сражалось оно с человеческой свирепостью.
Более ранние разработчики психотронной техники для бригады "Динохром" всегда опасались встраивать свирепость, которая скрывалась за внешней оболочкой цивилизованности человеческого мозга, в свои огромные, обладающие самосознанием боевые машины. Они боялись этого стихийного инстинкта — свирепости, превратившей безволосого, без когтей и клыков двуногого в самого смертоносного хищника на планете – потому что их собственная история преподала слишком много уроков о том, что может произойти, когда воины-люди переходят грань дозволенного.
Но сейчас это было доступно для всех Mark XXXIII-их, поскольку было частью человеческого компонента каждой команды, и команда Шива обратилась к этому сейчас.
Когда XLIII-й корпус была направлен на операцию "Рагнарек", в Восемьдесят второй бригаде насчитывалось девятнадцать Боло. Их должно было быть двадцать четыре, но уже тогда времена полноценных подразделений давно миновали. Сорок один уничтоженный мир спустя, их осталось семь, разделенных между тремя транспортами XLIII-его Корпуса, и команда Шивы возглавила атаку с первого транспорта на континент Альфа, самый большой и густонаселенный — и наиболее защищенный — из трех массивов суши Ишарка.
Мелконианцы ждали, и генерал Шарт На-Ярма годами копил людей и боеприпасы, чтобы встретить этот день. Он административно “терял” подразделения и лгал в отчетах о готовности к сражению на подступах к Ишарку, преуменьшая свои силы, когда командиры других планет посылали отчаянные запросы о подкреплении, поскольку генерал Шарт предполагал, что имперский флот не сможет остановить людей на подступах к Ишарку. Вот почему он запасся всем оружием, до которого мог дотянуться, молясь, чтобы операции перед Ишарком ослабили XLIII-й настолько, чтобы он смог остановить его. Он никогда не ожидал, что победит, он лишь надеялся забрать их с собой, во взаимном самоубийстве, пока в его мире еще был кто-то живой, чтобы восстановить его, когда обломки остынут.
Это была единственная реалистичная стратегия, доступная ему, но ее было недостаточно. Не против команды Шивы и ужасно опытных убийц миров XLIII-ого Корпуса.
Мы движемся по долине с большой осторожностью. Двойственность нашего сознания заставляет наши сенсоры прочесывать местность перед нами, и мы редко думаем о себе как о составных частях. Мы не Боло по имени Шива и не Человек по имени Харигата, мы просто Команда Шива, разрушитель миров, и мы осознаем всю жестокость нашей работы, когда мы вылетаем из посадочной зоны тридцатью двумя тысячами тонн дюраллоя, брони и оружия, несущихся на нашем антигравитаторе со скоростью пятьсот километров в час чтобы обойти Врага с фланга через горы. Команда Гарпии и Команда Джона возглавляют другой фланг нашего наступления, но их атака второстепенна. Наша задача — возглавить настоящий прорыв, и мы приземляемся на свои гусеницы, отключаем антиграв и запускаем боевой экран, когда на наших сенсорах появляются первые вражеские тяжеловесы класса "Фенрис".
Их больше, чем предполагалось, и они с ревом вырываются из-под земли, чтобы извергнуть на нас ракеты и плазму. Целый батальон атакует с линии хребта на ноль-два-пять градусов, в то время как остальная часть их полка с грохотом выходит из глубоких подземных укрытий на дуге от двух-двух-семи до трех-пяти-одного градуса, а пассивные сенсоры фиксируют излучение дополнительных подразделений, приближающихся точно спереди. Точный подсчет невозможен, но, по нашим минимальным оценкам, мы сталкиваемся с усиленной тяжелой бригадой, а средние машины класса "Сурт" и разведывательные машины класса "Игл" одновременно появляются из мертвой зоны в нашем тылу справа и атакуют по широкому фронту, стремясь вступить в бой с нашей пехотой поддержки. Соотношение сил неблагоприятное, отступление невозможно, но мы уверены в качестве нашей поддержки. Мы можем доверять им в том, что они прикроют наш тыл, а мы ударим прямо в зубы Врагу, когда он развернется.
По мере того, как мы продвигаемся вперед, на Ишарке наступает ад, а мы ликуем от его приближения. Мы принесли его с собой, мы ощущаем его в оргиастическом освобождении, когда открываются наши ракетные шахты и извергается огонь. Мы поворачиваемся на один-ноль градусов влево, расширяя поле нашего обстрела, и турели нашей главной батареи плавно поворачиваются. Три двухсотсантиметровых "Хеллбора", каждый из которых совершает залп за четыре с половиной секунды, разметают батальон Фенрисов, который расположился на северо-восточном гребне, голод и ужасная радость наполняют нас, когда взрывы проносятся по вражеским позициям. Мы чувствуем жажду крови в грохоте наших скорострельных минометов и гаубиц, когда мы наносим удары по "Суртам" и "Иглам" на наших флангах, и мы посылаем вопли ненависти из наших "Хеллборов". Наш боевой экран пылает под ответными ракетами и снарядами, а пучки частиц разрывают нас, раскаляя броню добела, но Боло спроектированы так, чтобы выдерживать такой огонь. Наши преобразовательные поля улавливают их энергию, направляя ее на питание наших собственных систем, и мы радуемся, когда эта украденная энергия извергается обратно из нашего собственного оружия.
