256 …Между тем, пока наши герои миловались, чета мультимиллионеров Полусын воровски прокралась к корыту с грязью и, похрюкивая от вожделения, взялись друг дружку мазюкать.
Тут только выяснилось, что мертвая грязь всякого оживляет по-разному, как ей вздумается: в одну минуту тощая и вопросительная, как стебель подсолнуха, Зойка укоротилась и превратилась в пышногрудую, крутобедрую, ядреную и непереносимо сексапильную коротышку-блондинку с блестящим и круглым, как блин, лицом, а ее муж и огрызок Захар – тот, наоборот, удлинился, почернел и вообще преобразился в точную копию двухсполовинойметрового баскетболиста из высшей североамериканской лиги.
В такой атмосфере пилот-командир окончательно утратил ощущение реальности, вследствие чего потерял управление вертолетом, который, согласно закону всемирного тяготения, естественно, накренился и стал резко падать носом вниз.
По счастью, наш герой-попугай буквально за несколько метров до земли успел-таки коготками зацепить геликоптер за шкирку и выровнять, и бережно посадить у кромки плавной воды…
257 …Ну, конечно же, Он тут бывал!
И взгляда Иннокентию достало, чтобы узнать эту заводь и этот пустынный, извилистый и каменистый брег, освещенный спокойным светом полной луны.
А когда на Него (невесть откуда!) слетел и уселся на плече белый, как ангел, голубь – Он и вовсе укрепился в своем мимолетном ощущении.
– Ты знаешь, что делать! – услышал Он вдруг знакомый голос (принадлежавший, по всем признакам, Джорджу, и никому другому!).
Сам же крупье, надежно опутанный такелажными ремнями, по-прежнему лежал на полу без каких-либо признаков жизни.
– Он знает, что делать! – раздраженно ответил за Иннокентия попугай.
Без лишних слов (слова только портят!) наш герой освободил труп зверски убиенного от пут, поднял на руки и спокойно ступил в вечные воды реки Иордан.
Со стороны было немного странно видеть, как Он идет по воде, словно по тверди.
Но как только Зойка с Захаром решили последовать за Ним – они тут же у берега и навсегда провалились под воду с головками (позже, в соболезнованиях и некрологах от правительств ряда развитых стран сообщалось, что оба супруга полезли в воду, не зная броду!).
– Боже! – тихо позвала с берега Маруся.
– Жди! – отозвался в ночи Иннокентий.
Вскоре, достигнув щербатой глыбы в середине заводи (на самом-то деле портативного генератора вечной жизни, работающего в пульсирующем чересполосном режиме на обогащенных в водах Иордана минимидинейтринах!), Он осторожно опустил несчастного друга на камень, Сам же поторопился нырнуть за проводами с клеммами, которые, как Он помнил, где-то торчали.
Трижды, если не четырежды, Ему пришлось обогнуть скользкий камень, пока Он разглядел далеко в глубине две тускло светящиеся точки, похожие на два едва тлеющих глаза гнилушек в ночном лесу.
«Провода!» – обрадовался Иннокентий и, подражая дельфинам, извиваясь, устремился вертикально вниз.
Но только Он за ними потянулся, как угодил в удушающие, отвратительные объятия гигантского осьминога (насколько Он помнил, в прошлом Его воплощении подступы к клеммам стерегла рыба-меч!).
Восемь драгоценных минут (из оставшихся до полуночи сорока четырех!) Он провел в кровавой схватке с подводным чудовищем – пока не переломал ему все восемь ног…
258 …Только заслышав чудовища рев, Маруся, не раздумывая, кинулась в реку и, едва касаясь ногами воды, понеслась что было мочи на звуки сражения.
У щербатого камня она нырнула и быстренько отыскала на илистом дне своего возлюбленного, весьма обессиленного борьбой с осьминогом и начинающейся кессонной болезнью.
Понимая, что медлить нельзя, она с нежностью прильнула губами к его губам и без сожаления выдохнула в Него весь имеющийся запас воздуха.
Придя в себя, Иннокентий все понял: теперь Маруся погибала от нехватки кислорода в легких и начинающейся кессонной болезни.
В ее широко открытых глазах он не прочел ничего больше, кроме безграничной любви.
Она с Ним, казалось, прощалась и благодарила за краткие мгновения подлинного счастья, что она испытала.
Понятно, был мир, который Он (и никто другой!) должен спасти, но была и Маруся, без которой тот же самый мир моментально делался пустым и бессмысленным («Разберись, что почем!» – подумал Сын Бога!).
Ни секунды, впрочем, не сомневаясь в правильности своего решения, Он вдохнул в нее спасительный дух, благословляя меркнущим сознанием минуту, когда встретил ее и полюбил.
«Господи, нет!» – молилась про себя Маруся, возвращая Иннокентию жизнь.
«Все равно мне не жить без тебя!» – думал Сын Бога, припадая в очередной раз к возлюбленным губам.
Так, спасая друг друга, уста в уста, они всплыли, как два поплавка, на поверхность реки.
Спасая друг друга – можно, оказывается, спастись!
– Клеммы, Ю! – устало, с упреком напомнил Конфуций (по правде сказать, птицу-философа удивило и покоробило, что Сын Бога спасением мира пренебрег ради старой, хотя и помолодевшей проститутки!).
