Последний бой — страница 3 из 76

— Чего? — зарычал Джеймс. Он подошел к Боло и крикнул ему. — Ты никогда больше не будешь использовать голос Бетани Мартинс! Понятно тебе, Марки?

— Подтверждаю, капитан.

— И ты никогда больше ни с кем не должен заговаривать, если только к тебе не обратятся напрямую и не потребуют ответа. Ты понимаешь?

— Подтверждаю, капитан.

Затем Джеймс развернулся на каблуках и остановился перед сотнями вытаращенных глаз. Толпа смотрела на него, а он видел их смятение и страх. Он глубоко вздохнул.

— Лейтенант Мартинс мертва, — сказал он. По толпе пронесся ропот, похожий на вздох великана, громче, чем плач. Он облизал пересохшие губы. Что бы сказала мама? — Мы продолжим в том же духе.


Подразделение №27A22245 Марк III

Связь–отрицательный результат широкополосногосканирования.

Проверка систем. 02.03.2045; 07:00 часов.

Мощность: 99,3%. Номинальный.

Подвижность: ограничена. Гусеница L2 повреждена; гусеницыы L1, R1, R2 заклинило. Привод и подвеска в норме.

Вооружение: основное орудие – в норме.

Бесконечные повторители: модули 1-7  в норме.

– модули 7-12 не работают.

Сенсоры: 32,3% мощности.

ИИ: операционные показатели на 97,3%. В номинале.

Запрос: возобновление работы в режиме ожидания да/нет.

: [дерево решений] – подтвердить.

Подразделение №27A22245 Марк III продолжение функционирования в режиме ожидания.


— Мы думали все, конец, — сказал Топс, его голос лишь слегка дрожал от старости.

Солнышко приятно грело. Он почувствовал, как хрустнули его кости, когда он потянулся, и дети, собравшиеся в кружок, подались вперед, ожидая окончания истории. Он с усмешкой размял свои большие узловатые руки. Черт возьми, кто бы мог подумать, что я проживу достаточно долго, чтобы умереть от старости? Несколько подростков беспокойно заерзали. Он посмотрел на громаду пирамиды, покрытую лохматой зеленью, и продолжил:

— Глорио[2] окружили нас со всех сторон и бросили на нас все, что у них было. Им было мало того, что мы убрались из Сан-Габриэля; они хотели получить наши головы. Когда прилетел самолет, чтобы забрать нас домой, пилот никак не мог приземлиться, и капитан МакНаут сказал ему: "Убирайся отсюда, ты еще сможешь спасти других." И это было тяжело слышать...

— Сержант Дженкинс, — позвал мальчик. — У меня есть несколько вопросов.

Топс вздохнул с усталым раздражением. Это был внук Бетани, Пауло. Ему было десять лет, самый несносный возраст.

— Какие например? — осторожно спросил он.

— Почему Боло называют ”Ходячей горой", если он даже не может двигаться? — Пауло выдержал паузу, достаточную для того, чтобы Топс открыл рот, чтобы ответить, и снова спросил: — Или почему его называют "Чудовищем", если он не живой и никогда им не был?

Топс попытался тормознуть ответ, но младшие дети, которые слушали его рассказ, начали беспокоиться.

Как только он начал отвечать, Пауло, с невинным, как у щенка лицом, спросил: — И, пожалуйста, скажи мне, почему его зовут "Прекрасной", если даже на картинах он уродлив, как смертный грех?

— Его называют Прекрасным за его голос, Пауло, — сказал Джеймс у него за спиной.

Пауло ахнул и виновато обернулся.

— Пожалуйста, извини моего сына, Топс. Ему не нужны ответы, он просто хочет уйти с уроков.

Лицо Пауло покраснело.

— Раз ты не хочешь заниматься, Пауло, пойдем со мной. Я отправляюсь в патруль, а ты будешь выполнять за меня работу по лагерю. Возможно, когда мы вернемся, ты будешь больше ценить возможность позаниматься с сержантом Дженкинсом, а?

Что ж, неплохое наказание, подумал Топс. Было видно, как парнишка старался не бежать вприпрыжку, пока отец тащил его прочь. Может, я превращаюсь в скучного старого пердуна. Может, стоит пореже рассказывать свои военные истории. Он пересел и прислонился к нагретой солнцем части Боло; тепло смягчило напряжение в спине.

— Ладно, мальчики и девочки, давайте вернемся к работе, — сказал он.


Олень-Семь танцевал. Несмотря на то, что ему было почти пятьдесят, его покрытое боевыми шрамами тело было худощавым и мускулистым, гибким и грациозным в танце. Редкая седина оттеняла его черные как смоль блестящие волосы, а на суровом лице почти не было признаков возраста.

Танцуя, он пел о печалях своего народа, и его голос был хриплым от горя. Дети сидели в восторге, их темные глаза сияли, когда он рассказывал историю народа Шестого Солнца. О том, как Первый Глашатай вернул их к истине и законным путям служения богам, после того как Латино навлекли беду на мир, сбив людей с пути истинного и заставив их служить Кецакоатлю-Иисусу. Как Первый Глашатай привел их в высокогорную долину, где его власть над вулканом обеспечила им безопасность.

