Париж – город шумный и веселый. На улицах царит бойкая торговля. Пекут пирожки, приготовляют разные вкусные десерты, поют певцы, играют музыканты… Но истинные королевы уличной торговли – продавщицы цветов. Они так смело и вместе с тем соблазнительно предлагают свой товар, что трудно не поддаться искушению и не приобрести у них букетик. Особенно если кавалер идет с дамой. Он становится неумолимо атакован этой цветочной феей… Есть и попрошайки, которые смотрят на вас умоляющими глазами в надежде получить хоть одну мелкую монету.
Еще меня удивило множество женщин, я словно попал в женский мир… В России среди обслуги женщин практически нет, а тут это – естественное явление. Женщины работают в трактирах, раздают афиши, подметают улицы…
Вечером воздух словно становится иным – тягучим и нежным. В воздухе веет чем-то опасным… Женщины глядят томно, соблазняюще… Можно утонуть в этих глазах. Я сразу припомнил все рассказы своих знакомых и сослуживцев, а также разные городские сплетни: когда почтенные отцы семейств или холостяки отправлялись в Париж и погружались в пучину легкой любви, позабыв о своих семейных и родственных обязанностях.
Да. Париж – город интриг, город соблазна. Где-то тут бродит Мария Анастасьевская… Но где… Как найти ее?
На другой день после приезда я нанес визит одному старому приятелю, с которым давно не виделся. Он узнал, где я остановился, и скривил губы. Так я узнал, что Париж – город строго сословный. Со своими правилами и порядками. И от того, где ты поселился, зависит и отношение к тебе…
– Запоминай, – сказал со смехом мой давний приятель. – Тюильри, Вандомская площадь и Елисейские Поля – для королей. Шоссе д’Антен, Пале-Рояль и предместья Монмартра – места, где обитают богатые негоцианты. Пуассоньерское предместье и его окрестности – для тех, кто ищет жилье сообразно доходам, то есть стремится к экономии. Лувр и улица Сент-Оноре – для среднего класса; Сен-Дениское и Сен-Мартенское предместья – там селятся рабочие и ремесленники; Сен-Жерменское предместье – для благородных аристократов, Латинский квартал – Сорбонна, Медицинская академия, Ботанический сад и Обсерватория, предместья Сен-Марсель и Сен-Жак – тут живут ученые и простой народ.
Я не мог сказать, что одной из моих целей была экономия средств, отпущенных мне. А когда я побывал в магазине, то еще больше укрепился в мысли, что должен экономить на себе, чтобы вывезти сюда, в Париж, мать и сестру. А я могу и потерпеть, ничего страшного.
– Если ты, друг мой, хочешь здесь выглядеть как настоящий парижанин, тебе надо бы и обзавестись гризеткой. Даму с более высоким статусом, извини меня, но скажу тебе как старый друг, ты не потянешь…
– Что такое гризетка? – спросил я.
Вместо ответа мой друг стал хохотать, что привело меня в раздражительное состояние. Я вспомнил, что он происходил из богатой семьи и только мое усердие в науках позволило нам познакомиться, когда мы учились в одном университете.
– Только никому не говори, что ты не знаешь, что такое гризетка. Это, брат, такое существо женского пола – весьма забавное и прелестное. Это молоденькая девушка, которая ищет себе покровителя… или возлюбленного, который сможет помочь ей выжить и тратить на маленькие безделушки. Недалеко от меня есть магазин с парой гризеток. Хочешь познакомиться поближе?
Мысль о том, что вместо задания, с которым я отправился сюда, я с легкой руки приятеля могу погрузиться в пучину греха и забыть свой нравственный и служебный долг, привела меня в дурное расположение духа. Приятель мой был добрый и славный малый. Но я не мог объяснить ему тонкости моего положения, а также подробно рассказать о задании, с которым сюда приехал. Все-таки мне следовало соблюдать определенную конфиденциальность…
– Ладно, пойдем погуляем, – сказал мой друг. – Проведу тебя по самым знаменитым местам Парижа. Бульварам Капуцинок, Итальянскому, Монмартрскому и прочим. Там жизнь кипит, франты и дамы гуляют. Глаза разбегаются… А улица Ришелье… д’Антен…
Мы действительно прогулялись по этим блистательным бульварам и улицам. Я пришел к себе почти в полночь. И лег спать с твердым намерением завтра с самого утра приняться за дело.
Аграфену Кузьминичну я нашел не сразу. Дверь мне открыла бойкая темноволосая девушка, быстро лепетавшая по-французски.
– Потише! Аграфена Кузьминична дома?
– Мадам почивать изволит.
– Тогда, пожалуй, приду позже.
Но тут послышался властный голос:
– Кто там? Зови.
Горничная нырнула в комнаты, а потом вышла ко мне.
– Проходите…
Я прошел в комнаты, где царила полутьма. Аграфена Кузьминична лежала на подушках. Выглядела она не очень здоровой.
– Что вас привело ко мне? И как ваше имя?
– Соколовский Богуслав Адамович. Частный сыщик.
– Присаживайтесь, Богуслав Адамович.
Я сел на красивый стул с изогнутой спинкой. И чуть подался вперед.
– Вам привет от Веры Каразиной.
– А… Верочка! Как она?
– Четверо детей. Жизнь графини Веры кажется во всем благополучной.
