Главный лифтовый колодец представлял собой трубу диаметром порядка десяти метров. Она, в свою очередь, была поделена вертикальными перегородками крест-накрест на четыре одинаковые шахты. Поперечное сечение каждой из них напоминало четвертинку пиццы. Под стать ему была и форма лифтовых кабин; будучи составленными вместе, они образовали бы цилиндр трёхметровой высоты. Двери кабин располагались на их округлой стороне, а на плоских стенках крепились электромагнитные подъёмники, которые двигали лифты по шахтам.
На жилом ярусе — и, согласно схеме, на остальных тоже — главный колодец являлся сердцевиной просторного и такого же круглого холла. Четыре лифтовые двери выходили на все стороны света, а расходящиеся от транспортного узла ярусные коридоры вели каждый к своему сектору. Пожарная лестница примыкала к северной части холла и была хорошо освещена. В то время как пространство вокруг обесточенных лифтов озарялось лишь бледным светом нескольких дежурных ламп. Что, в общем-то, было для нас более чем достаточно.
Восточная шахта, внутри которой рос огромный корень Исгора, была, что называется, отмечена крестиком. Ведущие в неё двери были перечёркнуты красной краской и снабжены написанной от руки памяткой: «Вход только по специальному разрешению». Бегло просканировав скрытое за запрещающими знаками пространство, Мерлин и Динара обнаружили, что отросток Городища настолько толст, что почти касается боками стенок своей магистрали. Без сомнения, он был самым крупным силовым кабелем из всех, с которыми мне доводилось когда-либо сталкиваться в жизни. Его нешуточный диаметр служил прямым доказательством того, какую чудовищную энергию предстояло вырабатывать супергенератору Талермана, чтобы повысить темпы роста Исгора.
Мы не собирались отвергать советы нашего виртуального союзника Менделеева. И потому без долгих колебаний решили нисходить в глубины «Альтитуды» не по пожарной лестнице, а по южной лифтовой шахте. Но не на лифте, поскольку все они были отключены и опущены на нижний уровень. И не по вделанным в стену узеньким ступенькам, предназначенным для ботов-ремонтников — этот рискованный путь мы приберегли лишь на крайний случай. Мы выбрали предложенный Семёном третий вариант: сделали собственный лифт. Не сказать чтобы слишком надёжный, но зато не нуждающийся в электричестве.
Раздвинув двери шахты и выяснив, что в ней также есть дежурное освещение — всего одна лампа на этаж, но тем не менее, — Пожарский достал фляжку, протянул её Жорику, а потом сложил ладони лодочкой и попросил плеснуть в них воды. После чего моментально заморозил её, встал на колени у края колодца и, переложив ледышку в левый кулак, занёс её над шахтой.
Будь наша история сказкой, прежде чем сотворить чудо, колдун Мерлин непременно произнёс бы заклинание. Какую-нибудь абракадабру вроде: «Ахалай-махалай!» или «Крибле-крабле-бумс!». Но в Пятизонье «жжёные» сталкеры обходятся без дурацких заклинаний, волшебных палочек и прочих сказочных атрибутов. Единственный закон, которому подчиняются здешние чудотворцы: лишь бы в их имплантах хватило энергии для того или иного «волшебства». А иначе оно, не доведённое до конца, попросту не состоится.
Семён был человек небедный и всегда перед походом в Зону закупал партию миниатюрных «Сердец зверя». Их он извлекал из специального патронташа и вертел в кулаке всякий раз, как ощущал упадок сил после очередного «колдовства». За счёт чего мог быстро подзаряжать свою высокотехнологичную телесную начинку и встречать очередные трудности во всеоружии.
Дрессировка и доведение до самоубийства целой стаи коврососов изрядно ослабили энергетическую потенцию Мерлина. Но когда настал черёд снова пускать в ход его «жжёную» магию, он был к этому полностью готов. И как всегда, сделал своё дело на совесть.
От удерживающей ледышку руки Пожарского побежали во все стороны тонкие ледяные волокна. Их было несметное множество, и они, сплетаясь между собой в морозные узоры, мгновенно разрослись по всей ширине шахты. Поначалу сотканный Семёном инеевый покров был тонок, как паутина. Но, быстро пополняясь новыми волокнами, уже через несколько секунд он утратил прозрачность и стал расти не вширь, а в толщину. Не упрись он краями в стены, вряд ли Мерлин удержал бы на весу такую крупную, тяжелеющую с каждым мгновением льдину. Как пить дать она утянула бы его в шахту, глубина которой, если меня не обманывало зрение, явно превышала сотню метров.
Прошла ещё минута, прежде чем Семён, поднатужившись, выдернул руку из сотворённой им ледовой площадки. А затем, растирая замёрзшую левую кисть, бесстрашно перешагнул на своё детище. И, что выглядело вовсе натуральной бравадой, неуклюже подпрыгнул несколько раз на своих протезах.
Мы затаили дыхание в ожидании громкого треска и крика падающего в пропасть товарища. Но льдина выдержала и не обрушилась под ним градом грохочущих обломков. Не сказать, чтобы нас это удивило, ведь Семён наверняка знал, что делал. И тем не менее кое-какие сомнения в благополучном исходе этого испытания в меня всё-таки закрались.
— Перебирайтесь сюда, — пригласил нас Пожарский, — и рассредоточьтесь по краям. Так, чтобы площадка не перекосилась и лифт не заклинил.
— Лифт? — переспросил Жорик, недоуменно хлопая глазами.
