239 …Увы, невозможно узнать (только можно догадываться!), что еще сообщила колдунья двоюродному Брату – там, на вершине мечети Эль-Сахараллах!
Но факт остается фактом – Иннокентий вернулся к Марусе другим человеком: исчезли, как не были, неуверенность и сомнения, голубые глаза светились Знанием и Покоем.
Ласково глянув на свою возлюбленную (от одного Его взгляда ей сделалось, на минуточку, светло и чудесно!), Он опустился на колени и безошибочно приладил несчастную голову оруженосца к его же многострадальному туловищу (которые срослись – будто ждали того!).
– Нам надо лететь, иначе мы не успеем, – сосредоточенно разглядывая Джорджа, произнес Иннокентий (не обращаясь, собственно, ни к кому конкретно!).
– Геликоптер! – воскликнула Зойка (как знала, что надо лететь!).
– Сюда! – замахал ручонками прачкобарон (и ведь тоже, похоже, что знал!)…
240 …Песчаная буря, возникшая вдруг в Иудейских горах, швыряла гигантский геликоптер типа «Апачи», с нашими героями на борту, – как щепку!
Всем было не сладко – не слаще других, однако, приходилось Захару, отвыкшему от перегрузок: он сотрясался и со звоном изрыгал Зойке в подол золотые царские червонцы, которые (с тех самых пор, как разбогател!) всегда, по обыкновению, носил на левой внутренней стороне груди, возле сердца.
Зойка своими длиннющими руками немедленно возвращала червонцы на место.
Но упрямец Захар, после очередной петли или пике, их тут же выблевывал обратно.
Иннокентий с Марусей, в четыре руки, крепко держались за Джорджа – молясь про себя, чтобы он не рассыпался от качки.
Лучше всех себя в эти минуты чувствовал глубоко мыслящий попугай Конфуций, летящий над бурей, на собственных крыльях.
Геликоптер упрямо пробирался к Мертвому морю, преодолевая ветер, песок, воздушные ямы и прочие сопутствующие неудобства…
241 …Вертолет приземлился точно на стыке двух тектонических плато, неощутимо, по одному миллиметру в тысячу лет движущихся в перпендикулярно противоположных направлениях – с востока на запад и с запада на восток.
Нам, привычным к квазипространствам и гиперскоростям, может показаться нелепым, что всего миллиметра оказалось достаточно для создания величайшего напряжения между западом и востоком!
– Время! – нетерпеливо забарабанил снаружи по бронированному корпусу геликоптера наш пернатый философ. – Промедление смерти подобно! – припомнил он к месту знаменитый лозунг жуликов Древнего Рима.
Попугай не шутил: действительно, белое солнце заваливалось за красно-бурые холмы и, действительно, до полуночи оставались считаные часы…
«Содом и Гоморра!» – распахнув настежь дверь в пылающую апокалиптическими красками пустыню, зычно по-нанайски доложил пилот-командир, нанаец по происхождению (еще в бытность свою губернатором Аляски, огрызок Полусын взял за правило вверять свою жизнь исключительно представителям малых народов Крайнего Севера, считая их менее подлыми и коррумпированными!).
По удивительному совпадению, Содом и Гоморра – на всех языках Содом и Гоморра, так что все сразу и поняли, что прибыли, куда надо.
Наконец, большой винт вертолета замер в нескольких сантиметрах от гигантской соляной скульптуры – самой загадочной в мире из женщин!
Просторный салон летательного аппарата моментально наполнился дурманами Мертвого моря.
– Ах, как тут вкусно пахнет! – сладострастно простонала Зойка, всей грудью вдыхая серную вонь.
– Я, честно, не верю, что я уже тут! – с облегчением пискнул Захар.
Иннокентий не стал дожидаться, пока опустится трап – но мгновенно спланировал на зыбучую землю и стремглав устремился вниз, к заросшему солью берегу моря.
– Любимый! – растерянно прокричала Маруся вослед.
– Жди, и я вернусь! – за Иннокентия, на лету откликнулся Конфуций.
Забежав в воду, наш герой энергично поплыл вдоль угасающей солнечной дорожки.
– Еще, уже близко, Ю! – возбужденно подбадривал попугай, кувыркаясь у Него над головой.
Соль жгла глаза, но Иннокентий упрямо плыл, стиснув зубы, отчаянно загребая руками и работая ногами, ибо хорошо знал грозящую цену промедлению!
«Судьба мира! – стучало забытой морзянкой в мозгу. – Судьба мира!»
– Я уже вижу воронку, Ю! – набрав высоту, закричала пичуга…
242 …О знаменитой воронке где-то в районе северо-юго-восточно-западной оконечности Мертвого моря Конфуций узнал из письма Аристотеля к Александру Македонскому, помиравшему от тоски по ушедшему от него в другой мир Гефестиону (тогда же, в полете, наш пернатый герой-почтальон, естественно, не удержался и прочитал-таки сверхсекретное послание, и правильно сделал, потому что Александр, прочтя, тут же его проглотил!).
«…там, в толщах мертвой воды, – сообщал старый сплетник, – покоятся, опаленные за разврат, Содом и Гоморра, и только достигнув дна, – загадочно добавлял древний ученый грек, – вернешь себе друга».
