Отовсюду до них доносились стенанья и мольбы о помощи, по пятам их преследовал горький запах гари и человеческого горя.
Повсюду, подобно теням, сновали спасатели с совковыми лопатами, санитары с носилками, служители религиозных культов (от санатанадхармистов – до адвентистов седьмого дня!) и также безутешные близкие и друзья пострадавших в мегатеракте.
Особенно среди всех выделялся встрепанный старик двухметрового роста (статью и ликом похожий на русского богатыря Илью Муромца с картины Васнецова!) в ярком стеганом иранском халате, мягких узбекских сапогах-тичигах и с белой чалмой в руках, а не на голове.
За ним по пятам, с блокнотом в одной руке и самопишущей ручкой в другой, следовал молодец вида Добрыни Никитича (с картины того же художника!), и тоже одетый, обутый, как мусульманин!
Как потом (непонятно откуда!) выяснилось – то были небезызвестные в исторических кругах потомственные летописцы, отец и сын Карам-ибн-Зины, христопродавцы в третьем и четвертом поколении, потомки, кому интересно, еще того самого легендарного историка Николая Карамзина.
Вот, к слову, что записал в свой блокнот под диктовку отца младший Карам-ибн-Зин (и что умудрился прочесть на лету наш пернатый философ!): «…воистину, все вместе взятые деяния величайших завоевателей Иерусалима от Навуходоносора до Салахэд-Дина – да пребудет в веках благословенным его имя! – натурально бледнеют в сравнении с кошмаром, сотворенным примитивным шейхом Муд-Агом Вторым по прозвищу Неуч: одним мановением руки он не оставил от города камня на камне!»
И далее, по тому же свидетельству Ибн-Зина: «…волосы на голове поднимаются дыбом от небрежно раскиданных повсюду голов, рук, ног, позвонков, тазобедренных и прочих сочленений несчастных жертв этого бессмысленного злодеяния!»
Между тем над землей занимался рассвет и жизнь брала свое: там и сям разбивались походные столовые, госпитали, операционные, пункты по переливанию крови, тысячи геликоптеров доставляли воду, пищу и медикаменты.
Поскольку все подъездные пути к Старому Иерусалиму были разрушены, то убиенных и раненых вручную переправляли из верхней части города на молельную площадь у Западной Стены разрушенного еврейского Храма, где бы могли приземлиться транспортные самолеты вертикального взлета (их уже вызвали из Брюсселя, но они отчего-то задерживались!).
Туда же, к площади надежд всех молящихся, на исходе третьей ночи, в час петуха, наконец-то добрались наши герои.
Там Маруся, стыдливо потупив глаза и запинаясь, как школьница, призналась Иннокентию, что она «только чуточку притомилась»(бедняжка и словом не обмолвилась, что у нее ноги стерты в кровь, ноют колени и ломит спина!).
– Я тоже устал, – признался Иннокентий и улыбнулся, кажется, впервые за эти дни. (Он понимал, что после всего пережитого она, конечно же, нуждается в Его ласке и сочувствии!)
«Как хорошо-то!» – с благодарностью подумала Маруся, прижимаясь щекой к возлюбленной груди.
Да и Он неожиданно ощутил, что Ему не так одиноко.
Оба они, похоже, в эту минуту чувствовали и мыслили в унисон – и помалкивали: что-то им изнутри настоятельно подсказывало, что слова только портят…
235 …Иногда эта жизнь преподносит сюрпризы, каких не представить во сне и уж точно не придумать!
Некто, двое с носилками – мужчина размером с кукурузный огрызок и женщина ростом с коломенскую версту! – шли мимо наших героев с ношей, покрытой армейским брезентом.
Облаченные в многофункциональные комбинезоны цвета апокалипсиса, в новеньких скрипучих яловых сапогах до колен, со шпорами, с комиссарскими папахами на головах и марлевыми повязками на лицах – они и при беглом обозрении наводили на мысль о воистину неисповедимой фантазии Творца.
(То были, как правильно вы догадались, единоличный владелец всех в мире бань, парилок, цирюлен и прачечных Захар Полусын с супругой Зоей, бывшей дешевой прикладбищенской проституткой по прозвищу Сельдь Астраханская!)
– Лэди, гляди-ка! – роняя носилки на мостовую, в голос, одновременно воскликнули Зойка и Захар (кто им поверит, что они случайно оказались возле наших героев!).
От удара о камни с носилок скатилась чья-то окровавленная голова и, подпрыгнув, как мяч, застыла точно у левой ноги Иннокентия.
– Тварь… – не веря своим глазам, пробормотала Маруся (ее вдруг как током ударило!).
– Я! – радостно крикнула Зойка, призывно раскинув свои коромысла (левой рукой она дотянулась до Южного полюса, а правой – до Северного!).
– Что ли, ты? – все еще сомневаясь, переспросила Маруся.
– На, потрогай, если не веришь! – откликнулась Зойка, откровенно демонстрируя два ровных ряда изумительных зубов из жемчуга, добытого специально для нее на дне океана, у перламутровых, скалистых, отвесных берегов Слоновой Кости.
«Чудеса в решете!»– почему-то припомнила Маруся страшное Зойкино зубьё, сплошь в железных коронках с замками из нержавейки.
– Что было, Маруся, то было! – заразительно и от души засмеялась Зойка (как будто читала ее мысли!).