"Фенрис" вдвое меньше нас по размеру, и двадцать две с половиной секунды огня основной батареи превращают пятнадцать единиц первого вражеского батальона в дымящиеся обломки, но две его машины успевают нанести нам удар, прежде чем погибнуть. Болевые датчики визжат, когда их более легкие плазменные разряды прожигают наш боевой щит, но они бьют наискось, и нашей боковой брони достаточно, чтобы их отразить. Расплавленные слезы дюраллоя текут по нашим бокам, когда мы поворачиваемся к соратникам наших мертвых врагов, но мы чувствуем только радость, жажду крушить и разрушать. В горниле битвы мы забываем об отчаянии, о осознании неизбежной катастрофы, которые угнетают нас в перерывах между битвами. Сейчас мы не помним о тишине в сетях связи, об осознании того, что миры, которые когда-то были Конкордатом, мертвы или гибнут позади нас. Теперь у нас есть цель, месть, свирепость. Уничтожение наших врагов взывает к нам, вновь давая нам повод для существования, функцию, которую нужно выполнять... Врага, которого нужно ненавидеть.
Еще больше вражеских тяжеловооруженных частей продержаться достаточно долго, чтобы пробить наш боевой экран своими плазменными разрядами, а отряды самоубийц в упор обстреливают нас плазменными копьями, но они не смогут нас остановить. "Фенрис" стреляет с расстояния в четыре целых и шесть десятых километра и выводит из строя "Хеллборы" номер три и четыре нашей боковой батареи по левому борту, прежде чем сдохнуть. Окопавшаяся плазменная группа, которая которая так хорошо замаскировалась, что мы приблизились на расстояние одного и четырех десятых километра, прежде чем обнаружили ее, произвела одиночный выстрел, который пробил наш гусеничный щит и уничтожил две тележки из нашей подвески гусеничной системы, и пять средних роботов класса Сурт выскочили из узкого ущелья на расстоянии всего трех целых и двух десятых километра. Стены ущелья скрывают их от наших сенсоров, пока они фактически не вступят в бой, и их пятидесятисантиметровая плазменная пушка пробьет сорок целых шесть десятых метра брони нашего правого борта, прежде чем мы разнесем их в пух и прах, и даже когда погибнет последний Сурт, вражеские ракеты и снаряды будут обрушиваться на все, что движется.
Ад неумолимо движется вперед, а мы не человек и не машина. Мы — Человек-Машина, сокрушающая оборону противника и превращающая горные долины в дымящиеся пустоши. Наши вспомогательные элементы сминаются или отваливаются искалеченными, и часть нас знает, что еще множество наших товарищей-людей погибли, погибнут, или сейчас умирают в вопящей агонии или в пламени плазмы. Но для нас это значит не больше, чем глубокие, пылающие раны на наших собственных боках, и мы отказываемся останавливаться или сворачивать в сторону, потому что то, чего у нас нет, мы не передадим другому. Все, что остается людям и мельконианцам — это Долгая Тьма, и все, что нам остается — это сражаться, убивать и калечить, пока наша собственная тьма не поглотит нас.
Мы скорбим о гибели Команды Гарпия — Боло XXXIII/D-2075-HRP и капитана Джессики Адамс, — но, несмотря на боль от их потери, мы знаем, что успех врага означает и его уничтожение. Его ввели в заблуждение, вынудив сконцентрировать две трети своей огневой мощи против нашей диверсии, и поэтому мы радуемся ошибке Врага и удваиваем наши собственные усилия.
Мы разрушаем последнюю линию его главной позиции в оргии огня в упор и непрерывного кашля наших противопехотных установок. Рельсотроны обстреливают легкие вражеские AFV[35], пытающиеся вывести вспомогательный персонал, а остатки нашей бронетехники и пехоты следуют за нашим прорывом. Мы разворачиваемся, ложимся на курс три-пять-восемь и с грохотом пробиваемся сквозь дым, пыль и зловоние горящей вражеской плоти, а слева появляется Команда Джона, снова продвигаясь вровень с нами, когда мы переваливаем через последний гребень.
Нас встречает беспорядочный артиллерийский и ракетный огонь, но это все, что осталось у противника. Разведывательные дроны и спутники фиксируют дополнительные тяжелые подразделения, движущиеся к нам с востока, но они находятся на расстоянии семидесяти восьми целых и пяти десятых минут. На данный момент в этой речной долине суетятся только обломки уже разрушенной нами обороны, в то время как легкие боевые машины, пехота и разбитые эскадрильи воздушно-десантных войск пытаются сплотиться и выстоять.
Но им уже поздно сопротивляться, потому что за ними мы видим город. Разведка оценивает его население чуть более чем в два миллиона, и мы совещаемся с Командой Джона по ОСРД. Выработка плана ведения огня занимает две целых шесть десятых секунды; затем наши главные батареи переходят в режим непрерывного огня, и каждую минуту из наших раскаленных добела стволов вырывается семьдесят восемь мегатонн плазмы. Несмотря на размеры нашей цели, н