«Это легко так сказать!» – усмехнулся Конфуций, на лету запечатывая конверт: за пятьсот лет до Александра он сам был свидетелем погружения знаменитого посоха Моисея на дно до отметки семи тысяч локтей (тогда еще все измерялось локтями!).
«И всегда-то он оказывался далек от реальности! – рассеянно размышляла птица про Аристотеля. – А вот Моисей, пораскинув мозгами, повел евреев по бережку!»
Македонский, в чем был после жаркого боя с недобитыми варварами, так в том и полез в безжизненные воды – и никто его, как ни старался, не мог остановить.
Следом за ним, туда же – и тоже как были! – кинулись все его воины, с лошадьми, верблюдами, слонами и боевым скарбом (по неписаному закону – куда он, туда и они!).
Море, точно по Архимеду, такой оравы не выдержало и вышло из берегов, и поглотило дотоле цветущий оазис – от Бейт-Шеана и до Синая (там с тех пор ничего толком не растет, кроме терний!).
Семь долгих дней и ночей Александр добирался вплавь до искомой воронки – но только он было в нее заглянул, как тотчас отпрянул и в ужасе возвратился на берег, где повырывал всем штатным летописцам руки и языки, дабы пошлые потомки, не дай бог, не проведали про его бесславное плавание.
Фактически то был единственный раз, когда Александр по-настоящему испугался…
243 …Достигнув воронки (представлявшей собой на поверку пустотелый, пахнущий диким кошмаром, тускло светящийся столб!), наш герой потрясенно отпрянул и на минуточку замер: запашок тут стоял еще тот…
(В порядке догадки, возвращаясь к завоевателю Александру: он вони, известно, на дух не выносил – оттого и бежал!)
Тут стоит заметить, что нашего героя совсем не пугали семь тысяч локтей (согласно замерам Моисея!): за тридцать три года, полных приключений, Он падал со стула, с верхушки таежной ольхи, с тринадцатого этажа в занесенной вечными снегами Чите, с немыслимых круч Поднебесной и даже однажды – с горы Эверест, что поблизости от Катманду.
В нужный момент, размышлял и планировал наш герой, Он свернется в клубок и совершит двадцать шесть высокоскоростных вращений вперед, после чего резко изменит направление вращения на сто восемьдесят градусов и проделает то же количество кульбитов, но уже в обратном порядке – только после чего, наконец, в доли мгновения, распахнется, как парашют, и зависнет свечой над точкой приземления.
Определенно, падения Он не боялся!
И также Его не заботило, что Его там ожидает, на дне, или как Он оттуда вернется, и вернется ли вообще.
Больше собственной смерти страшила Его гибель мира (правда, еще вонь!).
От одной только мысли о гибнущем мире Иннокентий камнем низвергнулся вниз…
244 …Единоличные владельцы всех в мире бань, парилок, цирюлен и прачечных, метровый огрызок Захар и длинная, как верста, и плоская, как доска, Зойка, по фамилии Полусын, бегали по бережку Мертвого моря, о чем-то кричали вослед Иннокентию и рвали на себе волосы…
245 …Он летел, превозмогая зловоние, подобно пушечному ядру, с нарастающей скоростью, и не было силы, способной Его остановить.
Идущий с глубин тусклый свет по мере приближения становился все ярче и нестерпимей.
У Него закололо в груди, когда Он вдруг понял, что ширина воздушной воронки не позволит притормозить и что Его при ударе расплющит о дно.
Тогда Он зажмурил глаза и подумал: смерть в вонючей воронке банальна, но как будет – так будет!
А с другой стороны, Он подумал, ведь Он был рожден…
Не успел Иннокентий толком сообразить, для чего Он рожден, как почувствовал вдруг…
Там, на дне Мертвого моря…
246 …Он вдруг почувствовал, как Его подхватили тысячи трепетных рук и увлекли на городскую площадь к памятнику прекрасному юноше, окаменевшему от несчастливой любви почти пять тысяч лет назад.
Невиданные доселе человекоподобные существа стучали копытами и восторженно выкрикивали: «Иссахар, Иссахар!»
Иннокентий сначала не понял, куда и к кому Он попал, и оттого несколько растерялся.
Постепенно же выяснилось, что все эти бравые парни и есть те самые знаменитые, считавшиеся пропавшими без вести обитатели Содома и Гоморры.
Как оказалось, они не только уцелели, но и еще взамен двух рухнувших в бездны деревушек сотворили целый подводный мегаполис с ласкающим ухо названием: Содоморра.
Живительной грязи на дне Мертвого моря хватало на всех с лихвой, поэтому никто не умирал.
И поскольку никто не умирал, то никто и не рождался.
И поскольку никто не рождался, то и потребности в женщинах у содоморритян не ощущалось.
А поскольку потребности в женщинах у содоморритян не ощущалось – то их тут и не было (просто незачем жить, когда ты не нужен!).
В отсутствие ветра, женщин, детей, дождя, снега и града не имело смысла развивать легкую промышленность – поэтому (и еще потому, что просто приятно!) все и повсюду ходили голышом.
Пили опресненную воду и питались, как встарь, домашним скотом, птицей и дичью, выведенными из редчайших, там же, на дне, обнаруженных бактерий.