Однако именно этой глупой и несвоевременной мыслишке было суждено вывернуть мой привычный мир наизнанку. Примерно так, как это сделал шесть лет назад Троян, сбивший мой вертолёт, когда я — военный пилот — выполнял своё первое и, как оказалось, последнее боевое задание в Пятизонье…
Набирая в лёгкие воздух, дабы позвать друзей, я на миг подумал: а не вышвырнуло ли меня, случайно, из подземелий «Альтитуды» в заоблачные выси? Прямо как тогда, когда мне вдруг удалось перенестись из Новосибирска в небо над Мадейрой? Вот и сейчас, таращась в беспросветную муть, я ощутил острый ностальгический укол и желание снова пережить то приятное приключение, которое началось точно так же — с полёта в затянутом облаками поднебесье…
— Плохая мысль, Мангуст! — прозвучал у меня в ушах отчётливый голос Талермана. — Очень плохая!…
И тут же мне в лицо ударил свирепый порыв ледяного ветра. Воздух, который я в эти мгновения вдыхал, будто взбесился. Он ворвался мне в лёгкие так, что те, казалось, едва не лопнули от его напора. Белая пелена тоже внезапно утратила однородность и понеслась мне навстречу нескончаемой чередой бесформенных пятен.
От холода и неожиданности у меня перехватило дыхание, и потому вместо крика я захлебнулся надрывным кашлем. Я бы мог сказать, что ветер сбивал с ног, но это было бы неверно. Когда он налетел на меня, я уже не стоял на ногах, а судя по ощущениям стремительно откуда-то падал.
— Только без паники! — вновь зазвенел у меня в ушах голос Умника. Стальной, командный голос, который совершенно не вязался со сложившимся у меня образом интеллигентного хозяина Исгора. — Слушай меня внимательно, не отвлекайся! Слушай и делай всё в точности так, как я говорю. Ты меня понял?
— Д-да! — стуча зубами и от страха, и от холода, отозвался я. — Д-да, п-понял!
— Отлично! — отозвался Талерман. Где тот находился, неизвестно, но он точно не падал на пару со мной чёрт-те знает откуда. — Теперь сосредоточься и вспоминай! Москва-Сити! «Сломанная Клешня»! Башня, которая уцелела!
— И ч-что?! — переспросил я, пытаясь неимоверным усилием воли воскресить в памяти упомянутый Умником район Москвы.
— Москва-Сити! «Сломанная Клешня»! Уцелевшая башня! — повторил Давид Эдуардович, чеканя каждое слово. — Ты стоишь у неё на крыше!
— К-какая к-крыша?! — не врубился я, хотя образ упомянутого моим инструктором небоскрёба пусть с трудом, но припомнил. — Г-где к-крыша?!… Вот чёрт!!!
Нет, конечно, никакого чёрта рядом со мной не появилось, хотя, полагаю, он испугал бы меня сейчас куда меньше. Я помянул его от избытка чувств, когда окружающая меня мгла внезапно рассеялась и мне открылся вид огромного разрушенного города. На который я взирал — етит твою мать! — с высоты птичьего полёта! И не только взирал, но вдобавок падал прямо на этот мегаполис, отчего расстояние между нами неотвратимо сокращалось.
Определить, что это за город — Москва? Питер? Новосибирск? — я не мог, поскольку мне было сейчас не до таких подробностей. Я задыхался от страха и мёрз на лету так, что на землю мне, похоже, предстояло грохнуться уже куском льда. Паника спутала мои мысли, которые, утратив от холода гибкость, бестолково метались в голове и вели себя подобно барахтающемуся в проруби человеку. Едва с моих глаз спала белая пелена и я узрел, куда меня занесло, как все инструкции, какие только что давал мне Талерман, тут же выветрились из памяти. И если бы он вновь не заговорил со мной резким, властным голосом, боюсь, я больше не вспомнил бы ни о каких московских небоскрёбах.
— Ты стоишь на крыше «Сломанной Клешни»! — в третий раз впечатал Давид Эдуардович мне в мозг свою странную директиву. Впрочем, не более странную, чем то место, куда он меня зашвырнул. — Ты стоишь на крыше «Сломанной Клешни»!…
«Клешня»… Комплекс из двух возвышающихся друг напротив друга небоскрёбов, бывших Башен Федерации, чей облик и впрямь некогда напоминал гигантскую клешню рака. При Катастрофе западное здание комплекса обвалилось, но восточное уцелело и даже не претерпело заметных метаморфоз. Небоскрёбы не представляли для сталкеров стратегической ценности, поскольку при обстреле их военными вертолётами они превращались из крепостей в ловушки. Поэтому местные бродяги предпочитали устраивать свои базы в невысоких, устойчивых строениях с крепкими стенами и герметично закупоривающимися подвалами. А помпезные высотки типа «Клешни» облюбовывали лишь в качестве перевалочных и наблюдательных пунктов.
На вершине этого небоскрёба мне бывать не доводилось, но на соседние — те, что также пережили Катастрофу, — я пару раз взбирался. Поэтому в общих чертах представлял, как выглядит крыша «Сломанной Клешни». И что бы я видел и чувствовал, если бы мне довелось очутиться на ней, я также мог легко представить. Но только в более спокойной обстановке, а не сейчас, когда я падал камнем из поднебесья на землю.
— Закрой глаза! — не унимался Умник. — Закрой их сейчас же! Ты стоишь на крыше «Сломанной Клешни»!…
Эврика! Вот что значит методический подход к проблеме! Зажмуриться оказалось гораздо проще, чем фантазировать. А фантазировать с закрытыми глазами было проще, чем с открытыми. Избавившись от зрительного раздражителя в виде несущейся мне навстречу земной тверди, я быстро вообразил себя стоящим на вершине легендарной высотки, с которой открывался отличный вид на всю Московскую локацию.
