Она подняла сухую ветку и сунула кончик в огонь. Жаль, что Делия не рядом с ней, а плещется в водохранилище. Сердце у Джун тревожно бухало. Она чувствовала себя маленькой испуганной девочкой. Но знала, что ей надо делать. Сейчас или никогда. Она закрыла глаза, представив себе, как Делия кивает. Этот. Делия отдала его ей, она его одобрила, значит, все в порядке. И неважно, ее это парень или нет.
Джун сделала глубокий вдох, повернулась к Полосатой Футболке и положила руку ему на шею. Рывком притянула к себе, пока их губы не соприкоснулись.
Какой-то миг, показавшийся Джун вечностью, парень просто сидел, не отвечая на поцелуй. Рот у него был холодный, со вкусом пива, и Джун подумала про рыбок на дне водохранилища, которые иногда хватали за пальцы ног, когда подруги купались. Наверное, с таким же успехом можно было поцеловаться с какой-нибудь рыбкой. Но тут его губы ожили, и он толкнул языком ее губы. Она приоткрыла рот и впустила его.
«Это мой первый поцелуй, – подумала Джун. – Я целуюсь впервые в жизни».
Джун не испытала ничего особенного или приятного. Было не круто. Скорее, странно и грубо. Но раз уж она целуется, надо продолжать. И внезапно Джун поразила мысль: теперь, до конца своих дней, сколько бы она ни целовалась, с кем бы ни целовалась и что бы они для нее ни значили, этот поцелуй в темноте с парнем, чьего имени она даже не знает, останется самым первым.
Полосатая Футболка положил руку ей на грудь. Ладонь у него была небольшая и неуверенная, как у ребенка. Джун подумала, может, надо его остановить, надо прекратить все это. Но не знала как.
Тем временем купальщики, дрожащие от холода и мокрые, взобрались на скалы и вернулись к костру. Джун и Полосатая Футболка отодвинулись друг от друга.
– Мы, похоже, не вовремя, – сказал тот, что без майки, и начал пятиться.
Делия стояла и выжимала волосы, пристально глядя на Джун. Джун чуть не расплакалась.
– Иди сюда, Ди, – сказал один из парней. – Похоже, наш пацан и твоя воображаемая подружка хотят побыть наедине.
– Как водичка? – спросила Джун, стараясь говорить непринужденным тоном и надеясь, что Делия каким-то образом прочтет ее мысли, поймет, что все не так. И все поправит.
– Бодрит! – Делия смотрела на Джун, не мигая, и вдруг поднесла мизинец ко рту и быстро провела им по губам.
Джун подняла руку и почесала ухо. Их код.
Потом Делия достала телефон, посмотрела на экран и с озабоченным видом чертыхнулась.
– Нам пора. Извини, подружка, мама нас прибьет за то, что мы шляемся по ночам.
Делия классно вошла в роль послушной дочки, хотя Джун точно знала: она все это только что придумала.
– Засада, – посочувствовал тот, что без майки.
– Предки – это предки, – подхватил другой.
Джун поднялась на ноги.
– Еще как-нибудь увидимся? – спросил Полосатая Футболка у Джун. И Джун кивнула, соглашаясь, хотя вовсе не имела это в виду, и отвела глаза.
Они ушли молча. Делия держала Джун за руку всю дорогу до дома. Больше она никогда не говорила об этом.
Глава 6
Когда я возвращаюсь домой, везде темно, только за дверью маминой комнаты на полную громкость бубнит телевизор. Уже десятый час, сегодня вечером она не работает, и значит, лежит пьяная, вот, собственно говоря, и все. Я давно привыкла воспринимать вещи такими, какие они есть, да и вообще стараюсь не думать об этом. Но когда поднимаюсь по узкой лестнице в свою комнату, на миг позволяю себе быть слабой – представляю, как было бы, постучи я к маме в дверь и расскажи о том, что произошло. Представляю, будто она обнимает меня, как мать Райана, и говорит, что все будет хорошо. И тут я чувствую, как меня захлестывает какой-то волной, может, это тоска? Заставляю себя встряхнуться. Моя мать так никогда не сделает. А даже если бы и сделала, я ей все равно не поверю.
Вхожу в комнату, опускаюсь на колени и начинаю вытаскивать одежду из ящиков комода. Сейчас я снова спокойна, это странное, отстраненное чувство, как будто меня здесь нет вовсе.
Когда я сказала Райану, что пойду домой, он попытался уговорить меня остаться на ночь.
– Родители возражать не станут, – сказал он, – учитывая обстоятельства… – Голос у Райана тихий и мягкий, и хотя я не могла ничего чувствовать, понимала, что в другое время, если бы ничего этого не случилось, была бы счастлива, что он просит меня остаться. И часть меня хотела, чтобы я все-таки осталась и сидела на их семейном диване, чувствуя себя в полной безопасности, тепле и уюте, и выполняла домашние задания, устроившись перед большим семейным телевизором. Вернулся бы отец Райана, начал каламбурить, пусть не слишком удачно, включил новости. А потом Марисса приготовила бы попкорн со своим любимым, странным на вкус маслом, и мы бы сидели все вместе. И я бы делала вид, будто ничего не случилось.
– Мне надо домой, – сказала я Райану, – хочу побыть одна. – И он вроде бы меня понял или решил, что понял. Проводил к машине и смотрел, как я уезжаю. Одна. Врать ему так неприятно, но разве у меня был выбор?
