– Да и у нас здесь все по-простому – улыбнулась девушка – но мне уже надо идти…
Проводив взглядом девушку, которая мне нравилась все больше и больше, я вышел из дома и огляделся, стараясь понять, что же на самом деле здесь происходило…
Оправляясь от ранения, я прогуливался по самой ферме "Редбуш" и по ее окрестностям пешком, осматривало, скажем так, местные достопримечательности. И чем больше я видел, тем больше всего мне казалось странных и непонятным.
Прежде всего: если изначально ферма "Редбуш" была овцеводческой, то сейчас она овцеводческой уже не была. Нет, конечно, овцы здесь выращивались, шерсть и мясо заготавливались и отправлялись, в том числе и на экспорт. Но было много чего другого…
Было стрельбище. Даже не одно, а два. Первое представляло собой огромное поле с самой современной мишенной обстановкой, с движущимися мишенями, с автоматически контролем результатов стрельбы. Размеры его были огромны: тридцать позиций для стрелков и полтора километра длина стрелковой директрисы. Даже в США такие стрельбища можно было пересчитать по пальцам. Второе стрельбище – даже не стрельбище, а стандартная штурмовая полоса препятствий, на которой были даже развалины трехэтажного дома. На штурмовой полосе тоже имелось несколько рубежей для стрельбы. Было на ферме оборудовано и поле для пейнтбола.
И все это не пустовало! Удивительно, просто, но на расположенные далеко от крупных городов объекты постоянно приезжали люди. Как будто, кроме как здесь, в стране больше не было места, чтобы пострелять. Ни стрельбище, ни полоса препятствий никогда не пустовали. Взрослые мужики, некоторым из которых явно было за пятьдесят, приезжали, переодевались в камуфляж и с энтузиазмом дырявили мишени, потели на полосе препятствий. Стрельбище было расположено в полутора километрах от основного дома, и с утра до ночи там не утихал разнокалиберный грохот…
Там же стояли и несколько крупных ангаров – склады со списанным военным имуществом. Многие, приезжая пострелять, заходили и туда – приобрести форму, амуницию, патроны. Торговали и оружием – как объяснил брат, лицензия у него была, и вообще в ЮАР с этим проблем не было, закон о самообороне здесь один из самых жестких в мире. Хмыкнув, я не стал расспрашивать дальше.
Но самое главное, что мне бросилось в глаза – и посетители стрельбища, и посетители оружейного магазина, и те с кем брат стрелял сам, а потом о чем-то разговаривал – у всех у них был один цвет кожи.
Белый.
В стране, где черные составляли большинство, а после отмены режима апартеида и наплыва страну беженцев из Зимбабве – абсолютное большинство – здесь черных не было ни одного. И на ферме, и на стрельбище все работы выполняли белые. Клиенты тоже были все как на подбор – с белым цветом кожи. Просто удивительное место какое-то.
Прогуливаясь потихоньку, я подмечал происходящее, делал для себя определенные выводы. В основном посетители разговаривали на языке "белого племени" – африкаанс, представлявшем собой голландский язык, слегка исковерканный африканизмами. На этом языке я не понимал ни единого слова – но наблюдать за происходящим, за тем, кто с кем группируется, кто часто здесь бывает было возможно…
Мыслей у меня возникло много по этому поводу, но делиться с братом, выяснять что-то я не стал. В конце концов – в чужой монастырь со своим уставом…
– Э, братишка – я вздрогнул от сильного хлопка по плечу – ну как? Марина вылечила?
Я уставился на Ника, лихорадочно просчитывая ситуацию. С подковыркой вопрос или нет? Вроде как нет.
– Да вроде как вылечила – подчеркнуто нейтральным тоном ответил я – Ну и прекрасно. Пошли! Нас ждут великие дела!
Трясучий старенький Лендровер подкатил к одному из складов, самому дальнему.
Грохот стрельбы совсем рядом на стрельбище закладывал уши…
– Заходи! – Ник отпер один за другим два замка, щелкнул выключателем на стене. Я осторожно огляделся…
– Ни хрена себе… – изумленно выдохнул я. В ангаре была оборудована настоящая мастерская со станками. И посередине стоял новенький, оливкового цвета армейский внедорожник LandRover Wolf.
– Фирма веников не вяжет – усмехнулся Ник – давай начинать готовится.
Стандартная машина это хорошо, но доработанная – еще лучше. Надевай перчатки, я скажу что делать…
Сомали, Могадишо 21 июня 2009 года Автоматные очереди раздались метрах в пятидесяти впереди, где-то слева. Водитель резко вывернул руль и старый, потрепанный временем и дорогами Рено вывернул вправо, ныряя в узкий, загаженный нечистотами проулок. Водитель такси недовольно выругался – Прокляни их Аллах, подонки. Извините, придется немного объехать. Прямой дорогой ехать нельзя…
– Хорошо… – раздался спокойный голос сзади.
Крутя баранку своего такси водитель все больше и больше задумывался о том, кого он посадил в машину. Таксистом в столице подрабатывать было сложно, иностранцев почти не было, а у сомалийцев денег не было даже на еду. Несколько месяцев назад эфиопские ВВС нанесли очередной удар по аэропорту Могадишо, бестолковая атака закончилась полным успехом, потому что ни ПВО, ни ВВС у Сомали больше не было.
