Серафима проснулась ночью. Хотелось пить.
Сквозь стеклянную балконную дверь она увидела, что Леонард не спит, а сидит в позе йога и смотрит прямо перед собой.
Она постучалась.
– Чего не спится?
– А тебе?
Серафима стояла, накинув на себя одеяло.
– Хочешь, садись рядом, – предложил Гуджарап.
Вместо ответа она опустилась на пол около него.
Какое-то время они сидели в молчании, слушая дыхание друг друга. Неожиданно он резко поднялся с пола.
– Предлагаю, раз мы не спим, прочитать эти рукописи. Заодно подкрепиться салатами и жареной курицей. Есть еще бутылка белого вина.
– Откуда?
– А я парень предусмотрительный, хозяйственный.
Хорошо было сидеть рядом и читать. Они устроились на полу и передавали листы друг другу. Вино было со вкусом винограда и земляники. Сначала Гуджарап быстро просмотрел первую часть. А потом они вместе читали вторую…
Когда они взялись за следующие страницы, их ждало разочарование. Они были нечитаемые.
– Боже! – воскликнула Серафима. – Что это?
– У меня есть знакомые в историко-консультативном центре «Клио», они занимаются расшифровкой рукописей, трудночитаемых текстов и так далее. Закину рукопись им, и эти ребята все сделают.
– Точно?
– Даже не сомневайся! – заверил ее Гуджарап. – А теперь, поскольку это дело откладывается, двигаем в Москву. И прости… какое-то время я не буду тебя беспокоить.
– Беспокоить? – упавшим голосом переспросила Серафима.
– Я должен разобраться в себе. В своих чувствах.
Сердце ухнуло куда-то вниз.
– Дело не в тебе. А во мне.
– Что-то не так?
– Мне трудно сдерживаться, когда я вижу тебя, такую рыжую и беззащитную. Меня ни одна женщина так не волновала, как ты И я не знаю, как быть. Сделать тебя прямо сейчас своей любовницей было бы неправильно.
– Ты что, не думаешь, что я могу отказать? – оскорбилась Серафима.
И здесь Гуджарап расхохотался.
– Позволь оставить этот вопрос без ответа.
В машине она дулась на него. Подумаешь, какой самец самовлюбленный. Наверное, женщины пачками падают к его ногам. В случае с ней он решил остановиться и поиграть в благородство, чтобы она не подумала о нем… Серафима запнулась. Что подумала? Что она должна подумать о нем? Что за чушь ты мелешь, милая, накинулся на нее внутренний голос. Не обманывай себя. Он правильно сказал, вернее, дал понять, что ему никто никогда не отказывал. А наоборот, были рады любому знаку внимания с его стороны. А уж тем более такая, как ты. Почти пуританка. Временами он ловил ее взгляд в верхнем зеркальце, и Серафиме было непонятно: не то он улыбался, не то хмурился. Он довез ее до дома, вышел из машины и сказал:
– Пока. – И потянулся, чтобы поцеловать.
– Позволь хоть в чем-то тебе отказать, – не выдержала и съехидничала Серафима, хотя на душе скребли кошки.
Он кивнул.
– Один-ноль в твою пользу.
И ушел, ни разу не оглянувшись.
Глава пятнадцатая. Рукопись, найденная в подвале
Что в имени тебе моем? Оно умрет, как шум печальный Волны, плеснувшей в берег дальний, Как звук ночной в лесу глухом.
Серафима сперва выспалась, потом села перечитывать рукопись более внимательно.
Бумага пахла сыростью; чернила расплывались. Размашистым почерком было написано: «Дело об исчезновении Марии Анастасьевской. Частный сыщик Богуслав Соколовский».
Она открыла тетрадь.
«Я, Богуслав Адамович Соколовский, хотел бы записать то, чему был свидетелем, в точности и деталях. Пока из памяти не вытеснилось содеянное и я могу передать потомкам то, что мне удалось установить. Но сначала все по порядку. Я родился в местечке Вильно, с детства хотел выбиться в люди, уехать в Москву или Петербург. Но в Петербург хотелось больше.
И вот меня как-то вызывает начальник и говорит: Богуслав Адамович, вот есть человек. Хочет к вам обратиться… Я смотрю, около него сидит человек в священническом одеянии. Ну, думаю, что от меня он хочет. И он начинает рассказывать удивительную историю. Зовут его Николай Черновицын. Он наш русский дворянин. Десять лет он был влюблен в одну девушку, которую звали Мария А. Лето он проводил в имении ее родителей. И вот как-то им пришло в голову устроить спиритический сеанс. Точнее, так решила Мария, а они все поддались ее влиянию. Не знает, что нашло… И вот во время этого сеанса пропадает сама Мария. Они покричали-покричали и разошлись, решили, что, может быть, она отправилась в свою спальню и спит там. На другое утро нашли ее окровавленную одежду, решили, что на нее напали, ранили или убили и сбросили в реку. Тело так и не нашли. Поставили кенотаф… Прошло время, его душевная рана немного затянулась, он принял священнический сан… И вот совсем недавно в Париже он столкнулся с ней, убитой Марией. Правда, до конца непонятно: она это была или нет. При этих словах я вопросительно посмотрел на своего начальника. Совсем ли здоров наш посетитель. Всякое бывает в нашей скорбной жизни. Люди сходят с ума, становятся душевнобольными. Но начальник одними глазами показывает: мол, слушай внимательно, свои оценки и мнения после скажешь. Николай Алексеевич продолжает: идет он по улице и встречает ту самую Марию. Правда, она зачем-то его разыгрывает и говорит, что это не она. Она умерла. Это ее тень. Дух… Просит подождать и ускользает. Но перед этим просит запомнить поговорку и когда-нибудь передать ее родным. Далее приводится что-то глубоко детское: коза-дереза, на том берегу. За неимением времени и места этот детский стишок привести не представляется возможным. И вот этот Николай, или Николя, он принял священнический сан. Решил уехать подальше от России, слишком глубокую травму ему нанесла Мария. Он был в нее влюблен и собирался на ней жениться.