И вот я у себя. Раздеваюсь. Достаю из ящика плотные черные шерстяные колготки, натягиваю, потом снова влезаю в джинсы. Обуваю темно-серые высокие кожаные ботинки, зашнуровываю. Стараюсь изо всех сил ни о чем не думать, не думать о том, куда иду и зачем.
Роюсь в ящиках, пока не нахожу то, что ищу, – мягкий темно-зеленый свитер с золотистым люрексом. Это свитер Делии. Целый год его не надевала. Она отдала его мне, когда все у нас было хорошо.
– У меня в нем больной вид, – сказала Делия и швырнула мне свитер. – Будь добра, выручи меня.
Делия всегда так поступала: делала роскошные подарки с таким видом, будто это сущий пустяк. Как будто вы делаете ей одолжение, принимая подарок.
Это самый красивый свитер из всех, что у меня есть. Натягиваю его, куртку и черный шарф, большой, как одеяло, ведь знаю, что у воды будет холодно.
Оставляю машину на маленьком пятачке на обочине дороги и вылезаю. Сколько лет здесь не была, а дорогу помню. У дыры в воротах, за которыми начинается территория водохранилища, стоит какая-то машина. Я качаю головой. Это запрещено. Никто не должен знать, что здесь кто-то есть.
Протискиваюсь в дыру в заборе и иду по скользкой тропке. Живот сводит от дурных предчувствий. Слышу тихий разговор, подхожу ближе и различаю слова.
– Костер разжечь не получится, приятель, – говорит какой-то парень. – Слишком холодно.
– Отвали, – отвечает другой. – Зря я, что ли, был бойскаутом? Кое-что умею.
– Да ты что! – Раздается смех. – Это там учат курить травку?
Теперь я их вижу – небольшая компания стоит кружком у кострища. Один из них наклоняется и чиркает зажигалкой над горкой хвороста. Несколько веточек занялись, в воздух поднимаются тонкие струйки дыма.
Глаза начинают привыкать, и при свете яркой луны я вижу их кожаные косухи, армейские куртки, шапки и перчатки, белый пар дыхания в морозном воздухе.
Подхожу сзади, сердце бешено стучит. Тут, среди ее друзей, я чужая.
– Привет, – говорю я. Некоторые полуоборачиваются.
Протискиваюсь в круг рядом с длинным жилистым парнем и высокой брюнеткой с короткой стрижкой и такими ярко-красными губами, что видно даже при лунном свете.
Кто-то достает бутылку дешевой водки (такую обычно продают в пластиковых бутылях) и говорит:
– За Делию. Эта девушка знала толк в бухле.
– За Делию, – подхватывают остальные. И потом раздается плеск – кто-то льет из горлышка бутылки на землю. А на меня накатывает грусть – и вот это прощание с Делией? Кучка людей холодной январской ночью проливает дешевое пойло на мерзлую землю.
Бутылку передают по кругу, и каждый делает большой глоток. Кем были ей эти люди? Насколько хорошо ее знали? Как они к ней относились?
Когда бутылка доходит до меня, я держу ее подальше от лица, чтобы не чувствовать запаха. Не знаю, как начать, но понимаю: это мой последний шанс получить ответы, и надо узнать хоть что-то.
– У нее были проблемы? – Голос словно чужой и какой-то гулкий.
Ко мне поворачивается один из парней.
– О чем это ты?
– Делия попала в беду? – говорю я.
– А ты вообще кто такая?
– Подруга, – отвечаю я и чувствую себя врушкой. – Я Джун.
Наступает тишина.
– Делия не попала в беду, – говорит парень. – Она сама была бедовая. – Судя по тону, он очень доволен своей остротой. Не знаю, кто этот тип, но я его ненавижу.
Кто-то смеется. А я продолжаю:
– Наверное, случилось что-то. Раз уж она…
– Надо думать, – вмешивается другой. – Если все путем, никто руки на себя не накладывает.
– Но она вроде не высказывалась на эту тему.
– Да если бы ты ее знала на самом деле, была бы в курсе. – Кто-то протягивает руку и забирает у меня бутылку. – Делия не говорила никому про свою личную жизнь.
«Нет, говорила! – хочу крикнуть я. – Она всегда делилась со мной!»
– Послушай, – подхватывает еще кто-то. На этот раз девушка, голос добрее, чем у остальных, с легким южным акцентом. Больше сказать она ничего не успевает – сумрак леса разгоняет яркий свет фар, освещая одно за другим наши лица. Хлопают двери патрульных машин, и лучи двух фонарей прорезают темноту ночи.
– Твою же мать! – говорит кто-то. – Копы.
– Тигротур? – спрашивает один из парней.
Тигротур? Что за бред?
А потом кто-то другой, голос хрипловатый и низкий:
– Нет, я пустой, пронесло на этот раз.
И тут поднимается суматоха, все разбегаются кто куда. Адреналин гонит кровь по венам, но я заставляю себя оставаться на месте. Похоже, только я из всей этой компании знаю одну вещь, которую и Делия никогда не понимала: если убегаешь, то за тобой гонятся; если остаешься и даешь отпор, ты можешь проиграть. Иногда, если тебе грозит опасность, лучше затаиться и ждать. Я осторожно делаю несколько шагов к воде. Перелезаю через большой валун и прячусь за ним.
Здесь так спокойно, суматоха позади, на глади воды серебрится лунная дорожка.