– Пасадена, это Орион! – заставил присутствующих вздрогнуть голос командира Дженсен. – Мы наблюдаем 2I с близкого расстояния. Пока никаких изменений. Я подведу корабль чуть ближе.
Калицакис чуть заметно кивнул Макаллистеру, и тот прикоснулся к устройству, закрепленному на ухе.
– Орион, принято, – сказал он.
Его ответ достиг «Ориона» почти через шестьдесят секунд. Радиосигналы распространялись со скоростью света, но на таком расстоянии даже обычные переговоры с центром управления становились мучительно долгими. И если на борту земного корабля случится что-нибудь неладное, в Пасадене узнают об этом, в лучшем случае, через минуту.
2I приближался, все увеличиваясь в размерах. Дженсен начала беспокоиться, что пришелец изменит курс и протаранит ее корабль. Конечно, это был иррациональный страх, но командиру было трудно от него избавиться. Нелегко наблюдать за сближением с такой громадиной и не опасаться, что она вдруг навалится на тебя и раздавит в лепешку. От этой мысли Дженсен начинало мутить сильнее, чем от ускорения. Ей подумалось, что дело не в опасности мгновенной смерти. «Мгновенная» как раз не страшна – не успеешь почувствовать боли. Нет, причина страха заключалась в другом. Командир боялась, что пришелец даже не заметит, как убьет ее. Раздавит, оставив лишь пятнышко на одном из своих шипов – и даже не поймет, что она тут была. Разве может гнус, который вьется вокруг рогов водяного буйвола, обратить на себя его внимание? В лучшем случае, буйвол раздраженно отмахнется хвостом.
Дженсен включила тормозные двигатели, чтобы сбросить скорость. Две струи пара ударили вперед, перечеркнув поле обзора. Проработавшие долю секунды двигатели ориентации компенсировали рысканье, после чего командир запустила гироскопы, чтобы избежать закручивания вдоль оси. Когда она закончила, «Орион» неподвижно завис рядом со столь же неподвижным 2I. Казалось, они скреплены между собой, хотя вместе их удерживали только законы небесной механики.
Получив сообщение об этом, Макаллистер дал отмашку:
– Орион, требуется проверка «Да/нет».
– Пасадена, – ответила Дженсен, – у нас «да».
Командир еще раз посмотрела на темно-красную поверхность чужого корабля. Между ним и корпусом «Ориона» было всего два километра, если считать от вершин шипов 2I. Корабль НАСА занял позицию примерно посередине длины чужака и в этом положении намеревался оставаться, насколько это возможно.
– Как в нарисованной воде, рисованный стоит, – пробормотал Хокинс.
– Что? – спросила командир.
– Извините. Я процитировал Кольриджа, – пояснил он.
– «Сказание о старом мореходе», – добавил Стивенс.
Дженсен знала эту поэму. История моряка, потерявшего своих товарищей. Она задумалась, не была ли это шпилька в ее адрес, но решила проявить великодушие и проигнорировать. Командир промолчала. Остальные – тоже. Слишком многое надо было рассмотреть.
– Эй, – сказала наконец Рао. – Посмотрите туда! Я вижу то же, что и вы, командир?
Дженсен кивнула:
– А вы зоркая…
Она указала на точку оранжевого цвета, зависшую возле заостренного кончика веретенообразного корпуса 2I, – крошечный огонек на фоне тускло-красного ландшафта.
– Я сначала подумала, что это звезда… Вроде Сириуса, – сказала Рао, – но потом звездочка прошла перед одной из башен.
Дженсен переключила экран на увеличение – изображение заполнило одно из поликарбонатных окон обсерватории. Оранжевая точка стала похожей на шахматную пешку: крупная круглая головка на цилиндрическом туловище. Задняя часть цилиндра расширялась короткой юбочкой. Окрашена «пешка» была в ярко-оранжевый цвет, а по окружности цилиндрической части шел узор – мозаика из шестиугольников. На сферический отсек была нанесена надпись «К-СПЕЙС» – название корпорации, а под ним, другим шрифтом «ВАНДЕРЕР» – название корабля. Никакой деятельности вокруг корабля «К-Спейс» не наблюдалось. Дженсен попыталась вызвать экипаж по радио, но ответа не получила.
– Они должны были здесь находиться уже как минимум сутки, – сказала она. – Надеюсь, они поделятся с нами данными…
– Вряд ли, – ответил ей Стивенс, который хорошо знал своих бывших нанимателей. – «К-Спейс» никогда ничего даром не отдает.
– Если они узнали что-нибудь полезное, – сказала Дженсен, – если нашли способ коммуникации с 2I, то могут назвать любую цену.
Макаллистер почувствовал прикосновение к локтю. Он был настолько взвинчен, что резко обернулся – и оказался лицом к Калицакису. Генерал ВКС улыбался, хотя взгляд его оставался настороженным.
– Похоже, кризис миновал, – сказал он. – Раз чужие не расстреляли «К-Спейс», то вряд ли станут стрелять и в наших. Скопируйте мне все данные, которые они сообщат по поверхностным структурам, хорошо? Мне надо составить план реагирования. – Он взял пилотку, которая лежала на соседнем пульте. – Пока буду считать, что программа остается прежней. А значит, не буду над вами нависать. Но если что-то изменится, особенно если 2I начнет демонстрировать какую-либо враждебность…
– Вы об этом узнаете первым, – пообещал Макаллистер.