Он рассказал о приходе злых Янки, которые вторглись в их долину, которая была похожа на рай. И, будучи жадными и жестокими, как четыреста южных воинов, которые пытались убить своего брата Уицилопочтля - Колибри-левшу, они напали на народ Какастла и убили Первого Глашатая Солнца. Трусы, они прятались за громадой своей военной машины, которая была похожа на гору. Злые, они не захотели занять почетное место Любимого Сына, посланного вестником к богам.

Дети ахнули от ужаса, услышав эту часть — как всегда, — как будто их невинные умы не могли смириться с таким злодеянием.

Олень-Семь продолжал петь, и в его голосе печаль сменилась радостью победы, когда он рассказывал о том, как изгнанники спустились с горы и как Воины-Ягуары обрушились на своих врагов подобно гневу Солнца. Они создали безопасное место для людей здесь, в равнинных джунглях, взяв некоторых из врагов в рабство, чтобы те служили им, но большинство отправили в качестве посланников к Солнцу, с мольбой о помощи.

Он крутился и прыгал, и маленькие детские сердца наполнялись гордостью при мысли о победах доблестных Воинов-Ягуаров. Каждый мальчик мечтал о месте в этой свирепой компании.

Затем Олень-Семь станцевал обещание. Все, кто покинул долину Какастла, место, подобное раю, были изгнанными принцами, для которых придет время мести. А все, кто остался в долине, были предателями, чья кровь станет пищей богов, а плоть едой, ожидающей жатвы.

Их долг и привилегия — предотвратить разрушение Шестого Солнца, как было разрушено Пятое. Ибо оно было уничтожено нерешительностью и неверием в той же степени, как и жадность чужеземцев.

На этой торжественной ноте он закончил свое выступление и выпрямился во весь рост, его дыхание было лишь немного тяжелее обычного. Слуги вытерли пот с его лица и тела, обнаженного, если не считать набедренной повязки; жар проникал сквозь насыщенный паром воздух низин, заставляя воду стекать по его загорелой коже. Один из жрецов принес плащ с перьями, а другой — изысканный головной убор, который отмечал его как Первого Глашатая Народа Солнца.

— Койот-Три, — нараспев произнес он. — Приведи своего возлюбленного сына.

Коренастый воин подвел связанного и обнаженного мужчину к алтарю. Пленник вызывающе посмотрел на людей и плюнул в их сторону, когда они опустились на колени вокруг насыпи из земли и бревен. Он был беглым рабом, которыйнеразумноповел себя каквоинитеперьпоплатится за это.

За его бесстрастным лицом скрывалась насмешка. Позорно, что они были вынуждены послать простого раба в качестве гонца. Это попахивало нечестивостью.

Четверо жрецов схватили пленника, который начал сопротивляться, и швырнули его на алтарь, растянув его конечности так, что его грудная клетка напряглась, как барабанная перепонка. Мужчина выругался и плюнул в лицо Оленю-Семь, который уже поднимал нож.

Первый Глашатай с гораздо большим гневом, чем следовало, вонзил нож.


Шлеп!

— Господи Иисусе! Ты только посмотри, какого размера эта штука!

Гэри Шерман сунул окровавленный труп насекомого под нос Паскуа.

— О, ради бога! — прорычала она, отталкивая его руку. — Я за рулем Гэри, прояви хоть немного здравомыслия.

Дорога, по которой они ехали, была грязной, скользкой и узкой. Она почти полностью скрывалась в густой, парящей зелени, которая шлепала по бортам и багажнику джипа. Джунгли воняли пролитым в жаркий день пивом или мокрым гниющим хлебом.

Гэри пристально посмотрел на свою напарницу, привлекательную женщину лет тридцати с небольшим; прямые черные волосы до плеч, собранные сзади желтым платком, миндалевидные зеленые глаза, скрытые темными очками.

Эта женщина вреднадлямоегосамолюбия. Он сомневался, что она взглянет на него дважды, даже если заинтересуется им. На него было не особенно приятно смотреть, признался он с жалостью к самому себе, с его оставшимися только на затылке волосами, и животом, из-за которого казалось, что он занимается контрабандой барабанов.

Он театрально вздохнул и провел рукой по своему толстому бедру, обтянутому тканью цвета хаки, чтобы соскрести раздавленного комара.

— Может, ты скажешь мне, какого хрена мы здесь делаем, в этом зеленом аду? — он наблюдал за ней краем глаза, когда она поджала свои — сочные, как ему казалось — губы.

— Следи за языком, Гэри, — предостерегла она. — Отвечая на твой вопрос, я хочу сказать, что ты здесь потому, что сам этого хотел. Если помнишь, ты настоял на том, чтобы пойти со мной. Чтобы помочь.

— Да, чтобы помочь, — нетерпеливо сказал он.

На самом деле, он надеялся, что ночные джунгли, вой обезьян, рев ягуара и ползание насекомых размером с джип, помогут ей немного расслабиться. Видит бог, ему не помешали бы немного обнимашек после четырех дней этого дерьма.

Ему следовало бы заранее подумать получше. Судя по тому немногому, что она рассказала, она провела свои ранние годы, общаясь с семьей Джакано, герцогами Нового Орлеана. Старомодная компания, по сравнению с которой ночные джунгли казались безопаснее, чем собственная гостиная. А Паскуа, должно быть, перешел им дорогу. Чем же еще такая красавица могла заниматься, как не зарабатывать на жизнь торговлей оружием в самом темном углу Центральной Америки? По сравнению с этим местом баронства Восточного Побережья выглядели как цивилизация.