– Среди сожженных нами воинов был брат Моаха. Бог трусов увел его туда, где нет боли, и Моах держит горящую ветвь за него. Он чувствует боль за брата, который уже ничего не чувствует.
Блоха крякнул и промолчал.
Таабе после того первого крика не издал ни звука. Валин попытался представить это, понять, что чувствуешь, сжимая в руках тлеющий сук, когда кожа вздувается волдырями, лопается, сползает.
«Чистота…»
Это слово пришло на ум непрошено, ударило, как ножом в глаз. Ожог чист. Боль чиста. Ужасная мысль, но отогнать ее он не сумел. Где-то в широких, холодных северных лесах он уподобился этим созданиям, склонился перед самым жестоким из богов, как будто красота жизни выгорела в нем, оставив лишь гнев и голод.
Наконец все кончилось. Валин услышал, как сук отбросили в костер, а потом наземь рухнуло тело.
Хуутсуу что-то сказала своим: Валин узнал слова «воин» и «рука», а потом повернулась к Блохе:
– Теперь будем говорить. Балендин…
– Прежде чем перейдем к Балендину, – тихо, но ясно прорезал ее фразу ответ Блохи, – нам с Валином надо решить пару вопросов. В последний раз, когда мы с ним виделись, погиб мой человек.
Валин кивнул, но не шевельнулся. Он стоял достаточно близко к огню, чтобы Блоха его видел. Хватит и этого.
– Спрашивай.
– Что случилось в Андт-Киле?
– Лейт погиб. Гвенна с Талалом сумели притупить атаку Балендина, а потом Адер со своим ручным генералом подоспели, чтобы закончить бой.
– Я спрашивал, что случилось с тобой.
Прежде чем ответить, Валин перевел дыхание.
– Я пытался убить ил Торнью. Адер ударила меня ножом в бок, а потом ублюдок меня ослепил.
– Для слепого у тебя многовато оружия.
Это не было вопросом, и Валин не стал отвечать.
Блоха вздохнул:
– Ты напал на ил Торнью, считая, что он убил твоего отца.
– Зная, – проворчал Валин. – Адер мне сама сказала. Признала.
– Ладно, – без удивления согласился Блоха. – Он убил твоего отца. И ты решил пристать к ургулам.
– Он к нам не приставал, – сказала Хуутсуу.
– Он здесь, – заметил Блоха. – И вы здесь. Я вижу вас вместе.
– Мы столкнулись, – объяснил Валин. – Неделю с небольшим назад. Она сказала, что крыло кеттрал нападает на ее людей и она ищет вас, чтобы вместе сразиться с Балендином. Я согласился.
– Чувствую я, что это еще не вся история.
– Всего не перескажешь.
– И то верно, – фыркнул Блоха. – Ладно. Балендин. Нам всем хотелось бы видеть ублюдка мертвым. В последний раз, когда я проверял – а я частенько проверяю, – он был жив. Как это изменит наш нарождающийся союз?
Хуутсуу пошевелила костер.
– Вы его знаете, – сказала она. – Знаете, в чем он слаб. Скажите нам, а мы его убьем.
К удивлению Валина, Блоха захихикал:
– Такой у вас план? На деталях не задерживаетесь.
– Детали, – холодно ответила Хуутсуу, – зависят от того, что вы расскажете о его слабостях.
– Да, в том-то и штука, – протянул Блоха.
И замолчал, чтобы шумно высосать что-то, застрявшее в зубах. Сплюнув в костер, он снова заговорил:
– Если у Балендина есть слабые места, я их не знаю. Мальчишка еще на Островах был опасен, но это ничто в сравнении с тем, чем он теперь стал. Если вы побывали на севере или на востоке, сами видели.
В ответе Хуутсуу ненависть граничила с боязнью.
– Я видела, как он держал в воздухе два моста, пока по ним ехали сотни всадников. Я видела, как он за полмили испепелил бревенчатый частокол. Среди наших людей есть личи, но не такие.
– Его колодец… – заговорил Блоха.
– Мы его колодец, – тяжело ворочая слова, произнес Валин. – Балендин эмоциональный лич. Он насыщается нами – всеми, кто питает к нему какие-то чувства.
На время все замолчали. В черноте трещал костер. Ургулы предусмотрительно разместились по ту сторону огня, хотя разговор все равно был им непонятен.
– Сиг, – наконец заговорил Блоха. – Ньют. Пожалуй, вы можете присоединиться к нам. Всех, кого требовалось, мы, по-моему, уже убили.
Двое кеттрал сразу после схватки заняли позиции по сторонам от костра. Валин их чуял – гадкую грязь Афориста и необъяснимую чистоту Сигрид. Когда та шагнула на поляну у него за спиной, до Валина донесся изумленный ропот, в холодном воздухе повис привкус растерянности. Он представлял себе, как хлопают глазами ургулы – как если бы жена атрепа во всей красе удостоила их своего присутствия.
Валину, когда он впервые познакомился с Сигрид, было девять. Если «познакомился» – подходящее слово. Он целый день провел на учениях, тренируясь находить дорогу в мангровом болоте на западном берегу Ширрина, был весь в грязи, пиявках, и синяках, наставленных переплетенными корнями. Вернувшись в сумерках на Карш, он получил взбучку и мечтал о миске рыбного отвара и нескольких часах в койке. Но, подходя к столовой, столкнулся с мчащимися куда-то кадетами.
– Идем! – крикнула Ха Лин, схватив его за промокший черный рукав.
