— Да вы достали! — взорвалась она.
— Мы?! — изумленно приподнял брови Иванов. — Кто такие «мы»?
— ВЫ! Вы все! — с нажимом ответила она. — После того, как я стала известной, всякий шапочный знакомый норовит чего-то от меня получить!
— И что же я хочу получить от тебя, кроме обычного для нашего человека гостеприимства? — прорезалась ирония у Ивана.
— Не знаю, но вам всем что-то надо…
— Да уж, наверное, ты права.
— Так значит, я права? — хищно оскалилась и как-то недобро обрадовалась Уступова.
— Права, Сауле. Мне тоже от тебя кое-что было нужно…
— Вот! — радостно вздернула она вверх указательный палец правой руки. — Я же говорила! И что ты хочешь?
— Хотел… Я хотел пригласить тебя куда-нибудь, например, в итальянский ресторан. Вспомнить юность, поговорить по душам и просто пообщаться, как старым добрым знакомым.
— Что?! — опешила она.
Выдвинув табурет, девушка села на него и с недоумением уставилась на гостя.
— Видишь ли, Сауле, так сложилось, что когда-то ты мне нравилась. Долгие девять лет после возвращения из армии я жил с мыслью, что неплохо бы признаться тебе в своих тёплых чувствах. Но всё опасался сделать что-то не так, начать общение не с того.
Девушка слушала откровения Ивана с вежливым интересом. Он спокойно продолжал:
— Посмотрим правде в глаза: в детстве и в подростковом возрасте мы мало общались друг с другом. В моей голове сохранился совершенно иной образ Сауле Уступовой. Нежной, доброй и отзывчивой девушки. Веселой, немного саркастичной и ироничной, при этом гостеприимной и заботливой.
На самом деле он описывал свою супругу, какой её помнил, а не школьницу, с которой толком не общался.
— Откровенно говоря, высокопочтенная, я увидел совершенно другого человека. Но смею надеяться, что ошибся. У всех случается плохое настроение. Если ты сейчас не желаешь меня видеть, мы могли бы увидеться позже, сходить в приятное место.
— Нет, спасибо, — отмерла Уступова. — Я поняла… Ты ко мне клеишься!
— Можно и так сказать. Разве ты против?
— Против! — резко заявила она. — У меня есть молодой человек. Он москвич. Я не хочу общаться с каким-то там деревенским парнем! Понятно?
У Ивана слова девушки отзывались кровавыми ранами на душе. Она даже не представляла, насколько сильно его убивает. В уголках глаз защипало, но он сдержал слёзы, потому что мужчины не плачут. Так учил его приёмный отец, ставший ближе родного, о котором он ничего не слышал. Он учил быть мужчиной, а не тряпкой.
С каждым мгновением пребывания в обществе этой Сауле, она ему всё меньше нравилась. Это была не та милая и добрая девушка, нежная и заботливая жена. Перед ним сидела высокомерная и меркантильная стерва.
Он не понимал, как так могло получиться? Ведь всего три с половиной года разделяло их знакомство в этой и другой жизни. Разве способен человек, попав в иные условия, за столь короткий срок так кардинально измениться? Или это таким образом на людей влияет окружение и слава?
— Прости, что?! — нашёл в себе силы прямо посмотреть на девушку Ваня.
— Я говорю, что у меня есть парень! Я не собираюсь встречаться с каким-то барсуковским зачуханом. Так понятней?
— Это я зачухан?! — опешил Иван.
Он придирчиво изучил свою внешность. Одежда новая и чистая, не мятая, пусть и не нарядная. Но не во фраке же ему стоило приходить? Как минимум это не привычная для него повседневная роба, которая вся в масле и пятнах смазки. Очень даже приличные синие джинсы от Левайс, глаженая голубая рубашка и дорогой тёмно-синий свитер двойной вязки из бутика от бренда, который предпочитает не выставлять напоказ огромный шильдик, а ставит в нижнем левом углу небольшой и неприметный значок. Проведя рукой по подбородку, он не обнаружил щетины. Голова чистая, волосы причесаны.
Он не мог понять, что не так? Упакован на тысячу долларов и не воняет. Ведь на самом деле он не ехал всю ночь, а прибыл в столицу поздно вечером. Ночь же он провел в гостинице и перед поездкой сюда привёл себя в полный порядок: помылся, побрился, почистил зубы и надел новые шмотки.
— Да! — запальчиво продолжила Уступова, тем самым добив Ивана.
Он медленно отставил в сторону бокал и начал подниматься из-за стола.
— Спасибо этому дому за хлеб-соль, — сдерживая клокочущую в груди ярость и жуткую обиду, вежливо кивнул он. — Как бы солоно тут ни встречали, — всё же прорезался у него сарказм, — пора и честь знать. Мир этому дому. Счастья хозяевам. Был рад увидеться, высокопочтенная, но мне пора вернуться в свой хлев на пятьдесят соток земли, с десятком квартир в Челябинске и зачуханскими акциями Майкрософт, чтобы продолжить влачить жалкую жизнь рантье…
Резкими размашистыми шагами он направился прочь с кухни. Обуваясь под ироничным взглядом Уступовой, он с горькой иронией, которую скрывал под резким сарказмом, продолжил:
— Вы в Москве совсем зажрались, если наряд за штуку баксов считаете зачуханским, йогуртом вам по губам, высокопочтенная! Честь имею!