— Лифт, — подтвердил чудотворец. — Извините, что холодный и не слишком плавный, но какой получился, такой получился.
И, вернувшись к отверстию в льдине, откуда он только что выдернул руку, первым выбрал себе место.
Если среди нас и были те, кому затея «жжёного» не понравилась, они предпочли не возражать. И, перебравшись в шахту вместе с остальными, разошлись по периметру площадки. Импланты Мерлина быстро и с математической точностью подсчитали, как распределён вес пассажиров. В результате для более выверенного баланса мне было рекомендовано поменяться местами с Арабеской, а Чёрному Джорджу — отдать Зелёному Шприцу увесистую бласторезку. А всем нам вместе — присесть на корточки, поскольку при движении лифта не исключались сильные рывки.
Завершив посадку, Семён закрыл напоследок телекинезом двери шахты и, тоже усевшись на лёд, вновь погрузил в него руку.
Роль движителя нашего лифта, как я уже говорил, играла земная гравитация. За торможение отвечал всё тот же Пожарский. Сам спуск выглядел до элементарного просто. Когда края льдины подтаяли — а случилось это довольно скоро, — они отлипли от стенок шахты. И намороженная Семёном глыба заскользила по ней, словно пуля по ружейному стволу. Именно заскользила, а не рухнула, потому что из-за плавного таяния между ней и границей магистрали сохранялось достаточное трение.
Однако его уже не хватало, чтобы предотвратить разгон тяжёлой, лишённой сдерживающих упоров площадки. И едва её скорость приближалась к критической, в процесс тут же вмешивался «лифтёр». Чтобы остановить льдину, он всего лишь пропускал по ней очередной криоимпульс. Который вмиг наращивал ей стаявшие и стёртые края, после чего она более-менее плавно тормозила и останавливалась. Потом следовала пауза, пока не возобновлялось таяние, и всё повторялось сначала.
По мере того как мы углублялись под землю, Динара проверяла, где находится корень Городища: в соседней шахте или уже нет. Проморгать уровень, на котором завершится его спуск — и, вероятно, рост, — было никак нельзя. Лишь по этому критерию мы могли вычислить нужный нам ярус. Проскочить его означало бы допустить серьёзный промах. Не исключено, что даже фатальный.
Наше экстравагантное продвижение по шахте шло неровным, но уверенным темпом. Мы постоянно поглядывали наверх, опасаясь, что двери, мимо которых мы проезжали, вдруг откроются и по нам будет открыт огонь. Но этого не происходило. Кажется, устроенное Мерлином побоище дезориентировало хозяев, заставив их поверить, что мы всё ещё скрываемся на жилом ярусе. Либо что нас разнесло вторым взрывом при пересечении «демаркационного» рубежа. Так или иначе, никаких признаков нашего активного поиска за стенами колодца не ощущалось.
Хотелось, чтобы так продолжалось и дальше. Вот только все мы знали, что этому не бывать. Добраться бы без происшествий хотя бы до нужного уровня, и на том спасибо. Увы, спокойного спуска тоже не получилось. Менделеев подсчитал, что риск прорыва к цели окольными путями втрое ниже, чем простыми и кратчайшими. Вероятно, это и впрямь было так. Но при соотношении трёх удачных шансов к одному неудачному нам — вот ведь досада! — выпал именно последний.
Мы проделали примерно две трети пути и готовились скатиться с седьмого яруса на восьмой, как вдруг Мерлин встрепенулся, вырвал руку изо льда и, указав на стенной желоб, в который были встроены кронштейны для ботов, крикнул:
— На лестницу! Живо! Внизу — угроза!
Мы знали, что лестница — наше единственное спасение, если с ледовым лифтом что-нибудь случится или Пожарский потеряет над ним контроль. И не успел он ещё договорить, а Динара, подпрыгнув и ухватившись за перекладины, уже карабкалась вверх, дабы освободить место для Жорика. Ему также предстояло поторапливаться, освобождая место остальным. Лишь недавно примороженная к стенам, льдина в этот момент не двигалась. Поэтому мы не могли просто цепляться по очереди за кронштейны, в то время как наш «лифт» уезжал бы у нас из-под ног.
Взбираться на лестницу последними выпадал черёд Тиберию и мне. Дабы ускорить эвакуацию, я отобрал у Свистунова бласторезку, а ему наказал:
— Не стой, подсади Мерлина!
Сам я не мог помочь нашему благодетелю — не хватало ещё, чтобы мои проклятые руки повредили ему протезы. Пусть уж лучше они выведут из строя Жориков трофей, а доктор поможет вместо меня Семёну — так будет гораздо правильнее.
Зелёный Шприц обхватил Пожарского за колени и взялся его поднимать. Что не особо дюжему Свистунову вряд ли удалось бы, не подтягивайся Мерлин на руках, цепляясь за лестничные перекладины. Жорик и Динара также не прекращали перебирать руками и ногами, ведь им предстояло взобраться вверх ещё как минимум на два человеческих роста.
Подсадив товарища, Тиберий ухватился за кронштейн, на который только что опирался ботинок Семёна, но пока стоял на месте, давая тому подняться ещё на несколько перекладин. Протезы Пожарского их почти не касались, поскольку сейчас он карабкался фактически на одних руках. И довольно-таки лихо — не припомню, чтобы прежде он так умел. Очевидно, лишившись ног, наш друг-калека компенсировал их потерю, укрепив себе руки дополнительными имплантами-усилителями. Как раз для подобного верхолазания, чтобы не становиться для товарищей нерасторопной обузой.