етели прочь, я по-прежнему стоял неподвижно и взирал на драконий базар, скрестив в задумчивости руки на груди.
Да, тут было над чем поразмыслить. Пришлось скрепя сердце признать правоту Умника, ведь как ещё иначе объяснить случившееся? Установив неразрывную связь с «Кладезем», я действительно стал частью гиперпространства. Именно поэтому его биомеханические порождения сменили по отношению ко мне гнев на милость. Надо полагать, это касалось не только драконов и гарпий, но и прочих многочисленных представителей техноса.
— Ну что, я тебя убедил или желаешь повторить демонстрацию? — осведомился тактично отмалчивавшийся до этого Талерман. — Если желаешь, прошу, не отказывай себе в таком удовольствии. Повторение есть мать учения, а учиться жить по-новому спустя рукава совершенно не в твоих интересах.
— Может, хватит уже уроков и наставлений? — предложил я. — Я всё прекрасно усвоил: ты теперь мой босс, а я — твоя марионетка. Куда прикажешь, туда и побегу… или полечу… или телепортируюсь… Или как там у вас называются по-научному прыжки сквозь пространство?
— Урок закончится тогда, когда ты усвоишь главный принцип, какой я пытаюсь до тебя донести, — отрезал Давид Эдуардович. — Он не слишком сложен и фактически лежит на поверхности. Но сейчас в твоей голове царит форменный бардак. И пока ты не обуздаешь эмоции и не начнёшь мыслить рационально, я буду продолжать наставлять тебя на путь истины столько, сколько потребуется.
— Ну так упрости себе задачу, — предложил я, — и просто разжуй мне свою великую истину по буквам. Перед кем выпендриваешься? Мы же с тобой не члены Ордена Священного Узла, чтобы играть друг с другом в рыцарские игры типа мудрого мастера и тупого ученика!
— Священный Узел, говоришь? — вновь оживился «мастер», и это его оживление мне здорово не понравилось. — А что, весьма неплохая идея! Если даже она не вызовет у тебя просветление сознания, тогда прямо не знаю… Тебе доводилось когда-нибудь бывать внутри Цитадели Ордена?…
Глава 12
Над Казантипом, по обыкновению, лил дождь, свирепствовал ветер, полыхали вспышки молний, а по штормовым водам Арабатского залива разгуливали, извиваясь, сразу полдюжины торнадо. Привычная, в общем-то, картина. Чего нельзя сказать о ракурсе, с какого я на неё сегодня взирал. Даже в кошмарных снах, являющихся в Зоне всего лишь продолжением не менее кошмарной реальности, мне не мерещилось ничего подобного. Ну а наяву я подавно не поверил бы тому шутнику, кто напророчествовал бы мне, что однажды я буду глядеть на Керченский остров с крыши Цитадели, не являясь при этом пленником Ордена.
Хотя последнее обстоятельство хозяева могли изменить в любой момент. Или же вовсе пристрелили бы меня на месте как вражеского шпиона и диверсанта. А с чего бы им сегодня колебаться? Моя визитная карточка, по какой меня можно было всегда опознать — алмазное око, — канула в прошлое, оставив после себя лишь уродливый шрам. Теперь даже старожилы Ордена вряд ли признают во мне Алмазного Мангуста, которого каждому узловику предписывалось брать живым, а если это невозможно — мёртвым. Нынче их выбор упростился, поскольку без драгоценных камней в теле моя жизнь не стоила и ломаного гроша.
Зловредный Талерман не уточнил, в какую именно часть Цитадели мне предстояло телепортироваться. Видимо, это следовало расценивать как поблажку, выписанную мастером туповатому ученику. Отправься я с его подачи прямиком в кабинет Командора Хантера, то прожил бы там от силы считаные секунды. Однако, получив ограниченную, но всё же свободу воли, моё воображение не придумало ничего лучше, как зашвырнуть несчастного меня на крышу первого энергоблока некогда недостроенной Крымской АЭС.
Эта почти кубическая железобетонная громадина с нашлёпкой многосоттонного реакторного люка являлась главным строением орденской штаб-квартиры. Настоящим донжоном — последней и наиболее укреплённой линией обороны в случае вероятной осады этой современной рыцарской крепости. В выстроенных по краю площадки бетонных ограждениях были оборудованы стрелковые позиции и пулемётные гнезда. Также по углам периметра стояли лёгкие скорострельные орудия на турелях. А на самой крыше задрали стволы вверх пять зенитно-ракетных установок, цели для которых выискивал торчащий в центре реакторного люка радарный сканер.
Очутившись на северной стороне энергоблока — той, с которой лучше всего был виден вихрь Щелкинского тамбура, — я почти не растерялся (сказывался-таки приобретаемый опыт), сразу прижался спиной к бетонному парапету и затаился. Где-то поблизости находились часовые, которых я пока не замечал. Возможно, при усилении непогоды они укрывались под каким-нибудь дежурным навесом, но как только дождь ослабеет, узловики тут же покажутся мне на глаза. После чего останется лишь ждать, когда я покажусь на глаза им. Здесь, на продуваемой всеми ветрами крыше, моё разоблачение было вопросом считаных минут.