– У нас в космических силах есть поговорка, – сказал Калицакис, – доверяй, но проверяй.
Он кивнул, еще раз окинул взглядом комнату – и направился к двери.
Когда генерал ушел, Макаллистер рухнул в свое кресло и уставился на главный экран – тот, на котором был вид с камер «Ориона». 2I заполнял все поле зрения, его странные спиральные суперструктуры поблескивали, когда свет падал то на один выступ, то на другой.
В центре управления вдруг стало шумно: все поздравляли друг друга. Кто-то пустил по кругу пакет арахиса – по старой традиции ЛРД. Предполагалось, что поедание арахиса приносит удачу. В основном это служило способом отметить волнующие моменты полета. Сейчас определенно был один из них. Когда пакет дошел до Макаллистера, он взял несколько орешков, хоть врач и советовал ему снизить употребление натрия, и мысленно пообещал себе заказать несоленый арахис – напряженных моментов впереди будет масса.
– Ладно, – сказал замдиректора, обращаясь к инопланетному кораблю и его команде, кем бы они ни были. – Вы пролетели очень много, чтобы сюда попасть. Видимо, хотели что-то нам сказать. Так говорите.
МЕРИЛ НГУЕН, ФИЗИК НАСА. Коммуникация с 2I началась с контакта, и это было самой приоритетной задачей «Ориона». Нам надо было отправить сигнал, а потом получить ответ на этот сигнал. Это доказало бы, что они хотя бы знают о нашем присутствии. И это стало бы первым шагом к выяснению, чего им нужно.
– «К-Спейс», «Вандерер». Ответьте, пожалуйста. Это «Орион» НАСА. Ответьте.
Дженсен пыталась вызвать корабль «К-Спейс» с самого прилета, но он не откликался. Рао оценила иронию ситуации. По одной траектории двигались три космических корабля, но друг с другом они не разговаривали. Ее это не слишком беспокоило, было чем заняться. Сейчас перед экипажем стояла задача собрать специальное оборудование, разработанное НАСА для связи с 2I не с помощью радиоволн. Многие месяцы Земля пыталась связаться к 2I посредством радиосигналов. Множество радиотелескопов направляли к нему свои «тарелки», надеясь получить хоть какой-нибудь ответ.
Его не было. Гость не откликался ни на одной из радиочастот. Было высказано предположение, что пришельцы не используют радиосвязь. В результате НАСА поручило «Ориону» провести эксперимент по установке связи вне радиодиапазона. Оборудование было аккуратно упаковано в особые коробки, где и лежало нетронутым с момента взлета. Ради экономии места приборы отправили в полет в виде отдельных деталей, которые еще предстояло собрать в одно устройство.
Команда распределилась, стараясь высвободить как можно больше места. В отсутствие притяжения не нужны были стенды или столы, но при этом упаковочные материалы, пустые коробки, всяческие винтики и шпунтики заполняли все пространство. Хокинс и Дженсен заняли кают-компанию – самую просторную часть обитаемого отсека. Они собирали многоволновую антенну – большую параболическую тарелку, способную передавать что угодно, начиная с микроволн и кончая гамма-лучами – на тот случай, если 2I мог воспринимать лишь более длинные частоты. Антенна состояла из множества мелких деталей, которые нужно было соединить. Хокинс вскрыл пластиковый пакет, полный гаек и болтов – и, не сдерживаемые притяжением, они разлетелись во все стороны.
– Суки! – прорычал он, но тут же пристыженно поднял глаза – и встретился взглядом с Рао.
Ей с большим трудом удалось не засмеяться, видя, как он отскакивает от стен, пытаясь поймать парящие детальки, покуда их не засосало в вентиляцию. Астробиолог протиснулась в спальню, где Стивенс собирал настраиваемый лазер, похожий на базуку, к дулу которой прикрепили отливающую радугой линзу. Он отправил ей руководство по сборке – и оно тут же отразилось на ее виртуальном экране.
– Похоже на самую большую в мире лазерную указку, – сказала она, изучая схемы и инструкции.
– Если внутри 2I окажется гигантский кот, – отозвался Стивенс, – то мы в шоколаде.
Уже не сдерживая себя, Рао с удовольствием расхохоталась. Правда, немного излишне громко. Такое в последнее время часто бывало: люди слишком громко смеялись, перебивали друг друга или просто бездумно пялились в пространство. Близость 2I – реальность его существования – всех напрягала.
– А это что такое? – спросил Стивенс, поднимая большой цилиндр с крошечным отверстием на одном конце.
– Это нейтринная пушка, – ответила она. – Может, не стоит смотреть прямо в дуло?
Стивенс расхохотался.
– Шутишь? Нейтрино практически не взаимодействует с материей. Они миллиардами пронизывают Землю без остановки и вылетают с другой стороны, даже не изменив направления.
– И все-таки, – возразила астробиолог, – мне твое лицо нравится таким, как сейчас. Не надо в него стрелять просто из любопытства.
С Санни она не оставалась наедине с тех самых пор, когда мимо промчался «Вандерер». Тогда они еще парили в танце. Рао не задумывалась о том, что для нее означает оставаться со Стивенсом наедине. Ей лишь нравилось на него смотреть, немедленно опуская взгляд, когда он за