ок!
Уж тут над землей на минуточку воцарилась гробовая тишь…
266 …Исполнив свою высочайшую миссию, Ждрожд Някитупак неожиданно превратился в светящийся изнутри шар, похожий на гигантский мыльный пузырь, и улетел!..
Тем временем Иннокентий, как завороженный, разглядывал пожелтевший, в щербинках и с дуплом клык предка, пытаясь через малое распознать великое!
Этому миру быть оставалось три с половиной секунды, а Он все еще мучительно восстанавливал в памяти последнее наставление Отца: жить и сражаться только ради Любви!
– Поторопись, Ю! – не выдержал и закричал попугай.
Маруся молчала, но по ее блестящим от слез глазам было видно, как она взволнована.
– Две секунды! полторы! одна с четвертью! – отсчитывал Конфуций трагически истекающие мгновения.
«Ради Любви!» – торжественно прошептал Иннокентий и, трижды поплевав на клык, неторопливо и аккуратно вставил его в глубокую лунку во рту (взамен, казалось, уже навсегда потерянного зуба в правом верхнем ряду!) – и тут же с радостью ощутил, как тот незамедлительно, глубоко пустил корни и ожил…
267 …Сатана между тем распалялся все больше и больше!
– Мрак, – на минуточку пообещал Он, – станет светом! Утро будет начинаться вечером, а вечер – наоборот, утром! Деревья станут расти корнями вверх! Звери научатся летать, а птицы ползать! Правда перестанет, наконец, лгать, а ложь – будет истиной! Неизбывное чувство греха у людей очень скоро уступит место непреходящему и бодрящему души поросячьему восторгу! Не будет вины – не будет раскаяния, а не будет раскаяния – не будет и слез (что, по мнению докладчика, могло значить только одно: все наконец к чертям станут счастливы!)! И кто, интересно, теперь меня остановит! – воздел к звездам руки (возможно, не руки!) Сатана, заслышав бой вселенских курантов, бесстрастно отстукивающих полночь.
– Я! – подобием грома с небес прозвучал тихий голос с вершины противоположного холма…
268 – …Это кто говорит? – Черт сделал вид, что не понял (на самом-то деле Он сразу все понял, но решил потянуть Время, которое, как и было предсказано, при явлении Божьего Сына немедленно прекратило свой ход!).
Странным образом Иннокентий тоже сразу понял, что Черт про Него понял сразу – но, однако, молчал, поскольку хитрить не любил.
Сатана, в свою очередь, тоже понял без слов, что Сын Бога тоже все понимает без слов, и решил не хитрить – что, понятно, являлось с Его стороны еще большей хитростью.
Но наш герой немедленно просек и эту дядюшкину уловку и в ответ только едва заметно покачал головой, что могло означать: будем друг с другом честны!
Тут Сатана окончательно убедился, что на соседнем холме перед Ним предстоит Тот Самый Тип, о грядущем явлении которого и предсказывал папаша…
– Хочешь занять мое место – прошу! – широким жестом предложил Черт (он, казалось, повел разговор в открытую – что на самом-то деле являлось намного более изощренным коварством!).
На что Иннокентий молча покачал головой, давая понять, что Он хитрить по-прежнему не расположен.
«Вот Божий Сын!» – про себя в сердцах выругался Черт, но вслух, однако, доброжелательно улыбнувшись, поинтересовался:
– Скажи, что Ты хочешь?
– Справедливости! – прозвучало с противоположного холма.
Смех Сатаны был услышан в соседних галактиках.
– Чего, повтори-ка? – хохоча, переспросил Он, приставляя к уху ладонь (но, возможно, не к уху и не ладонь!).
И в очередной раз Иннокентий с грустью констатировал, что глупо искать справедливости там, где она не ночевала.
– Пять миллиардов лет, – ревел Сатана, как раненый хряк, – Я днем с огнем искал эту гребаную справедливость и не находил! Пять миллиардов лет, – Он залился слезами, – Я был вторым, будучи первым! Пять миллиардов лет, – перешел Он на шепот, – Я ждал этой минуты, когда… – Но, впрочем, на мгновение затих, будто забылся. – Я ждал этой минуты, когда… – медленно повторил Он. – Когда Я Тебя укокошу! – простонал Он со всей силой шекспировской страсти и с ревом вдруг изрыгнул из Себя три тысячи необработанных булыжников, каждый весом по три и более тонны, и следом же – три тысячи крылатых ракет, начиненных тоской, и вдогонку же – три тысячи новеньких беспилотных истребителей-невидимок шестого поколения, с безобразными боеголовками на борту.
– Пригнитесь, ради Любви! – успел крикнуть наш герой перепуганному человечеству, и в то же мгновение из дупла дедовского клыка навстречу летящим булыжникам вырвались три тысячи бетономешалок, выплеснувших восемнадцать тонн жидкого цемента (мгновенно застывающего при соприкосновении именно с булыжником!) – в результате чего между Сыном Бога и Сатаной образовалась непрошибаемая преграда, о которую, собственно, и споткнулись чертовы армады.
Кому довелось побывать сразу после битвы на Куликовом поле, или, скажем, на Курской дуге, или хотя бы на подмосковной свалке – тому по силам представить горы дымящихся останков крылатых чудовищ.