Он быстро покинул квартиру под любопытными взорами соседок, которые не сдержали интереса и выглянули в коридор. Уступова провожала его недоуменным взглядом.
Блондинка выдала брюнетке своё экспертное мнение:
— Совсем Сауле зажралась! Мужик в левайсах, в туфлях от Балдини и в свитере от Хуго Босс подарил ей букет цветов на треть моей зарплаты… Если он для неё зачухан, то кто для неё нормальный?
— Не, а чё, нормально! — сыронизировала брюнетка. — Снимать комнату за десять штук, а от нормального мужика нос воротить… Хоть бы нас с ним познакомила. Я от такого парня не отказалась бы. Пусть в Челябе, но чуваки с десятью хатами и акциями Майкрософт на дороге не валяются… Эй, Сауле, дай номер этого парня!
У Сауле от пересуд соседок заалели уши. Она резко ответила им:
— Идите в жо…
На ходу запахивая куртку, Иван порывистыми шагами спускался с лестницы, переступая через одну ступеньку. На душе скребли кошки. Ему было мучительно больно и стыдно за несдержанность. Казалось, что одномоментно мир рухнул в пропасть. Второй раз за новую жизнь Ивану хотелось напиться и забыться.
Но он был рад, что не сказал всего, что думает. Например, его подмывало поделиться с Сауле самым сокровенным, рассказать ей о том, что он словно в фильме «Квантовый скачок» оказался в прошлом. А в будущем, которое не наступило, они с Сауле были женаты и счастливы в браке. Что у них было много детей и внуков. Но не сказал, сдержался, чему неимоверно радовался. Неприятный опыт с шалавой Барановой научил его ни с кем не делиться столь важной информацией.
Морозный воздух слегка отрезвил его. Ваня поспешил застегнуть куртку и надеть шапку. Февраль нынче выдался холодным, а порывистый ветер добавлял неприятных ощущений.
Словно подыгрывая его настроению, небо заволокло свинцовыми тучами. С него вот-вот готов был сорваться снег.
При взгляде на тяжёлые небеса, низко нависшие над головой, желание напиться и забыться усилилось.
Несмотря на непогоду и холод, на лавочке у подъезда сидела старушка. Почему она не боялась застудиться, известно ей одной. Но для Вани она стала путеводной звездой к месту продажи алкоголя.
— Глубокоуважаемая, я дико извиняюсь, но меня впервые занесло в эту часть Москвы. Будете ли вы столь любезны подсказать, где можно найти ближайший продуктовый магазин?
Старушка оживилась и уделила Иванову толику интереса.
— Вам следует пройти дальше по дороге через двор. За мусорными баками, которые стоят напротив часовни, повернёте направо и пройдёте прямо. Вон в той девятиэтажке, — показала она пальцем на северо-запад, — есть магазин.
— Выражаю вам почтение, глубокоуважаемая. Вы меня весьма выручили. Успехов и здоровья вам. Берегите себя и своих близких.
— Не за что, — расплылась радостная улыбка на лице старушки. — Вы из Ленинграда, что ли? Уж больно вежливый молодой человек.
— Нет, высокопочтенная. Из Челябинска. Вежливость определяется не местом жительства, а воспитанием и отношением к окружающим. Ещё раз спасибо.
Ваня сел в машину и проехал по дворам по указанному маршруту. Он собирался купить алкоголя, снять гостиницу и напиться до поросячьего визга. Один, чтобы никому не сболтнуть лишнего и не наделать глупостей, которые легко совершить в его нестабильном эмоциональном состоянии.
С торца девятиэтажного дома приютился небольшой магазинчик, о чём уведомляла вывеска над входной дверью. Припарковавшись, Ваня зашёл внутрь.
Магазин не впечатлял своими размерами. Вероятнее всего, он был переделан из однокомнатной квартиры. Единственная комната превратилась в торговое помещение. Кухня наверняка используется в качестве склада. Большая часть пространства занята полками и прилавками. Для посетителей оставался небольшой пятачок, на котором могли встать три-четыре человека.
За прилавком стояла молодая девушка с грустным лицом. Каштановые волосы спускались ниже плеч. Округлое лицо без капли косметики было симпатичным и настоящим, не те, что видишь вокруг, скрытые под килограммами макияжа. Там, где надо, округлости фигуры радовали глаз. И хоть нельзя было сказать, что у неё осиная талия, но и полной девушку язык не повернётся назвать. Единственной сильно бросающейся в глаза деталью были огромные круглые бабушкины очки в роговой оправе с нереально толстыми диоптриями.
— Высокопочтенная, — вежливо обратился к ней Иванов. — Будьте любезны мне хорошей водочки, качественной копчёной колбасы, резаный батон, пакет апельсинового сока и банку солёных огурцов.
Продавщица медленно собирала заказ. Иванов отметил, что она очень сильно щурится, пытаясь разглядеть этикетки с ценниками и названиями. Чересчур сильно для владелицы столь мощных диоптрий, о чём вечный очкарик мог судить по своему опыту.
Других посетителей всё равно не было, как и иных посторонних людей, времени вагон и маленькая тележка. Он не замедлил поинтересоваться:
— Высокопочтенная, прошу извинить, если это не моё дело, но я заметил, что очки вам не подходят. И это при диоптриях в три раза жирнее моих. Полагаю, вам следует обратиться к доктору.