Когда ее снова развернуло лицом к Раллену, тот улыбался. Вращение прекратилось – куклу вздернули на нитке.
– Подожди тут, – бросил Раллен, щедро прихлебывая из чаши и переводя взгляд на вторую бочку, – мы пока достанем второго придурка.
На этот раз речь его показалась чуточку невнятной. Гвенна покосилась на чашу: неужели он к середине дня уже так пьян? Но тут снова застучали молоты, к треску досок примешались глухие удары по живому телу. Гвенна не могла повернуть головы, но страх Джака чуяла – едкий, как горящая смола, – и видела глаза Раллена, его остекленелый, но жадный взгляд на творящееся перед ним насилие. К запаху ужаса Джака добавился запах его крови.
Когда грохот наконец прекратился, Раллен улыбнулся.
– Свяжите его, – кивнул он на пилота.
Солдаты взялись за дело. Лич потянулся к стоящему рядом чугунному котелку, долил из него в чашу.
– Как мне это нравится!
От едкого пара у Гвенны защипало в носу. Она не сразу откопала в памяти, но все-таки опознала запах, и тогда сразу многое для нее прояснилось: поля ярких, как солнце, цветов вокруг Крючка, пьяная речь Раллена, его худоба, серые складки кожи, рассеянный, пустой взгляд. Все разом встало на место.
– Желтоцвет, – проговорила Гвенна.
Голос ее прозвучал глухо и сдавленно. Невидимые узы сковали так крепко, что слова приходилось выдавливать из груди. Они едва ли стоили таких усилий, но Шаэль ее побери, если она станет терпеливо ждать, пока мерзавец творит, что ему вздумается.
– Пропиваешь свой доход? – съязвила Гвенна.
Насмешка целиком отняла у нее дыхание, но она не жалела.
Взгляд Раллена на миг заострился, как если бы она достала его кулаком. Но он тут же расслабился, рассмеялся, поднял чашу в издевательском салюте и снова припал к ней.
– Эти цветочки сильно оболгали, – заметил он, раскручивая чашу с исходящей паром жидкостью. – Если их правильно обработать, они не уступают лучшим винам. Однако… не хотелось бы притупить удовольствия от предстоящего развлечения.
Раллен отставил чашу. Он и так уже основательно отупел. Желтоцвет уступал иным напиткам крепостью, зато его действие было менее предсказуемо. Одни рассказывали о вызванных им видениях, другие описывали только снизошедшее на них спокойствие – как будто сознание затягивало шелком. Гвенна раз попробовала немного в каком-то клоповнике на Крючке – у нее тогда загорелась кожа. И потянуло в драку.
Пить настой во время важной операции было огромной, непростительной ошибкой. Значит, Раллен пил не удовольствия ради; значит, уже не мог без зелья. Такие просчеты и убивают людей.
«Вот и придумай, как его убить, бестолочь…»
Она молча попробовала свои узы, но пустота держала крепче оков. За спиной простонал Джак и сразу умолк. Скоро притащат Талала, разобьют и его бочку. Гвенна еще могла говорить. Могла предупредить Талала прежде, чем к нему подступятся с молотами. Хрена ль толку от таких предупреждений. Колодец у Талала не так уж силен, и стали здесь не так много. Талал ни разу не показал силы, подобной той, что держала ее сейчас на весу.
«Колодец… – соображала она, разглядывая Раллена. – Если бы угадать его колодец, найти способ…»
Ее осенило, точно лопатой ударило по животу. Гвенна уставилась на лича, на чашу рядом. Желтоцвет. Раллен сохраняет силу не вопреки опьянению – в напитке ее источник!
«Святой Хал, его колодец – желтоцвет!»
Все эти поля на Крючке – длинные гряды солнечных цветов. Раллен растил их не на продажу, во всяком случае, не только. Он самого себя обеспечивал. При власти Гнезда он не мог себе позволить так надираться: его бы раскрыли в считаные недели и сместили с должности, а с падением кеттрал все переменилось. Он мог хоть упиться листом желтоцвета. И упивался, вынужден был упиваться, чтобы держать солдат в страхе и покорности. Толстяк с поврежденным коленом слаб, уязвим даже перед недоделанными кеттрал, которыми он себя окружил. У него был единственный способ держать их в узде – устраивать вот такие представления, как сейчас с подвешенной в воздухе Гвенной и постоянно иметь под рукой колодец, чтобы никто не сомневался: он в силах, щелкнув пальцами, уничтожить противника.
А значит, он все время ходил по лезвию бритвы. Разрушения, причиненные желтоцветом за этот год, уже бросались в глаза. Зелье, служа колодцем, оставалось отравой. Оно притупляло разум, делало его медлительным, несмотря на вливающуюся в кровь силу. А с другой стороны, Раллен, похоже, научился сохранять равновесие. Никому на Островах пока не удалось его опрокинуть.
«А может быть, – думала Гвенна, всматриваясь в лича, – никто просто не догадался толкнуть посильнее».
Если она не ошиблась, если Раллен в трудных случаях полагался на желтоцвет, то сегодня должен быть особенно пьян. Он ведь хотел преподать урок; не Гвенне показать свою силу – остальным. И ему это удалось. Двое солдат стерегли Джака, но остальные опустили клинки с арбалетами и самодовольно поглядывали на Гвенну. Забыли о бдительности, положившись на лича. Это шанс, хоть и крохотный…
– Так, – заговорила Гвенна, подняв брови и стараясь, чтобы голос, несмотря на сдавившие грудь железные обручи, звучал непринужденно. – Какую смерть ты предпочитаешь?
