– Нет, ничего еще не устроилось. Во всяком случае, мы тут ни при чем. Вы сами будете нам благодарны в конечном счете. За то, что мы поступили честно, – сказала Конни, садясь на свое место. – Я удивлена, что и ты, бабуля, поддержала этот безумный план, делая вид, что мы подходим друг другу, позволила нам устроить весь этот фарс, вот так одним махом растоптать уважение к браку, и все ради того, чтобы выглядеть добропорядочными. Я еще могу понять Айви – она на все пойдет ради своих желаний. Но ты-то как могла так запросто распоряжаться нами, будто мы всё еще дети! Нет, мы сами так решили, независимо друг от друга.
– Да, это всё на корню было неправильно, и я не буду в этом участвовать, – поддержал ее Невилл.
– Что ж, пусть это останется на вашей совести, – вздохнула Эсма, погрозив им пальцем. – Только не рассчитывайте, что я помогу вам выпутаться. Я не дам вам ни пенни. Не единого! Вы теперь можете сами позаботиться о себе! А от меня не получите больше ни крошки!
Конни чувствовала себя препаршиво. Никогда прежде не приходилось ей так дерзко разговаривать с бабулей.
Невилл не сдавал позиций:
– Что ж, у меня есть работа. Не надо пытаться меня запугать и подкупить.
– В самом деле? – издала смешок бабуля и кивнула в сторону Конни. – Вот эта незамужняя леди не посмеет принести в этот дом младенца. Ты немедленно покинешь этот дом, и я больше не желаю тебя видеть. Я не стану укрывать внебрачного ребенка. Мне хватит и моего сломанного бедра на пару с ревматизмом.
– А в прошлый раз ты согласилась, – возразила ей Конни. – Ты дала моей маме кров. Но я в самом деле здесь не останусь… Как-нибудь справлюсь… – И она поднялась уходить.
– Только не в этом городе, мерзкая девчонка! – распалилась Эсма, чувствуя в груди жар от выпитого хереса и пунша.
– Не беспокойся, я найду где остановиться. Позор не обрушится на твой порог. – Конни говорила спокойно, но сердце ее бешено колотилось. Всё ужасно, но пути назад нет, значит – остается только не потерять лица.
– Айви, скажи хоть что-нибудь! – обернулась Эсма за поддержкой.
Все посмотрели на Айви. Та сидела с лихорадочно горящими щеками, глаза метали молнии, грудь вздымалась. И вдруг она резко встала и, словно ведьма, сдернула со стола скатерть. Посыпались тарелки из-под пудинга, бокалы, свечи в подсвечниках со звоном закрутились по полу. В ярости она подскочила к Конни, толкнула ее в грудь и принялась колошматить. Кулаки ее так и мелькали.
– Ах ты, вавилонская блудница… вот тебе… дрянная девчонка… исчадие ада!..
Невилл бросился на защиту.
– Бабуля, сделай что-нибудь! Дай ей воды!
– Да… Воды… Я сейчас дам ей воды, – мрачно отозвалась бабуля и, схватив с полки буфета хрустальный кувшин, окатила Айви с ног до головы. Та тихо осела.
– Глупая женщина, прекрати немедленно, успокойся!.. Невилл, уведи эту девочку из моего дома. Полюбуйтесь, что вы натворили! Довели мать до полного безумия… Ступай и попроси Эдну из соседнего дома, чтобы позвонила врачу. И попроси Леви приехать. Вот к чему приводят ваши злые бездумные поступки! Чтобы я никогда больше не видела вас в своем доме! Вон! Оба! От молодежи одни неприятности!
Дрожа от холода и страха, Конни стояла на дороге и ревела. С болот дул пронизывающий ветер. Никогда, никогда прежде не была бабуля такой!.. И Айви вконец озверела… В глазах ее горело безумие, она же готова была убить, и все потому, что ее лишили ребенка – ребенка, которому она не дала бы жить, захватила бы его в личное пользование! Да, но чтобы бабуля вот так выставила ее на улицу…
Невилл быстро сочинил какую-то историю и наплел Эдне, что его мать очень расстроена. Все знали, что Леви ее бросил, так что приступ легко списать на общее депрессивное состояние.
Невилл и Конни уселись в машину, выкурили на двоих последнюю сигарету и, в смятении глядя друг на друга, ждали приезда доктора.
– Ну вот, мосты мы сожгли. Что же дальше? – спросила Конни.
– Я поеду ночевать к отцу, точнее, к Ширли. Это ведь он заронил в мою голову сомнения. Он поймет.
– Тогда отвези меня у Уолшам. Уверена, тетя Ли позволит мне один раз переночевать у них на диване. Это ведь она подтолкнула меня к такому решению. А когда все немного уляжется, бабуля нас поймет.
– Ну вот, значит, не вся семья Уинстэнли против нас. Хоть какое-то утешение. Так жаль маму… А ты как? Она не сильно тебя ударила? Тебе тоже надо бы показаться врачу… – Невилл озабоченно посмотрел на нее.
– Да нет, ничего страшного. Просто никак не могу прийти в себя. Думала, она убьет меня!
– С катушек съехала… Наверное, на возрастное наложилось. Ну, гормональные изменения, и все такое.
– Надеюсь, она успокоится. Она и на отца твоего злится, конечно. Но бабуля… Выставила себя в глупейшем свете. Перебрала этого дурацкого вина. Ничего, все уладится. Не ее же это жизнь, правда? Они не могут заставить нас делать то, чего мы не хотим! Я, конечно, надеялась, что поживу здесь подольше, но раз так, то все к лучшему: уеду из Гримблтона и сама как-нибудь устроюсь.