Они обнялись.
Зойка от чувств прослезилась.
– Кто старое, Лэди, помянет – тому глаз долой! – предложила она, намекая на прошлые обиды.
– Живая, и хорошо… – тоже растроганно пробормотала Маруся, забыв про былые обиды.
– А это кто, муж? – поинтересовалась Зойка, чарующе улыбаясь Иннокентию.
– Не муж, – отчего-то смутившись, выдавила из себя Маруся.
– Бойфренд, как нынче модно? – хитро продолжала допытываться дальняя родственница.
– И не бой, – неожиданно грубо отрезала Маруся (она вдруг впервые за все это время подумала, что и сама толком не знает, кем ей приходится этот странный, застенчивый и немногословный человек с перевернутым лицом, которого она полюбила всем своим существом и для которого, не задумываясь, готова пожертвовать жизнью!).
– Я Марусю люблю, – сообщил Иннокентий, стирая запекшуюся кровь с битой-перебитой головы.
У Маруси, понятно, от подобного признания голова пошла кругом, она едва удержалась, чтобы не закричать и не кинуться на грудь к мужчине (Богу – в ее понимании!), посланному ей, наконец, за все ее страдания!
– Он – супер, Захар! – воскликнула Зойка, зовя в свидетели Полусына.
– Браво! – запредельно высоко пропищал Захар голоском кастрата из всемирно знаменитого хора мальчиков «Regensburger Domspatzen».
– Он любит ее! – повторила Зойка, растроганно сморкаясь в рукав комбинезона, расшитого золотыми нитями высокой пробы.
– Никакого сомненья, что любит! – расслабленно и принципиально согласился огрызок-миллиардер.
– Джордж! Джордж! – еще издали, на лету прокричал попугай.
– Где? Где? – встрепенулась Маруся.
– О, Джордж! – застонал попугай. – О, Судьба, о, Злодейство!..
236 …Несмотря на трагичность момента, все-таки не позабудем воздать должное фантастичности Жизни, рядом с которой бледнеет любая самая безудержная фантазия: голова в руках Иннокентия действительно когда-то принадлежала выдающемуся шулеру всех времен и народов Джорджу А. Капутикяну (хотя не исключено, что именно Джордж А. Капутикян когда-то принадлежал своей бедной, чудовищно деформированной голове!).
– О, ужас, о, рок, о, несчастная доля! – судорожно вцепившись когтями в Марусино плечо, в духе Софокла взывал к небесам попугай. – О, бездна, о, мрак, о, тоска, о небытие!
– Погоди, не ори! – терпеливо и по-доброму урезонивала птицу Маруся (сама же, понятно, захлебываясь от слез!).
– Какой светильник разума угас, какое сердце биться перестало! – витийствовал Конфуций в то время, пока Иннокентий ползал на коленях вокруг носилок, тщась приладить несчастную голову Джорджа к одноименному туловищу (оно-то и не сходилось, как назло, с головой рваными линиями отрыва!).
Внешне Иннокентий выглядел невозмутимо спокойным, но сердце у Него в груди ёкало и сжималось при мысли, что перед ним на носилках туловище другого несчастного существа!
За те пару дней, что они познакомились на Веселеньком кладбище, Он всем сердцем привязался к этому милому, добродушному, хотя и чудаковатому старику (впрочем, кто же не чудаковат!).
И все же, помимо понятной любому, типично человеческой причины, была и еще одна, нечеловечья, побуждавшая Иннокентия упорно разыскивать среди тысяч других именно Джорджа А. Капутикяна, настоящее имя которого в Вечности было – Някитупак А. Ждрожд!
Именно Някитупак А. Ждрожд, как узнал наш Герой из молчаливого телепатического общения с Богом-Отцом в Фонтенбло, и являлся Его личным мистическим союзником в грядущей битве со Злом!
И именно от Някитупака А. Ждрожда, как было сказано, Он, Иннокентий, Сын Бога, получит в назначенный срок и в известном месте судьбоносное копье…
(Разумеется, искушенному читателю немедленно придут на память Дон Кихот с Санчо Пансой, один из которых изображал из себя ветер и дул на мельницы, а другой в это время с ними сражался.
Никакого сравнения!
Поверьте, что наши герои, в отличие от литературных, не искали славы и подвигов, но, рискуя жизнями, следовали предначертанному!)
– …Терроризм – беда 21-го века! – не унимался попугай.
– 14 июля, 11 сентября, 25 октября! – загибая пальцы, принялся перечислять Захар Полусын.
– Невозможно в такой обстановке рожать и растить детей! – искренне возмущалась Зойка.
– Маразм полным ходом грядет на землю, унижение и апокалипсис! – пугающими мазками рисовал Конфуций будоражащие картинки веселенького будущего.
Отчаявшись хоть как-то собрать воедино своего несчастного оруженосца, Иннокентий поднялся с колен и попытался сосредоточиться.
Он уже понял, что случилось из ряда вон выходящее: у Него в наличии имелась та голова, да не от того туловища!
Понятно, Он нервничал.
– Я с тобой! – тихо и твердо прошептала Маруся, беря Его руку в свою.
Два добрых слова, сказанные любимым человеком, плюс крепкое дружеское пожатие руки – неожиданно успокоили нашего Героя и настроили на оптимистический лад.