Очередная телепортация дала понять, что «Кладезь» может швырять меня не только в пределах одной локации, но и между ними. Это означало, что с его поддержкой я избавлялся от необходимости пользоваться гиперпространственными тоннелями. И соответственно, был избавлен от физических мук, неизбежных при «тамбурной» телепортации!…
Впрочем, это приятное открытие, как и исчезновение алмазов, также не доставило мне радости и утешения. А тем паче сейчас, когда я угодил в одно из самых гибельных для меня мест Пятизонья.
— Подонок! — обругал я Умника. — Решил помочь сомневающемуся самоубийце поскорее свести счёты с жизнью?
— Путь истинного просветления всегда тернист и полон невзгод, — съязвил в ответ этот беззастенчивый лицемер. — Но чтобы пройти по нему до конца, тебе нужно прозреть и понять, кто ты есть на самом деле. Дам последний совет: отринь все эмоции, мешающие тебе мыслить трезво, и вспомни о том, как ты очутился на небе. Больше подсказок ты от меня не дождёшься. Вижу, они не помогают, а лишь мешают тебе осознать в полной мере твою новую сущность. Всё, пока. Конец связи.
— Вот сучий потрох! — Я в сердцах сплюнул. — О чём вообще ты толкуешь? Какие такие прозрения и сущности? Забился в свою крысиную нору и ни сном ни духом не ведаешь о том, что творится в реальном мире! Выйди как-нибудь на досуге в пустошь, проветрись, философ грёбаный! Получишь в задницу сталкерскую пулю и сразу такое просветление в мозгу наступит, что вмиг забудешь о том, как над людьми изгаляться!
Талерман не отвечал. Видимо, он и впрямь не желал больше со мной говорить. Зато у Священного Узла внезапно появились ко мне вопросы. Не знаю, каким образом хозяева обнаружили меня раньше, чем я их. Видимо, моё присутствие зафиксировали расставленные по всей Цитадели датчики безопасности «свой-чужой». Но когда мои глаза различили в пелене дождя бегущих по крыше узловиков, им уже было известно и о моём вторжении, и о месте, где я отсиживался.
За рёвом непогоды я не разобрал, что именно кричат мне враги. До них тоже, очевидно, дошло, что рассекреченный шпион их попросту не слышит. А тут вдобавок над Цитаделью взревела тревожная сирена, тоже не усилившая остроту моего слуха. Вот почему узловикам пришлось подкрепить свои приказы автоматными очередями, выпущенными поверх парапета, к которому я притулился.
Эти ребята явно не ошиблись с прицелом — на таком расстоянии они не промахнулись бы даже в бурю — а сделали предупредительные выстрелы. Значит, я был нужен Ордену живым. И жить мне оставалось как минимум до окончания первого допроса. Вряд ли при здешних суровых методах дознания мне удастся что-либо утаить от Командора Хантера. Да и знал я, в общем-то, не так уж много, поэтому мог легко выболтать все свои секреты за один присест.
Рассиживаться на месте и раздумывать, когда меня окружали враги, мне не позволил инстинкт самосохранения. Даже не потеряй я оружие, воевать с узловиками на такой короткой дистанции было бессмысленно. На мою поимку были брошены два отделения бойцов, одно из которых обходило возвышающийся в центре крыши реакторный люк справа, а другое — слева. Эта огромная железная нашлёпка с установленными на ней зенитками и радаром возвышалась над площадкой метров на шесть. Что, как вы помните, для бывшего Алмазного, а ныне просто Мангуста не считалось непреодолимой преградой.
Вскочив на ноги, я в несколько прыжков достиг её отвесного бока, после чего взбежал на него так высоко, на сколько хватило разгона. Шипы на ботинках не позволили мне поскользнуться на мокром металле. Ухватившись за край люка, я подтянулся, запрыгнул на него и, спрятавшись за радаром, стал недосягаем и для преследователей, и для их пуль.
Хорошее начало. Теперь, главное, не сбавлять темп, не позволить зажать себя в угол, не вступить в схватку, и тогда удача наверняка мне улыбнётся. А уж выход из Цитадели я как-нибудь интуитивно отыщу. Всё-таки она не лабиринт Минотавра, пусть даже её внутренний план мне незнаком.
Узловики подняли галдёж — такой мой финт они не предусмотрели. Забыв о них, я перебежал на противоположную сторону нашлёпки и соскочил с неё обратно на площадку. Искать альтернативные пути к отступлению — технические люки, пожарные лестницы, вентиляционные колодцы и тому подобное — было некогда. Пришлось выбирать из тех вариантов, что находились в пределах моей видимости. Таковых было всего два. Через эти же самые выходы проникли на крышу группы захвата. Какой из них безопаснее, я понятия не имел, поэтому без колебаний бросился к ближайшему.
Его перекрывала примитивная железная дверь на петлях. Замок на ней был не закрыт, поскольку между дверью и косяком виднелась щель. Подскочив к ней, я рванул её на себя и… столкнулся нос к носу с рослым узловиком! Он в этот момент тоже тянулся к дверной ручке, собираясь, наоборот, выйти на крышу. На голове у него был шлем, в правой руке он держал «карташ» и, судя по всему, намеревался присоединиться к поднятым по тревоге товарищам.
Представший передо мной рыцарь был вооружён. Я — нет. Но я был готов к подобной встрече, а вот он явно не ожидал нарваться в этих дверях на виновника воцарившегося в Цитадели переполоха. За те мгновения, что он соображал, кто перед ним, я успел наподдать ему ногой в грудь и опрокинуть с лестницы, на верхних ступенях которой он стоял.