– Вера… – Дама замолчала. – Вас привело ко мне какое-то дело…
– Не скрою, сударыня, я разыскиваю Марию Анастасьевскую.
Если моя визави и была удивлена, то ничем себя не выдала.
– Мария мертва. Ее убили десять лет назад. Разве вы не знаете эту историю?
– Есть сведения, которые дают основания усомниться в этом.
– Потрудитесь изъясниться подробнее.
– Дело в том, что Марию Анастасьевскую несколько месяцев назад видели здесь. В Париже.
– Кто?
– Некий Николай Черновицын, давний ее поклонник. Он не только видел ее, но даже беседовал с ней. Но Марии удалось ускользнуть.
– Вы уверены, что это была Мария?
– Он уверяет, что да.
Старая дама испытующе посмотрела на меня.
– Странная история. Вы не находите? С каким поручением вы ко мне?
Я набрал в грудь воздуха.
– Я здесь по поручению Николая Петровича Черновицына. Он хочет разыскать Марию Анастасьевскую.
– Чем я могу здесь помочь?
– Николай Петрович хочет восстановить тот самый последний спиритический сеанс.
– Зачем?
Сколько ей лет, терялся я в догадках. Шестьдесят? Семьдесят или все восемьдесят? А может, она в некотором роде бессмертна? При этом меня прошиб холодный пот. Это утверждение показалось абсурдным. Невероятным. Но кто знает. Разве можно быть в чем-то уверенным в наше время.
– Я могу дать вам один адрес, – неожиданно звучным голосом сказала Аграфена Кузьминична. – Там вы узнаете о Марии больше. А меня ни о чем не расспрашивайте. И потом вы меня, сударь, изрядно утомили. Прощайте! Вивиан вас проводит.
Я не сразу заметил графиню Софью Станиславовну Киселеву. Она почти сливалась с окном. А когда ее взгляд встретился с моим, я приподнял шляпу в знак приветствия.
– Что вы хотите? – Голос был тихим. – Кто вы, милостивый сударь?
– Мне говорила о вас Аграфена Кузьминична. Я Соколовский Богуслав Адамович.
– Вы уроженец нашей бедной Польши.
– Да, это так, мадам, но я состою, вернее, состоял на службе Российской империи.
– Сейчас вы уже не служите?
– Я в частном качестве…
– А… – Она подняла руку и тут же ее уронила. Рядом с ней стоял чай.
– Вам принести чаю?
– Если это вас не затруднит, мадам.
Я знал, что женщину можно расположить такими вот маленькими хитростями. Воззвать к жалости, которой переполнено женское сострадающее сердце.
– Что вы хотите от меня?
– Я по поводу Марии Анастасьевской…
– Я… не знаю такую…
– Софья Станиславовна. – Я решил пойти ва-банк. А что мне еще оставалось? – Аграфена Кузьминична мне все рассказала, скрывать данные факты бесполезно. Будем откровенны, графиня, это сократит ваше и мое время. Откровенность – это все, что нам сейчас остается… Мы оба поляки и неужели не найдем общий язык.
– О, моя многострадальная родина. – Графиня опустила голову, а когда подняла, то на ее глазах блестели слезы. – Так что вы хотите знать?
– Все с того момента, когда вы впервые увидели Марию Анастасьевскую. Я веду расследование по ее делу.
– Вот как! И кто вам платит? Ее родители, насколько я знаю, уже умерли. Сестра?
– О нет, один давний поклонник.
У меня мелькнула мысль, что Софья Станиславовна знает больше, чем говорит. Но мне следует вести себя с ней очень осторожно: то, что она воззвала к патриотизму, не более чем уловка. Уж мне ли не знать, как коварны наши прелестные соотечественницы. Я должен быть начеку.
– У такой девушки всегда должны быть поклонники…
– Совершенно верно. Но сейчас она уже зрелый человек.
– Мария всегда останется ребенком – чистым и великодушным.
Что-то подобное я уже слышал и уткнулся в свои записи, чтобы найти подтверждение собственным догадкам. Так и есть, графиня Вера Каразина примерно так же говорила о Мари. Ребенок, который всех поставил на уши…
– Когда она впервые появилась?
Графиня Киселева задумалась.
– Когда я собиралась отплыть к Константинополю. Мы с ней случайно встретились, когда я пришла смотреть на корабль.
Пометка: как я узнал позже, это была маленькая ложь Софьи Станиславовны. Мария явилась к ней по письму Аграфены Кузьминичны. Но это я узнал после.
– Представьте себе, передо мной стоит сущее бесхитростное дитя.
Я делаю пометку на полях. В моем деле слишком много младенцев. Моя рука начинает невольно рисовать пухлощекого купидона. До меня доносится голос Софьи Станиславовны:
– Вы меня слышите, милейший Богуслав Адамович?
– Да, – отвечаю я и с шумом захлопываю блокнот. Кажется, у меня прорезались задатки художника. Наверное, я пошел не по той стезе… А то сейчас был бы уважаемым художником, выставлялся, рисовал придворных и королей.
– Вы немного рассеянны. А вот и ваш чай.
Молодая особа в чепце принесла мне чай. Я принял чашку из ее рук.
– Благодарю вас.
– Это дитя смотрело то на меня, то на корабль. «Вы ведь моя соотечественница, не правда ли?» – раздался серебристый голос.