– Я люблю тебя! – нежно и искренно прошептал Иннокентий Марусе, помогая ей выбраться из воды на теплую поверхность щербатой скалы.
– Я тебя люблю! – так же нежно и искренно бормотала Маруся, забываясь в объятиях любимого…
259 …Впервые с тех пор, как Их разметало Судьбой и Коварством (фактически, если разобраться, со времен их беззаботного голографического существования в Саду, когда само Счастье им улыбалось!), братья (они же и сестры!) Добро и Зло сидели за общим длиннющим прямоугольным столом, в зале для ристалищ и смертельных игр величественного замка Нимрод.
Один из братьев по-прежнему, как и пять миллиардов лет назад, пребывал в цепях, с черной повязкой на глазах и скотчем на устах, и выглядел неважно, другой же – буквально лоснился довольством и благополучием.
Вокруг стола – не впритык, разумеется, но сохраняя известную дистанцию – застыли в почтительных позах все шестьсот тысяч миллиардов мужчин и женщин, когда-либо рожденных на Земле (в числе когда-либо рожденных явились также, увы, никогда не рожденные – несчастные жертвы абортов, войн и стихийных бедствий!).
Как они все тут поместились – непостижимо уму!
Посредством гигантских телемониторов всем собравшимся было объявлено, что ровно в полночь, по их многочисленным просьбам, наконец, окончательно будет покончено со Злом (на этих словах камера крупным планом показала прикованного к трону «злодея» с заткнутым ртом!) и уже воцарится навсегда царство Добра.
Все шестьсот тысяч миллиардов мужчин и женщин впервые изблизи и воочию лицезрели братьев-Демиургов.
Сияние и величие, исходящие от близнецов, пугали до смерти и подавляли.
Одна половина зала отливала мрачно-черным, с оттенком золотого, другая же – радостно светилась серебристой белизной.
На двуцветной же, черно-белой террасе, парящей под усеянным звездами куполом замка, сборный оркестр под управлением самого Иоганна Себастьяна Баха виртуозно исполнял одну из его феерических фуг.
На местах музыкантов – такого еще не бывало! – во фраках, с блаженными восторженными лицами восседали Орфей, Моцарт, Шопен, Чайковский, Леннон и другие, тоже приличные сочинители музыки.
Близнецам подобострастно прислуживали ангелы, черти, цари, короли и герои всех времен и народов.
Стол ломился от заморских вин и яств – но братья, однако, не пили и не ели, но молча и неотрывно, казалось, изучали один другого (взгляд Бога сквозь тряпку был кроток и ясен, Сатана же глядел исподлобья и тяжело!).
Время от времени Добро обращало свой несуетный взор на обильно политые кровью часы на стене, за спиной у Зла, но и Зло – нет-нет! – подловато поглядывало на дымчатый с бирюзой циферблат за спиной у Добра.
По сатанинским часам до полуночи оставалось тринадцать минут, а по Боговым – четырнадцать (то ли одни на минуту отставали – но, возможно, что и другие чуточку торопились!).
Все было готово к прибытию наших отважных героев – только они, похоже, запаздывали.
Тишина в замке, несмотря на скопление народов, стояла такая, что отчетливо слышалось потаенное биение всех шестисот тысяч миллиардов сердец…
260 …Клемму со знаком плюс Иннокентий (Он таки достал со дна Иордана провода!) прицепил к большому пальцу левой ноги бедного крупье, а с той, что со знаком минус, застыл у него в голове.
Маруся держала Джорджа двумя руками – на случай, если того вдруг подбросит вверх, или еще мало чего!
Наконец по знаку Иннокентия пернатый философ торжественно начал обратный отсчет: «Три, два, один, контакт!»
– Есть контакт! – четко, по-военному откликнулся Сын Бога, чиркая минусом по длинному носу крупье.
Джордж резко дернулся, распахнул свои черно-сливовые с поволокой глаза и, глядя как бы в никуда и обращаясь как бы ни к кому, с тоскою спросил: «Кто мне объяснит – зачем?».
– Хороший вопрос – зачем? – озвучил Конфуций, вслед за усопшим, главный вопрос Бытия.
– О, зачем? – откликнулось эхом в далеких горах.
– Просто – ради Любви! – прошептала Маруся.
– Только – ради Любви! – повторил Иннокентий.
Как по заказу, над ними плавно пронесся серебристый аист, неся в клюве светло, беззаботно хохочущего младенца.
Светила луна, шелестел ветерок, стрекотали кузнечики, квакали лягушки – ничто, казалось, не предвещало конца света.
– Контакт, не расслабляться! – стряхнув с перьев минутное оцепенение, отчаянно скомандовал попугай.
Поплевав (для лучшей электропроводимости!) на клемму, Иннокентий напрямую подключился к замшелой мочке правого уха покойного.
Тут Джордж прямо ожил…
261 …Добро и Зло внешне спокойно дожидались полуночи.
Что Они там внутри себя испытывали – знали только Они!
В любом случае их хладнокровие вызывало у собравшихся трепет и восхищение: ведь часы за их спинами показывали – соответственно, 23:54 и 23:55…
– Пять минут, пять минут… – зевая, пробормотал Сатана, как бы без подтекста (хотя подтекст явно был!).