Раллен скривил губы, потянулся к отставленной в сторону чаше. Гвенна изобразила на лице снисходительную усмешку.
«Давай-давай, – мысленно торопила она. – Тяни к себе. Пей дальше».
Лич сделал маленький глоток. Напиток, как видно, помог ему успокоиться. Он бросил на Гвенну долгий взгляд и покачал головой:
– Твои унылые шуточки начинают приедаться.
– Так убей меня, вислый хрен!
Расчет представлялся ей достаточно верным. Раллен мог бы сбросить ее с обрыва, едва бочка коснулась земли. А раз она до сих пор жива, значит нужна ему, хотя бы на время.
– Охотно, – отозвался он, – когда время придет. Но до того нам бы надо кое-что обсудить.
– Я не настроена вести беседы.
– Ты не хуже меня знаешь, как это будет, Шарп, – тяжело вздохнул инструктор. – Я сам тебя учил. Ты точно хочешь одолеть все ступени?
– Учил меня? – вздернула бровь Гвенна. – Ты распоряжался, не вставая из-за стола. Тогда был слабак, слабаком и остался. Те, кто меня учил, сломали бы тебя через колено.
– А где они теперь? – осведомился Раллен. – Все мертвы. Ты, конечно, помнишь Гендрана: «После боя победитель тот, кто остался жив».
Он огляделся, словно впервые заметил, что еще цел.
– Похоже, победитель я.
Звучало это уверенно и непререкаемо, но он опять поднес к губам чашу!
– А бой еще не кончен, – легко бросила Гвенна, постаравшись сложить на лице равнодушную усмешку.
– А я бы сказал, кончен, – пьяно насупился Раллен. – Ты у меня спутана, как сука на манджарском мясном рынке. Кстати, недурная идея – продать тебя, когда мы тут закруглимся. Ты, конечно, будешь страшно изувечена. Даже жаль, отчасти…
– Жалость прибереги для себя, – оборвала Гвенна, отвечая на его пристальный взгляд таким же.
Пусть думает, что у нее есть план. Пусть думает, что против ее замысла ему понадобится еще больше сил.
Раллен прищурился, закусил щеку и опасливо глянул на нее:
– Воображаешь себя очень умной.
Он поднес чашу к губам, обнаружил, что та опустела, нахмурился и потянулся долить из котелка. Гвенне в свое время чашечки желтоцвета меньше ее кулака хватило, чтобы совсем одуреть. С другой стороны, Раллен, надо думать, уже год хлещет его каждый день. Кто знает, сколько он способен переварить. Очень может быть, что зря она подбивает его напиваться; вдруг он от каждого глотка только набирается сил, не теряя ни рассудка, ни чувства времени. Однако ничего другого Гвенне не пришло в голову.
– Хорошо, что мне ум ни к чему, – сказала она. – Против тебя-то…
Последние слова возымели действие. Вояки Раллена неуютно зашевелились, бросая косые взгляды то на нее, то на лича. Какое бы представление ни задумал Раллен, Гвенна явно выбивалась из своей роли.
– Давай я тебе объясню подоходчивей, – громче прежнего заговорил Раллен (мерещится или он больше прежнего комкает слова?). – Я буду тебя мучить. Потом буду мучить сильнее…
– Ну, мучай, – перебила Гвенна. – Давай начинай. К чему столько слов?
Раллен оскалился, растянув губы. Сжал кулак, и Гвенна почувствовала, как болезненно прогибаются ребра. Он ткнул в нее пальцем:
– Я с удовольствием всажу тебе нож между сисек, но прежде ты удовлетворишь мое любопытство по нескольким пунктам. Будь ты способна понимать советы, я бы посоветовал: отвечай прямо, тогда я убью тебя быстро. Но ты же всегда была тупой и упрямой, так что придется обратиться к «Применению и методам».
Раллен улыбался, словно видел, как в ней горячим угольком беззвучно разгорается страх.
Полностью том назывался «О применении, методах и недостатках пытки». Познакомившись с этой книгой на третьем году обучения, Гвенна решила, что ничего страшнее не видела. На каждой странице выведенные тушью иллюстрации – каталог мучений. Люди с содранной кожей, избитые, переломанные, вскрытые так медленно и тщательно, что не умирали даже при извлечении различных органов. Она знала, что этого не миновать, но все равно от одного названия внутренности будто поплыли.
Отринув страх, Гвенна оставила в голосе одно равнодушие:
– Вообще-то, ты ошибаешься. Ты уже покойник. – Она заставила себя улыбнуться. – Просто ты пока не в курсе.
Наглость этого заявления граничила с безумием. Раллен бросил на нее тупой взгляд, покосился на стропила крыши, потом на дверь, словно ждал, что кто-то вот-вот ворвется в нее. А потом снова поднес к губам чашу.
32
Возвращение через кента на остров-ступицу, а оттуда в тихий пыльный подвал капитула хин труда не составило. Труднее было уговорить Длинного Кулака остаться. Шаман явно воображал, что просто войдет в зал Тысячи Деревьев, потребует ответа, а не получив его, будет рвать людей по швам, пока не добьется желаемого. Каден не взялся бы отрицать, что такое возможно. Он плохо представлял пределы Владыки Боли.