Но такие слова даже вслух произносить было страшно. Ну как, скажите на милость, она теперь вообще выживет?
– Я буду тебе помогать. Я всегда рядом, ты только говори, когда что-нибудь надо, – сказал Невилл.
– Знаю. Но, кажется, у меня есть одна идея, куда я могу поехать и где никто меня не побеспокоит, – вздохнула Конни, чувствуя себя совершенно вымотанной.
– Куда? – с любопытством спросил Невилл.
– Потом скажу. А пока просто высади меня у тети Ли и не рассказывай никому ничего. Ну, кроме твоего папы, конечно. Все это должно остаться в семье.
– А Джой?
– Давай не сейчас, позже. Ей сейчас и без нас забот хватает. Я потом расскажу им вместе с Розой. Но не сейчас. Ох, Невилл, ну и натворили мы дел, а? – И она снова разревелась.
– Но мы должны были сейчас поступить именно так! Когда мечта рушится, мыльный пузырь лопается, хорошо никогда не бывает… Жаль только, что бабуля так рассердилась. Но теперь уж ничего не поделаешь.
Конни кивнула без сил. Было ей тошно и пакостно. Теперь ей предстоит отдаться на милость еще одному члену семьи Уинстэнли и лишь уповать на то, что судьба сама найдет для нее какой-то выход. Боже, какой кошмар, и все это в Рождество!
Роза озадаченно склонилась над своим письмом, которое она некоторое время тому назад отправляла Конни: оно вернулось с пометкой «Адресат выбыл». Что происходит? Мама рассказала, что Айви Уинстэнли лечится в клинике Мур-бэнк, что имя Невилла трепали в газетах в связи с обвинениями в непристойном поведении и что Конни внезапно уехала из города.
Да что же случилось? Она ведь даже не успела пересдать свои экзамены! Почему она ничего не рассказывает?
Роза, как и положено, навестила Джой и малышку, принесла им подарки. Крошка Ким казалась прелестной, как все младенцы. Но Джой была вся в заботах, ничего вокруг не видела. Она не знала, куда уехала Конни, и жила слишком уединенно, чтобы ее это особенно интересовало. Сьюзан суетилась вокруг нее и пыталась заставить ее нормально питаться. «Как все это странно», – размышляла Роза, стоя за кулисами и дожидаясь выхода «несравненной Сейди».
Дива как раз должна была исполнить одну из баллад Конни, в аранжировке на старомодный манер. Это был сольный номер, и группа подтанцовки должна была торчать в тени за кулисами, пока великолепная мадам завершает свое выступление броским запоминающимся финалом. Роза не знала, успела ли Конни заключить контракт и зарегистрировать авторские права на свои сочинения. Какая-то она была сонная и заторможенная… Однако они решили, что Пападаки будет подходящим именем для автора стихов. Всем нравились греческие фильмы и Мелина Меркури[57]. Сейди хотела записать эту песню, и Роза подумала, что Конни должна знать об этом.
Жизнь рядом с чудовищем легче не становилась, даже Габби похудела и теперь тоже подкладывает себе подушечки в лифчик. Ну а как не голодать на те гроши, что они зарабатывают? А еще надо покупать чулки и косметику!
Скупая? Ха! Роза рассмеялась, вспомнив шутку Марии. «Да она так жмотничает, что соберет блох с твоей спины и продаст их!»
Дела в парикмахерском салоне Сильвио шли хорошо. Они выкупили и предприятие мистера Лаварони. Сильвио обучал персонал новым строгим формам стрижек, которые вознесли Видала Сассуна на вершину славы: волосы укладывались выраженными геометрическими формами, точно в стиле платьев Мэри Куант. Теперь все хотят прямые правильные пряди и челку. У Мелли Даймонд длинные прямые черные волосы, она выглядит просто фантастически, когда она не на сцене – ну, а на сцене Сейди заставляет их надевать жуткие парики.
Как раз Мелли-то и наткнулась на ноты с «Цветами любви». На обложке красовалась Сейди, когда ей было лет двадцать пять – сплошная белозубая улыбка и бюст. Роза принялась искать имена авторов. Нет, указано только, что музыку написал Моррис Лавацца.
– Но это же песня Конни! – протянула она. – Они не могут вот так запросто присвоить ее!
– Они ее уже присвоили – стащили стихи. Они всегда так делают, если некому их прижучить, – вздохнула Мелли.
Роза пришла в ярость. Да как она посмела? Это стало последней каплей. И как же сообщить об этом Конни? Где же она? И ведь она может услышать песню – и решит, что Роза ее предала! Еще чего не хватало! Что ж… Она сыта по горло! Надо действовать.
– Мерзкое чудовище… Пора кончать с нею, – процедила сквозь зубы Роза.
– Да уж, – отозвалась Габби. – Я хочу домой. Надоели мне эти нескончаемые разъезды. Держит нас за какой-то хлам.
– Но прежде мы должны что-то сделать… Поставить ее на место. Не стану я больше крутить задницей в этом погребальном хитоне.
И тут Мелли пришла в голову отличная месть. Потребовалось немного порепетировать и подкупить оркестр, но тот не слишком сопротивлялся, ибо и ему доставалось от примадонны. Они должны были вскоре выступать на очередном балу прессы неподалеку от Манчестера – что-то вроде того давнего бала, организованного газетой «Меркьюри». Сейди должна была стать звездой программы, поэтому они задумали совершенно немыслимое. Они решили во время ее главного номера устроить что-то вроде стриптиза под музыку. Роза понимала, что это может стать профессиональным самоубийством, но мысль о том, какую подлость совершила Сейди, украв песню, укрепляла ее в справедливости такого возмездия.