Касаемо человечества: кто успел пригнуться – тот уцелел, а кто поленился – тот нет…
Выжившие во избежание смрада и эпидемий скоренько погребли бездарно безвременно усопших (трудно им было пригнуться!) и приготовились к дальнейшему развитию событий.
И Сатана себя ждать не заставил: Он опять вдруг разинул пасть (от горизонта и до горизонта!) и выпустил на волю мириады ядовитых тараканов (каждый размером, наверное, со слона!), которые с криками «За Сатану!» быстренько поползли на штурм этой новой Бастилии.
Сын Бога спокойно стоял на бугре, скрестив руки на груди, и равнодушно по виду наблюдал за кошмарным победоносным продвижением гигантских членистоногих тварей, все сметающих на своем пути.
– Пора, мой друг! – взволнованно прокричал наш пернатый философ (он хорошо видел сверху, что таракано-слоны уже преодолели, казалось, неодолимый редут и неслись полным ходом по направлению к холму, на вершине которого скромно и гордо стоял маленький человек, не убоявшийся Зла!).
– Ю! – истерично взывал попугай, видя, что твари достигли подножия горы (с высоты птичьего полета все происходящее выглядело объемней и драматичней!) и уже поползли к вершине.
Иннокентий, однако, молчал и никак не откликался на страстные птичьи призывы: что касается правил ведения боя, то тут Он свято и неукоснительно полагался на поучение Чан Кай Ши, гласившее, что противника следует подпустить как можно ближе, после чего наверняка уничтожить.
– Ю, мне страшно! – в отчаянии взмолился Конфуций, когда расстояние между Иннокентием и тараканами сократилось до пяти, максимум шести метров.
– Ради Любви! – наконец воскликнул Иннокентий и выпустил наружу длинные языки пламени, тут же пожравшего всех таракано-слонов.
«Увы, надеяться в этой жизни можно только на Себя!» – разочарованно подумал Сатана, увидев, что артподготовка не принесла желаемого результата.
«Сейчас или никогда!» – решил Иннокентий, готовясь к головокружительному прыжку.
– Никогда! – язвительно пробормотал Сатана, разминая затекшие кисти (или, возможно, не кисти!).
– Во имя Добра и Справедливости! – воскликнул Иннокентий, взлетая к звездам.
– Ужо Я Тебе покажу Справедливость! – осклабился Черт, распадаясь на тринадцать равных частей, каждая из которых, в свою очередь, также распалась на то же кошмарное число составляющих…
269…И действительно, шуточки типа стенка на стенку закончились – а, по всему, начиналась беспощадная борьба за выживание.
Для начала Сатана решил физически измотать противника – для чего и разделился на 2197 копий, похожих на Оригинал, как 2197 особей семейства саранчи.
Все 2197 чертей без команды кинулись врассыпную, занимая на склонах горы тактически выгодные позиции.
– Стоять, гады, насмерть! – жестко предупредил по цепочке Сатана.
– Ни шагу назад, за нами – Ад! – также по цепочке откликнулись черти…
270 …Чего черти точно не ожидали – так это того, что наш герой, обогнув Луну с невидимой стороны, зачерпнет в горсти лунной пыли и уже на подлете к Земле, с высоты трехсот метров ослепит и голыми руками перебьет всю дьявольскую рать…
271 – …Победа! Виктория! – восторженно хлопал крылышками попугай.
– Отец, Отец… – бормотал Иннокентий со слезами на глазах, торопливо срывая с Бога скотч и повязку и освобождая от цепей.
– Мой возлюбленный Сын, плоть от плоти, как говорится… – тоже тепло и растроганно бормотало Добро.
– О, Отец! – плакал Сын, обнимая Отца.
– О, Сын! – не стыдясь, плакал Бог, с особой нежностью прижимая к груди (уж наверно, к груди!) своего Спасителя.
Понятно, оба Они, Бог и Сын, испытывали в эту минуту подъем чувств и оба искренне переживали конец эпохи двусмысленного существования Мира.
– Что Мне особенно обидно, Сын, – горестно восклицало Добро, – все думают, будто зло Бытия от Меня – а не от Него, моего братца!
– Подумают – и перестанут! – как мог, утешал Бога Сын.
– Что Я мог! – сотрясался в рыданиях Бог. – Что Я мог сделать!..
– Ой, как мы жалуемся, ой, как мы себя жалеем! – тягуче и насмешливо прозвучал в ночи голос, до боли знакомый…
272 …За радостью встречи никто и не заметил, как, по мановению костлявых рук старой ведьмы, 2197 чертовых трупов из твердого состояния, на минуточку, перешли в жидкое и слились – как сливаются в озеро лужи после дождя.
– Опять Ты Его подставляешь! – раскатистым громом с небес прозвучал хриплый глас Сатаны.
– Брат! – вздрогнул Бог и медленно повернулся лицом к Злу.
Опаленный и встрепанный Князь Тьмы тем не менее уверенно стоял на ногах, одной рукой опершись о красавицу дочь (она таки оказалась в нужном месте в нужное время!), а другой, правой – лениво поигрывая обоюдоострым ножом с лезвием лазерной заточки и массивной фиксированной ручкой, облицованной глазурью, от американской фирмы «Bark River Knife».
– А что скажешь, брат? – усмехнулся Сатана.
– О чем Ты, собственно, брат? – неуверенно пробормотал Бог, пятясь и хоронясь за сыновней спиной (ужас и тяжелое предчувствие обуяли Его Сущность!).