– Куда еще? – возмутился Валин.
– На арене сражается крыло Блохи – или часть крыла.
«Часть» оказалась одним бойцом: Сигрид са-Карньей. Ветераны не так уж редко участвовали в учебных схватках, но Блоха был не просто какой-нибудь ветеран, и его команда тоже. Эти люди уже тогда стали легендой и почти все время проводили на заданиях. Валин так и не узнал, что делала в тот день на арене Сигрид, но бой запомнил навсегда.
Женщина была одета в черное, но не в то практичное сукно, что носили все кеттрал: черная шелковая одежда Сигрид была безупречно подогнана по фигуре. Боевой наряд, но кто-то выкроил и сшил его так, что смотрелся он не хуже изящных одеяний, памятных Валину по Рассветному дворцу. И двигалась Сигрид женственно, вернее, с женственностью – в ее повадке смешались придворная дама и убийца. Валин и раньше видел светлокожих женщин – и в Аннуре, и на Островах, но не встречал подобных этой златовласой красавице, вступившей на арену с видом снизошедшей на грязную землю богини.
В поспешно собиравшейся толпе был и Блоха – усталый и немного недовольный, вовсе не такой, как описывали легенды. Остальные из крыла выглядели более оживленными. Финн Черное Перо раскинулся, задрав сапоги на скамью и обсуждая происходящее с другими ветеранами. Ши Хоай Ми была пьяна и расплескивала содержимое деревянной чаши на всех, кто соглашался ее послушать. Урод-подрывник по прозвищу Афорист даже принимал ставки, столбиками расставляя монеты на окружавшем арену каменном бортике и одаряя всех своими непостижимыми премудростями.
– С кем она дерется? – спросил Лейт, привстав на цыпочки, чтобы заглянуть за головы толпы.
– С крылом Фелп, – ответил кто-то.
Это имя было Валину знакомо. Фелп было немного за тридцать, и она с крылом часто вылетала с заданиями на манджарские территории.
– С кем из крыла Фелп? – уточнила Лин.
– Со всеми, – медленно проговорил Валин, глядя, как на арену один за другим выходят пятеро мрачных кеттрал. – Святой Хал, она дерется со всеми сразу.
Если это можно было назвать дракой.
Крыло Фелп построилось полукругом, опасливо заслоняясь притупленными клинками. Сигрид покачала головой, извлекла из-за пояса нож и полоснула себе по бледной коже предплечья. Валин и издалека видел кровь, такую темную, что на ослепительном солнце она показалась черной.
– Вот у нее какой колодец, – шепнул Лейт. – Кровь!
Лин залепила ему подзатыльник:
– Ее колодца никто не знает.
– Но она всегда так делает, – заспорил Лейт. – Все говорят: она постоянно режет себя перед боем.
И правда, руки женщины до самых плеч затянула паутина шрамов.
– Но ведь на арене нельзя использовать кеннинги, – напомнил Валин. – Это против правил.
– По-моему, – не скрывая пугливого восхищения, шепнула Ха Лин, – ей до правил дела нет.
Казалось, Сигрид вообще ни до чего не было дела: ни до бушующей толпы кеттрал вокруг, ни до пяти солдат, готовившихся взять ее в клещи. Она поднесла к губам кровоточащую руку, лизнула рану. Язык покраснел, искупавшись в крови. Валин разглядел красное и на ее безупречно белых зубах. Женщина оглянулась на Блоху, а тот нетерпеливым жестом показал ей: «Кончай с этим». И тогда арену накрыло безумие.
Валин даже задним числом не сумел бы сказать, что он видел. Не было там невероятных кеннингов, встающей из земли огненной стены, сыплющихся с неба ледяных клинков. Сигрид, как все кеттрал, сражалась двумя притупленными мечами, выполняла те самые приемы, что вбивали в Валина с первого дня его жизни на Островах. Она была быстрее некоторых, но ненамного быстрее. Она была точнее, но ненамного точнее. Выстроившаяся вокруг нее пятерка могла бы справиться с ней в считаные мгновения – но каким-то невероятным образом проиграла.
Выглядело это так, будто на крыло Фелп свалились заготовленные на сто лет вперед неудачи. Каждый удар чуть-чуть запаздывал, каждый выпад проходил на волосок мимо цели. Атаки, которым полагалось бы смять Сигрид, миновали ее на ладонь. В решающий момент подламывались колени. Скользили по песку ноги. Валин не мог бы ткнуть пальцем, сказать: «Вот. Вот это был кеннинг!» Сигрид сражалась в сердцевине вихря. Ее клинки слились в мутное пятно, ноги неустанно переступали, но лицо ни разу не утратило выражения снисходительного презрения.
К тому времени, когда пятеро кеттрал стонали, лежа на песке, у нее даже дыхание не сбилось. Она взглянула на противников, покачала головой и издала ужасный звук – что-то вроде мучительного кашля. Валин далеко не сразу понял, что она смеется, что этот сдавленный горловой хрип – все, на что способен обрубок ее языка. Потом она, вздернув подбородок, оглядела толпу, сплюнула кровью и заговорила. Из этих прекрасных губ вырывались невразумительные обломки слов.
– Моя высокочтимая соратница, – перевел Ньют, – хотела бы поблагодарить командира Фелп и ее солдат за увлекательную схватку.
У Сигрид дрогнули уголки рта. Когда она шагнула за край арены, Блоха вздохнул, а Ньют принялся сгребать выигранные монеты в блестящую кучу.