скрючилась, пальцы-когти сквозь платье вонзились в плечо.
– Больно, – сказала Нира.
Адер не разжала пальцев.
– Ты мне поможешь?
Лицо Ниры было мокрым от слез.
– Ты еще спрашиваешь, – шуршащим, как солома, голосом проговорила она. – Видно, ты еще глупей, чем я думала. А я думала, глупее некуда.
Смех вылетел на балкон прежде нее – легкая радостная девичья трель.
– Какое небо! О, ваше сияние, какое оно голубое! Не могу поверить, что то же небо видно из моего скромного окошка. Ох, и океан!
Нира скривилась. Она чуть не все утро спорила, отказываясь включить в их нарождающийся заговор лишнего человека. Подсчитывала риски, рассматривала их со всех возможных сторон, между тем как Адер стояла на одном простом факте: им с Нирой вдвоем Тристе не вытащить.
– Нам понадобится помощь, – снова и снова твердила она. – Мне это нравится не больше твоего, но ясно, что без помощи не обойтись.
Сейчас, когда «помощь» пришла, это показалось далеко не так ясно.
– Добро пожаловать, – проговорила Адер, отстраняя недобрые предчувствия и оборачиваясь к проплывшей в балконную дверь новой сообщнице. – Спасибо, что отозвались так быстро.
– Это честь для меня, ваше сияние. Приглашение в верхние покои Журавля! Разве я могла устоять? Хотя теперь я вижу, что мне здесь не место. Вы убили меня одним видом. Прежде я была довольна моим бедным домишкой, а теперь просто жить не смогу без башни.
Она вся была шелк, трепет, восторженные жесты. Адер не обращала на них внимания, как и на разговоры о бедном домишке и скромном окошке.
«Если слухи правдивы хоть наполовину, – думала она, – ты могла бы выстроить себе десяток башен не хуже Журавля, да еще набить их золотыми солнцами».
– Нира. – Адер повела рукой. – Познакомься, это Кегеллен, одна из троих представителей Аннура в совете. Кегеллен, Нира – моя мизран-советница, прибыла недавно с севера.
– Мизран-советница, – промурлыкала Кегеллен, приседая в изящном реверансе и склоняя голову. – Какая честь!
Нира, похоже, не видела никакой чести.
– Первая воровка Аннура, – без обиняков бросила она.
Женщина выпрямилась. Полное тело не мешало ей двигаться грациозно и плавно, как танцовщице. Она извлекла из рукава бумажный веер, встряхнула, раскрывая, и легкими движениями стала обмахиваться.
– О, уверена, я не заслуживаю звания «первой». Я, конечно, воровка, но таких, как я, немало.
Она говорила мягко, но Адер видела ее взгляд. Выросши среди министров и заезжих принцев – умных, проницательных и хищных мужчин, – она давно научилась читать по глазам. Кегеллен все улыбалась и рассеянно покачивала веером, но ее зеленые глаза блеснули при виде старухи. В них не было ни особого почтения, ни страха. А было… любопытство.
– Никогда не думала, что доживу до дня, когда на Нетесаном троне воссядет женщина, – ловко сменила тему Кегеллен; ее улыбка прорвавшимся из-за туч солнцем осветила Адер. – В совете я этого не скажу, побоюсь рассердить наших старичков, но отлично разыграно, ваше сияние. Отлично разыграно.
– Может быть. А может быть, и нет. – Адер изучала стоящую перед ней толстуху. – Думаю, пора заканчивать с этим спектаклем. Вы меня не знаете. Вы мне не доверяете. Я не доверяю вам…
– Однако вызвала ее сюда, – покачала головой Нира.
– Потому, – подхватила Адер, – что думаю, мы сможем прийти к взаимному доверию. Надеюсь, нас свяжет общее дело. Но только если мы будем друг с другом откровенны.
– О! – Веер в руках Кегеллен затрепетал. – Конечно же, будем откровенны! Откровенность так освежает!
– Как тебе такая откровенность? – сказала Нира, наставив на аказу конец трости и не замечая, что противница на целую голову выше и втрое тяжелее ее. – Ты преступница. Ты насрала на все аннурские законы. Ты полжизни крадешь и убиваешь, запугиваешь и грабишь, освобождаешь чужих рабов, чтобы присвоить себе.
Кегеллен выслушала ее обвинительную речь, поджав губы, с легким любопытством на лице. Когда у Ниры кончилось дыхание, она подняла пухлый пальчик и весело дополнила:
– А еще балуюсь поджогами. И в шлюхи затесалась было по молодости, но сочла это занятие утомительным. – Она склонила голову к плечу, словно вдруг встревожилась. – Что-то не так?
– Нет, – ответила Адер, жестом остановив готовую взорваться Ниру. – С моей точки зрения, это именно то, что требуется. Собственно, я потому вас и вызвала.
– Ваша советница, кажется, от меня не в восторге.
