анные в одеяла, часто подпирая друг друга, некоторых заносили на носилках. Перед зданием начали собираться группы вершовицких граждан. Сначала заключенным аккуратно махали, при взглядах на измученные и худые тела, а некоторые им приносили еду, сигареты или другие подарки. …На лестнице, ведущей к массивным главным дверям школы, стояли еще как бы забытые два немецких солдата с винтовками и примкнутыми к ним штыками, на флагштоке здания еще висел их флаг со свастикой, но был почему-то приспущен (скорее всего по поводу недавней кончины фюрера. – Прим. авт.).
Обе стороны друг около друга явно не чувствовали себя хорошо. Для нормальных немцев конец войны был абсолютно ясным, а это были рядовые солдаты на посту. Не знали, как на то, что вокруг них творилось, реагировать и как себя вести. Пока что были на службе, а приказ есть приказ.
Чехи тем не менее при каждом приезжающем автомобиле с больными заключенными смелели все больше и больше. Из сначала одиночных тихих слов приветствий со слезами на глазах начали вырастать громкие выкрики хором… Отвага (в толпе. – Прим. авт.) возрастала и потому, что в течение полудня и в послеобеденное время толпа людей уже сильно сгустилась. Широкая улица перед школой была абсолютно заполнена.
…мы с другом Зденьком Х. …вылезли на декоративный фронтон дома прямо напротив школьной лестницы… все это фантастическое действие под нами, таким образом, мы видели абсолютно четко с панорамным обзором… В толпе были чехи всех возрастов – женщины, идущие с сумками из магазинов, мужчины, которые, видимо, выходили с ранних смен «Кох-и-Норки», «Фейгловки» и других фабрик и мастерских в округе, беловолосые пенсионеры (крайне интересная небольшая деталь, сообщающая нам о том, что 4 мая 1945 года в Праге можно было спокойно пойти в магазин с сумкой и там, видимо, ее чем-то наполнить, а также, что пражские предприятия работали в совершенно нормальном режиме… – Прим. авт.).
Солдаты на ступенях школы выглядели чем далее, тем более нервозными и неуверенными. Заключенные на первом и втором этаже школы начали открывать окна и махать толпе, у некоторых в руках даже откуда-то объявились маленькие чехословацкие флажки.
В один момент кто-то в полосатой одежде заключенного, вылезающий из очередной санитарной машины, начал указывать пальцем на ненавистный флаг со свастикой и кричать «Сорвите эту тряпку!» Сразу, как только это было сказано, кто-то из окна начал тянуться к немецкому флагу, остальные его держали, но все равно не доставали до него. Потом за ними появился еще кто-то с большой школьной шваброй, этой шваброй флаг притянули к себе и сорвали. Под мощные одобрителные вопли толпы люди в окне рвали флаг на куски и выкидывали их в окно. Куски, к сожалению, оставались лежать за забором на дворе школы или висели на ветвях больших кустов магнолий. Кто-то начал насвистывать чехословацкий государственный гимн…
…с левой стороны, в направлении от стадиона «Богемианс»[49], сквозь толпу начал продираться немецкий офицер в фуражке. На его серой униформе были видны ордена и наградные планки. Махал над головой пистолетом и что-то кричал. Люди сначала перед ним расступались, но потом, как приблизился к школе, вокруг него образовалось плотное кольцо. Неожиданно грохнул выстрел из пистолета. В толпе на том месте мы увидели только шлемы и синие униформы двух чешских протекторатных жандармов. Немецкая серая полевая форма уже пропала из вида. После выстрела на некоторое время все как-то стихло. Солдаты с лестницы тоже куда-то исчезли. Не знаю, может, скрылись от взволнованной толпы во дворах за школой или в другом месте. Больше выстрелов пока не было, но мы со Зденьком испугались, слезли с фронтона здания и вдоль дома побежали к улице Налуже…
…потом вроде как был еще выстрел, которым был застрелен какой-то гражданин из Страшниц[50]. В ожидании ответной реакции со стороны оккупантов наша полиция начала разгонять толпу…
…мы уже неслись к нашим домам и с мальчишеским запалом орали, перебивая один другого и иногда в один голос: «У нас свобода! Уже свобода!»…
В этот же день граждане Вершовиц начали закрашивать немецкие надписи, перелеплять и срывать немецкие таблички с домов и магазинов… …Так в Вершовицах началась революция 1945 года».