Только на днях бурундийские миротворцы все-таки восстановили взлетную полосу – скрипя зубами, потому что миротворческий контингент надо было как-то снабжать, наземные конвои грабились по дороге – и аэропорт снова открыли. Естественно, все свободные таксисты отправились туда, чтобы хоть что-то заработать. Не преминул воспользоваться ситуацией и Мамед. И сегодня, ему улыбнулась удача, видимо Аллах решил вознаградить раба своего, столь усердного в вере. Вечером, когда ни одного самолета уже не ждали, вдруг появился этот самый пассажир. Странный, невысокого роста, одетый так, как обычно одеваются западные фотокорреспонденты, отправляющиеся в дикие страны. На плече у него была небольшая дорожная сумка. Ни с кем не заговаривая он прошел мимо хватающих его за руки водителей и сел в такси Мамеда, стоящего одним из последних в очереди.
Кто же это такой? Одет как европеец, но при этом свободно владеет арабским.
Хладнокровен, когда началась перестрелка и бровью не повел. Да и район, куда он приказал себя вести – район Медина чрезвычайно опасный.
– Дальше не поеду. Высажу вас у этого блокпоста, дальше нас не пустят В ответ не раздалось ни слова, просто на переднее сидение упала десятидолларовая бумажка. Экономный человек в Могадишо на эти деньги мог жить месяц…
– Благодарю… – начал Мамед, но сзади уже хлопнула дверь. Быстро развернув машину, Мамед погнал ее, пытаясь до темноты выбраться из опасного района.
Блокпост на дороге, ведущей в Медину, представлял собой громадный завал разбитой техники на дороге. Высота завала доходила до второго этажа зданий, сдвинуть его было сложно даже строительным бульдозером. В завале был оставлен проезд, достаточный для того, чтобы проехала одна машина и то медленно. На крыше полуразрушенного здания рядом с завалом был установлен ДШК, в самом здании несли дежурство несколько боевиков, принадлежащим к радикальным исламистским группировкам. Чуть в стороне, в огромной бочке чадно горел костер из пропитанных солярой тряпок, освещая окрестности неверным, мерцающим цветом.
Мгновенно осмотревшись, гость двинулся вперед…
– Э, Муса? Смотри-ка!
Командир небольшой группы боевиков, державших этот блокпост и взимавших плату со всех проезжающих, Муса Гараби с изумлением уставился на улицу, не веря своим глазам. Из подъехавшего такси вышел человек, одетый как европеец и сейчас он спокойно и никого не боясь шел к баррикаде…
– О, Аллах, он что совсем спятил? – пробормотал кто-то – Сидеть здесь! – шикнул Муса, пристрожив своих подчиненных – я пойду поговорю с этим обиженным Аллахом. Может быть, у него в кармане завалялись лишние денежки…
Из темноты раздался глумливый смешок.
Поправив висящий на плече автомат, Муса вышел из дома и направился навстречу странному неверному, рискнувшему гулять по Могадишо, на ночь глядя. По дороге он вспомнил зачатки английского, тех самых слов, которыми можно дать неверному понять, что проход здесь не бесплатный…
– It is custody! – твердым голосом сказал он – money. One hundred dollar.
– Ас-саламу алейкум! – спокойно произнес гость – Ва алейкум ас салам – автоматически ответил Муса, и тут вдруг до него дошло, что гость говорит по-арабски ничуть не хуже его самого…
– Ты кто такой? – подозрительно спросил Муса, взяв в руки автомат и передернув затвор – Я гость – ответил незнакомец – и разве не сказано в благословенном Коране: "Пусть все, кто верит в Аллаха и в Судный День, окажут радушный приём гостю".
Мысли метались в голове Мусы подобно крысам в ловушке, он понимал, что перед ним не простой европеец, которого можно к примеру похитить, потребовать выкуп, отрезать голову – но, что делать он не представлял.
– Что нужно? – Муса решил не идти на конфликт – Ты знаешь Али Махди Мухаммеда, да продлит Аллах дни его? Вызови его по связи и скажи, что аль-Мумит (убийца, убивающий – прим автора) приветствует его на его земле!
Муса бросился в дом, где стояла рация так быстро, как будто за ним гнались все силы ада…
– А ты изменился, аль-Мумит… – командир самого крупного отряда исламской гвардии, "генерал" Али Махди Мохаммед бросил в рот последний кусок бедуинского кус-куса, сыто рыгнул и откинулся назад – тебя совсем не узнать… У тебя даже цвет лица изменился. Хвала Аллаху, Мумит что мои люди не приняли тебя за европейца и не отрезали голову…
– У них бы ничего не вышло… – спокойно сказал Мумит – я не из тех, кому можно отрезать голову.
– Это уж точно… – усмехнулся Али Мохаммед – кстати, когда мы с тобой в последний раз виделись? Я уже и не припомню…
– В девяносто шестом – ответил Мумит – именно тогда…
В тысяча девятьсот девяносто шестом году, генерал Мохаммед Фарах Айдид из клана хабр гадир, учившийся в Москве и в Италии, тот самый что с позором выгнал из страны американских солдат и провозгласивший себя президентом Сомали решил расправиться с давними политическими противниками – радикальными исламистами.