И что теперь?
Ветер вдруг заметно ослабел и потеплел, а меня поволокло в сторону ногами вперёд. Так, будто кто-то изловил меня, падающего, за щиколотки арканом и взялся буксировать по воздуху неизвестно куда и зачем.
Я открыл глаза… и обнаружил, что всё ещё пребываю в навязанной мне Талерманом грёзе! Разве что раскинувшаяся передо мной панорама была более детализированной. И небо выглядело мрачнее, чем в воображаемом мире за моими закрытыми веками. И сила, которая тянула меня за ноги, была не чем иным, как земным притяжением, которое в свободном падении почти не ощущалось…
Последнее обстоятельство я осознал после того, как плюхнулся на задницу, не устояв на ногах при резкой смене положения моего тела в пространстве. Тела, которое никуда не падало, а находилось на земле… Или, если быть точным, в трёхстах с лишним метрах от неё, на крыше высоченного здания.
Именно то, что я упал и почувствовал под собой твёрдый, шершавый бетон, и убедило меня, что всё происходящее со мной — уже не игра моего воображения, а реальность. Сами посудите, ну разве можно вдруг споткнуться в собственной фантазии, да к тому же на ровном месте? И вид, открывшийся мне с небоскрёба, изобиловал неимоверным количеством мелких подробностей, совершенно не нужных нам в наших обычных грёзах.
Всё ясно: значит, Талерман и впрямь мгновенно перенёс меня сквозь пространство на крышу «Сломанной Клешни»! А перед этим зашвырнул в заоблачную высь без парашюта и кислородной маски! Нет, вы только подумайте! Неужто этот долбаный затейник не нашёл лучшего времени для своих шуток?
Здесь также дул шквальный, порывистый ветер. Но после той стихии, что жонглировала моим телом полминуты назад, он не пробирал меня до костей и даже позволил немного отогреться. Одежда моя была в порядке, но оружия при мне не было. Наверное, я выронил его из рук, когда размахивал ими в падении.
— Пропади ты пропадом, чёртов Умник! — процедил я, стуча зубами и пытаясь обуздать адреналиновый мандраж. Обычные злоключения в Зоне давно перестали выбивать меня из седла. Но к подобным аномальным выкрутасам было невозможно привыкнуть в принципе.
— Мои поздравления, Мангуст! — откликнулся на моё проклятие Давид Эдуардович. Наконец-то он отринул церемонность и решил перейти со мной на ты. — Ты это сделал! Впрочем, я не сомневался, что у тебя всё получится.
Я уже смекнул, что его голос звучит у меня в голове, но всё равно инстинктивно обернулся. А вдруг этот ублюдок скачет по локации следом за мной и сейчас стоит у меня за спиной?… Нет, не стоял. А если и преследовал меня, то благоразумно держался вне поля моего зрения.
— Какого хрена ты творишь, мать твою?! — возмутился я, поднимаясь на ноги. Из-за того, что башня «Клешни», как и некогда её разрушенная сестрица, сужалась кверху, площадка, на которой я оказался, была совсем небольшой. И располагалась она на самой вершине этого островерхого сооружения.
— Знакомлю тебя с твоими истинными, доселе не раскрытыми талантами, — ответил Талерман. — Погоди, не суетись. Передохни немного, отдышись, соберись с мыслями. А я пока вкратце обрисую, что с тобой сейчас происходит.
— Что с моими товарищами? Ты их тоже прикончил, как Свистунова? — не унимался я, зверея от бессилия что-либо предпринять. Сейчас я находился километрах в пятнадцати южнее Исгора, в то время как друзья, возможно, отчаянно нуждались в моей помощи.
— Ай, да забудь ты о своих товарищах! — отмахнулся Умник. — Нашёл о ком сокрушаться! Что вообще такое чувство товарищества для уникумов вроде нас с тобой? Так, ненужный балласт, который отягощает нам душу глупыми переживаниями, отвлекает от наших целей и мешает по-настоящему наслаждаться завоеванной нами свободой… Кстати, о свободе. Твой благородный спаситель — доктор Свистунов — отправился к праотцам, а я излечивать тебя, как видишь, совершенно не намерен. Твои планы пошли прахом, и теперь ты можешь с чистой совестью распрощаться со своей постылой жизнью так, как тебе хочется. Например, сделав десять шагов вперёд и спрыгнув с небоскрёба. Стопроцентно гарантированная смерть. Чем не вариант?
— Да пошёл ты! — огрызнулся я. После чего обдумал наскоро свою участь и пришёл к выводу, что оградить себя от усмешек Умника я могу лишь одним способом: позволить ему объяснить мне, зачем он затеял со мной эту идиотскую игру. — Давай, говори, чего тебе от меня нужно, и покончим с этой канителью.
— Я так и думал, что, грозясь суицидом, ты был со мной не вполне искренен, — заключил мой странный враг. — Вот тебе ещё одно доказательство моей неистребимой веры в вековечный людской прагматизм… Что ж, уважу твою просьбу и перейду к делу. Начну с не слишком приятного для тебя известия. Поскольку ты отказался от добровольного сотрудничества со мной, мне пришлось применить не вполне честный приём и завербовать тебя насильно. За что я — убеждённый противник любого насилия — приношу тебе свои глубочайшие извинения… Которые ты, разумеется, не примешь. Ну да ладно. Если говорить кратко и по существу, то дело в следующем. Твой мелкий энергетический симбионт вступил в контакт с гораздо более крупным представителем своего вида — «Кладезем». В результате по законам их родного гиперпространственного мира слабая особь превратилась в сателлита сильной. И теперь между ними есть постоянная связь, а также идёт обмен энергией и информацией.