– Значит, была уже договоренность, – встрепенулся я.
– Нет. Все было еще очень… – Он запнулся, подыскивая слово. – Туманно. Но я надеялся…
Я откинулся на спинку кресла. И чуть не подкрутил ус.
Ну конечно. Девицы морочат нашему брату голову. А он все принимает за чистую монету. Судя по всему, эта молоденькая вертихвостка ни о каком браке не думала, а Николя уже размечтался.
– У меня правда был соперник, – сказал он. – Георгий Д. Но он погиб в результате боевых действий на Кавказе. Мир праху его.
Что же, соперник минус, подумал я. А начальник сурово посмотрел на меня и сказал, кашлянув в кулак:
– Что вы хотите? – это уже к Николаю.
И тот покраснел и запнулся.
– Я хотел бы найти ее снова и убедиться, что это не дух, как она пыталась мне внушить. А живая Мария.
– Вы сами-то в этом уверены?
Я при этом посмотрел в глаза Николя. Но он мой взгляд выдержал.
– Уверен. Я не мог ошибиться. Это Мари. Моя Мари…
– Почему же она ускользнула от вас? Чем вы можете объяснить этот демарш?
– Она испугалась.
– Чего?
– Не знаю.
Владислав Симеонович посмотрел на меня с некоторым вызовом.
– Вы можете подождать в коридоре, пока мы посовещаемся.
Как только за Николаем закрылась дверь, Владислав Симеонович посмотрел на меня тяжелым взглядом.
– Что скажете, Богуслав Адамович? Парень зело горяч, даром что монашескую рясу надел. Все рвется свою Марию найти. Втемяшилось ему в голову. А ваше мнение?
– Не знаю… – честно сказал я. – Может быть, разгоряченное воображение сыграло с ним злую шутку. Париж – город, который туманит головы…
– Мне ли это не знать. – При этих словах мой начальник несколько осклабился. Но тут же посуровел. – Главное, что он приехал в Россию, дабы продать свое имение и употребить все деньги на поиски своей Мари. Чуешь? – Он перешел на «ты», как это обычно бывало в минуту волнения. – Деньги у него есть. Ты собирался выйти в отставку, я могу ее принять, и как частное лицо ты волен делать что хочешь. А вознаграждение…
– Я выделю вам одну треть, – поспешно сказал я.
– Сам понимаешь. Дети растут, четверо отпрысков. Образование надобно. Да и остальное…
Может быть, под остальным он имел в виду своих любовниц, которых менял время от времени, одаривая щедрыми подарками. Я не знаю. Но на всякий случай потупил голову. Начальство не любит, когда его слишком пристально рассматривают.
– Договорились. Я на тебя возлагаю надежды…
– Я все понял.
Мы позвали Николая и сказали ему, что готовы взяться за его дело. Парень просиял как медный пятак. На него даже больно было смотреть. А как все поиски рухнут, подумал я. Еще от разочарования руки на себя наложит. Хотя раз священник, то выдержка имеется.
Мы обговорили детали. Он согласился выплатить задаток, и мне в скором времени нужно было выехать в Париж… чему я, в общем, был рад. Семьи у меня не имелось. Из родни в России никого. Матушка и сестра жили в Польше. Так я вполне мог отдаться приключениям. А я все это так и рассматривал… Мы обговорили детали, и я выехал.
Для начала мне нужно было сгруппировать свидетелей того памятного вечера и побеседовать с каждым.
Один из них – соперник Николя – уже умер, но остальные-то были живы…
Мы с Николаем обговорили других людей. При этом прежде чем давать им характеристики, Николай глубоко задумывался. И только потом давал свои оценки. Мне такой подход нравился, я находил его чрезвычайно плодотворным. Итак. В моем распоряжении были следующие люди. За исключением исчезнувшей Марии Анастасьевской.
Сам Николай.
Тетушка Аграфена Кузьминична, при этом я никак не мог добиться того, чтобы точно узнать, сколько лет самой тетушке. Не то шестьдесят, не то все восемьдесят. Тетушка была какой-то дальней родственницей семьи Анастасьевских и в то лето гостила в усадьбе. Где она сейчас, Николай не знал, сказал, что в Петербурге скорее всего. И дал ее адрес.
Наталья Борисовна – дама, которую все боялись, я сделал пометку «бой-баба». Жила в Петербурге.
Потом следовала сестра Марии Вера – чрезвычайно благородная и благочестивая дама, с жаром сказал Николай. Мать четверых детей. Живет в Москве.