Примерно таким же образом, как в вышеописанной части пражских Вершовиц, так называемая «революция 1945 года» начиналась и в остальных районах чешской столицы. Я лично говорил с несколькими живыми свидетелями всего этого, но думаю, что из-за практически одинаковых описаний одних и тех же событий нет смысла приводить здесь больше подобных текстов. Главная и общая черта всех этих рассказов – ни одного упоминания о какой-либо организованной или организационной деятельности кого-либо и где-либо (кроме частых попыток чешской полиции или жандармерии, а также немецких порядковых служб утихомирить особо разбушевавшихся граждан), полная спонтанность всего происходящего, сопровождаемая всплесками эйфории толпы, отдельными агрессивными инцидентами и общей полной неразберихой и, опять же, полным отсутствием у населения какой-либо информации о происходящем вокруг.
С вечера пятницы 4 мая 1945 года разрастающаяся волна беспорядков и уничтожения надписей на немецком языке по всему городу постепенно перешла к утру субботы 5 мая, которая тогда еще была рабочим днем. То есть большинство трудоустроенных жителей чешской столицы в этот день нормально пошли на работу и с утра находились на своих заводах, фабриках и в учреждениях. Именно здесь, на рабочих местах, часто под влиянием профсоюзных организаций, в свете происходящих в городе событий, начали проявляться первые точечные попытки организации неких отрядов самообороны, установления контактов с соседними предприятиями и тому подобные действия. Но никакой общей связи все еще не было, не говоря уже о какой-либо координации действий или планировании, причем данное состояние фактически продолжалось до самого конца восстания 9 мая. Но об этом далее.
В 04.00 утра субботы 5 мая в Протекторат после визита к новому главе рейха – гросс-адмиралу Деницу также прибыл самолетом глава немецкой имперской администрации, он же рейхсминистр, CC-группенфюрер Карл Герман Франк. Вскоре после приземления на военный аэродром в Градце Кралове он направил в Прагу срочную телефонограмму об отмене распоряжения к снятию немецких надписей на государственных учреждениях, но было уже слишком поздно. Находясь на территории, подконтрольной группе армий «Центр», Франк сразу же начал обсуждать с германскими военными способы возможного удержания порядка в Протекторате, который к этому времени был, по его мнению, уже подобен «пороховой бочке с тлеющим фитилем». Кроме того, от Деница Франк получил также и «благословение» на проведение в Протекторате политических перемен, способных, как казалось тогда германским высшим кругам, сохранить на его территории относительный порядок. Смысл данных действий, с точки зрения Франка, заключался в передаче всей официальной власти чешскому протекторатному правительству, что должно было успокоить недовольство населения. Также он, по консультации с Деницем, собирался официально объявить Прагу «открытым городом», чтобы, с одной стороны, избежать боев и разрушений исторического центра чешской столицы, с другой – обеспечить безопасность огромного количества находящихся в Праге немецких беженцев и госпитализированных военнослужащих, а также, при необходимости, свободный проход через город на запад колонн отступающих германских войск группы армий «Центр».
Интересно, что и у самих представителей чешского протекторатного правительства к пятому мая сорок пятого года был также уже готов собственный план действий на случай ожидаемой от К. Г. Франка передачи власти, для максимально безболезненного, как им казалось, выхода страны из сложившейся кризисной ситуации Третьего рейха. Его суть заключалась в следующем.
Чешскими представителями, способными взять на себя управление государством в начале мая 1945 года, являлись министры протекторатного правительства Рихард Бинерт, Йозеф Калфус, ранее упомянутый Йиндржих Каменицкий и Яросляв Крейчий. Эти люди, с помощью управляющего канцелярией президента Протектората Августа Попелки, должны были составить официальное заявление для народа о том, что президент Протектората Эмиль Гаха по состоянию здоровья [51] уже не может выполнять свою функцию главы государства. Таким образом, его правомочия по закону переходили бы к главе правительства – Бинерту. Тот потом должен был бы провозгласить, что Протекторат Богемия и Моравия, фактически созданный Третьим рейхом, прекращает свое существование в связи с развалом самого Третьего рейха. Затем должно было быть выставлено требование к отступлению от своих прав всех германских государственных представителей в Протекторате, а к германским войскам, находящимся на территории страны, о невмешательстве во внутренние дела чешского народа. Пронемецки настроенные министры в правительстве Бертш, Моравец и Грубый должны бы быть немедленно отстранены со своих постов. Далее, при участии неких не именованных «автономных органов чешского народа» и, возможно, представителей германских вооруженных сил и чешских порядковых служб на территории страны будет обеспечен «покой и порядок». Тем не менее военный комендант Праги генерал Рудольф Туссен о каких-либо совместных действиях с чешским правительством без распоряжения командования Вермахта разговаривать с министрами отказался даже в предварительной форме. Самостоятельные же попытки протекторатных министров начать переговоры с какими-либо ответственными представителями движения Сопротивления не увенчались успехом, так как никаких таковых лиц вплоть до момента распространения массовых беспорядков уже по всему городу просто не было выявлено.