– О, еще в каком восторге, – буркнула Нира. – Видишь мое лицо? Вот восторг на нем и написан.
– Нира… – предостерегла Адер.
– Брось, – отмахнулась старуха. – Когда закончу, интригуйте хоть целый день, но кое-что эта женщина должна узнать сразу.
– Всегда любила узнавать новое, – вставила Кегеллен. – Но прошу меня простить, если я не слишком быстро соображаю. Ум у меня уже не тот, что в былые годы.
Улыбка Ниры резала острей ножа.
– Я знаю, как держится женщина, когда вообразит себя самой опасной сукой в комнате. Ты ведь привыкла? – Она покивала Кегеллен. – Ты долго была самой опасной сукой.
Женщина выпятила губки:
– «Сука» – неприятное слово.
– Да ну? – хихикнула Нира. – По мне, подходящее, но я подольше тебя к нему привыкала.
– Ты приуменьшаешь власть своего несомненного обаяния.
Веер Кегеллен застыл в воздухе. Свободной рукой она рассеянно перебирала придерживающие ее прическу шпильки.
– Я тебе скажу, что я приуменьшаю. Число убитых мной людей. И случаи, когда я втыкала нож меж ребер предателя – и проворачивала. И площадь выжженных дотла земель. Мне давно наскучило слушать, как люди вскрикивают при звуке моего имени, так что я и его приуменьшила, но для того, чтобы вернуть на место твои перекрученные мозги, сделаю исключение. Любезности ради открою тебе маленькую тайну: ты не самая опасная сука, пока здесь есть я. – Нира тоже склонила голову к плечу. – Понимаю, что мозги у тебя заплыли жиром, но, думаю, я понятно объяснила.
Из глаз Кегеллен пропало веселье. Она несколько мгновений молча вглядывалась в лицо Ниры, потом обратилась к Адер:
– Мне кажется, ваша советница ставит себя выше трона.
– Не пытайся вбить между нами клин, пустой труд, – покачала головой Адер.
Речь Ниры ее не обрадовала, но пока Адер решила не вмешиваться. В одном старуха не ошибалась: Кегеллен опасна. Адер, еще не поднявшись до поста министра финансов, пыталась распутать огромную сеть, наброшенную этой женщиной на преступный мир Аннура. Королева улиц превосходно скрывала свой след, но тот, кто проливает много крови, неизбежно оставляет пятна. Сейчас Кегеллен провозгласила себя верной слугой Аннура, но, как бы ни притворялась добропорядочной, от подпольной империи не отказалась. И, как ни претило Адер это признавать, правила ею куда успешнее, чем Адер своей. Неплохо было бы чуть пошатнуть самоуверенность этой женщины на случай, если та замышляет предательство.
– Тысячи убитых, выжженные поля… – задумчиво протянула Кегеллен и покачала головой. – Даже мне, при моей-то наивности, трудно поверить.
– Никто не обещал, что в учении будет легко, – отрезала Нира.
Они уставились друг на друга, как звери на окровавленном песке невидимой арены. За Кегеллен было превосходство в весе и длине рук, но дикий блеск в глазах Ниры заставлял задуматься. Наконец веер Кегеллен снова пришел в движение. Женщина улыбнулась:
– О, как приятно! Я часто вижу новых людей, но им так редко удается меня удивить.
– Что ж, у меня сюрпризов до хрена.
– Восхитительно, – промурлыкала Кегеллен. – Так волнующе. Не начать ли с того, зачем вы меня сюда пригласили?
Адер через плечо оглянулась на Копье Интарры и, снова повернувшись к гостье, указала ей на кресло:
– Прошу садиться. Объяснение будет долгим.
21
– Послушай, Гвенна, – тихо сказал Джак. – Я знаю, ты не хотела меня брать.
Она глубоко вздохнула. От Джака, как всегда, пахло оголенными нервами – словно с него содрали кожу, открыв живую плоть соленому воздуху. Она закрыла глаза в надежде отгородиться темнотой, но все равно слышала, как он теребит заусенцы – быстрым бессознательным движением в такт частому дыханию и колотящемуся сердцу. Снова подняв веки, она сквозь листву мангровых деревьев взглянула на собирающиеся с юго-востока кучевые облака. Будет дождь. Может, и с грозой. Хорошо было бы осмотреть небо в трубу, но солнце еще слишком низко. Линзы сейчас будут видны из скороспелой крепости Раллена не хуже сигнального зеркальца. Оставалось только лежать смирно, дожидаясь, когда солнце поднимется выше, и не замечать, как Быстрого Джака с каждым ударом сердца все сильнее скручивает страх.
Она думала, не поспать ли пару часов. С той минуты, как «Вдовья мечта» ушла под воду, вся ее жизнь состояла из плавания и драк, и мышцы отяжелели, да и в голове мутилось. Но какой там сон, когда рядом Быстрый Джак обгрызает ногти до мяса, а если его не отвлекать, совсем развалится. А им ведь еще плыть обратно.