Однако товарищ заработал другое. Игорь сделал пару обманных движений, затем нанес первогодку сильный удар в пах. Это было очень не по-боксерски, не по-спортивному, но никто не произнес ни слова. В бою и в самом деле не может быть правил. А Игорь поймал шею согнувшегося от боли рядового в стальной зажим и… Врач констатировал мгновенную смерть. Следствие закрылось, не найдя в действиях офицера злого умысла, но с армией Игорю пришлось распрощаться. Но, только уйдя из войск, он понял, в чем его жизненное призвание. Ландскнехту понравилось убивать. Тогда, на занятиях по спецподготовке, произошел отнюдь не несчастный случай. А уж дальше…
«Победителей не судят, – успокаивал он себя, если вдруг в нем просыпалась, казалось бы, насухо испарившаяся человеческая совесть. – Победа любой ценой, других правил нет и быть не может». Однако не столько совесть мучила Ландскнехта, сколько сознание того, что никакой он не боец. С кем он справился? С восемнадцатилетним пацаном? Лейтенанту Власову проиграл сугубо спортивный поединок и отыграться уже не сумеет, так как Николай Власов погиб при штурме Грозного… А что сейчас? Он, Игорь, окружил себя бандой накачанных недоумков и коррумпированными мусорами. Прячется за них, делает свои «делишки» их руками, ведет себя как последний трус… Именно такими описывались трусы и мерзавцы в художественной литературе. Возможно, именно поэтому художественной литературы Ландскнехт старался не читать. Последней книгой, которую он осилил, был какой-то роман Чейза. Ландскнехту он не понравился. Пытался он читать и ставших модными Пелевина и Сорокина, но и это чтение вызывало лишь скуку. То же самое было и с кинофильмами. Даже старые, некогда любимые им, Ландскнехтом, фильмы типа «Летят журавли» и «Офицеры» на сегодняшний день вызывали у Игоря Кимовича злой смех. Нет и не было таких светлых и добрых людей, как герои этих фильмов. Не могло быть, так как они не нужны обществу. Ландскнехт был твердо уверен: будущее отнюдь не за высоколобыми специалистами-программистами и их мудреными технологиями. Будущее за сильными, безжалостными, волевыми лидерами. Такими, как он. Ландскнехт вспомнил, как Семеркин рассказывал про своего институтского однокашника, который ныне преподавал в коммерческом вузе. Несмотря на высокий заработок, тот был в ужасе. В его институте учились исключительно отпрыски предпринимательской элиты. Ставить им меньше, чем оценку «четыре», было строго запрещено, и потому несчастные преподаватели были лишены возможности оценить по достоинству иные «знания». На вступительных экзаменах выяснялось, что большинство не знают таблицы умножения, с огромным трудом складывают без калькулятора двузначные числа. Некоторые были уверены, что Россия и США имеют общую границу, как морскую, так и сухопутную. Один абитуриент показал на карте Россию в… Австралии. А знания по истории? Это вообще было нечто. Петр Первый был участником Великой Отечественной и вместе с В. И. Лениным отражал нападение Гитлера, крепостное право было отменено в 1945 году, Кутузов разбил армию Батыя, а СССР прекратил свое существование в семидесятом году двадцатого столетия.[18] По окончании вуза все выпускники благополучно трудоустраивались и приумножали родительское богатство. Они умели нажимать кнопки компьютера и прослушивать информацию с фондовых бирж, но по сути своей оставались обезьянами, немного отдрессированными с помощью науки об условных рефлексах. Быть лидерами, по-настоящему управлять они не могли. Поэтому дни их сочтены. Пять, от силы десять лет, и у власти будут такие, как Ландскнехт, сметая розовых компьютерных дебилов-менеджеров. Тех самых, у родителей которых сегодня Ландскнехты в услужении.
– Какие будут распоряжения, командир?
От неприятных воспоминаний Игоря Кимовича оторвал его верный приближенный – мускулистый смуглый южанин лет двадцати восьми по прозвищу Цыган. Цыган легко поигрывал нунчаками точно кнутом, а кнутом – точно нунчаками. Ходили слухи, что его изгнали из табора за убийство. У цыганского племени на этот вид преступлений строгое, непререкаемое табу. Впрочем, скорее всего это были только слухи, и к табору Цыган имел отношение не большее, чем Ландскнехт к боевым действиям в Чечне.
– Продолжайте видеонаблюдение! Любого, даже издали показавшегося у забора немедленно тащите сюда, – отдал распоряжение Ландскнехт.
– Группы уже сформированы, – кивнул Цыган. – По сигналу от наблюдателей немедленно выдвинутся на захват. Охрана нашей «принцессы» также усилена.
– Хорошо, Цыган. Как Глория?
– Ругается матом… Требует, чтобы мы убрали охрану от ее дверей и не провожали до туалета.
– Потерпит. Вот посмотри… – Ландскнехт протянул Цыгану новый увеличенный портрет Васнецова. Его он получил только что по электронной почте от надежных людей в кадровом управлении Минобороны. – Узнаешь?
– Кажется, его я вытянул кнутом… Ну, когда он бросился на помощь тому пацану, которого вы застрелили.
– Тогда он остановился, а сейчас?
– И сейчас остановится! – Цыган обаятельно улыбнулся, демонстрируя целый ряд коронок из желтого металла. Он был во многом старомоден.
– Ну что ж… Ладно, ты свободен, Цыган.
Ландскнехт так и не придумал, как изловить Васнецова. Стоит ли вообще за ним гоняться?! Охрана замка и подступов к нему усилена, видеонаблюдение ведется круглосуточно… Нет, Ландскнехт знал, что не успокоится, пока проклятый десантник не будет лежать у его ног. Ландскнехт вспоминал блеск в глазах Глории, когда та говорила о «придурке-циркаче», вспоминал некогда верного мента Зотова, в один миг изменившего своему хозяину и благодетелю. Ландскнехт убьет Васнецова, иначе… Иначе он перестанет быть Ландскнехтом. Храбрым и беспощадным лидером. И это в первую очередь поймет его близкое окружение, тот же Цыган. И тогда все.
Убить… Непременно убить в рукопашной. Доказать всем и в первую очередь самому себе. Чтобы видели и Цыган, и Глория, и все остальные. Чтобы знали об этом и господин Лузгинский, и его верный паж, неудачливый «герой-любовник» Семеркин.
Интуиция подсказывала Ландскнехту, что в скором времени Васнецов сам явится к нему. Поэтому иных мероприятий по поимке «циркача-десантника» Игорь Кимович решил даже не разрабатывать. Гвардии майора Васнецова Ландскнехт будет ждать здесь, в замке.
Глава 4
Надя с трудом сдерживала рвотные позывы, «бычок» уже минут пятнадцать грубо тискал ее грудь. Вот сейчас машина остановится…
– Ну, желаешь на природе? – хлопнул дверцей водитель.
Они и в самом деле прибыли на полудикий пляж, рядом с которым зеленел примерно такой же полудикий лес. «Бычок» еще сильнее сжал свои грубые объятия, он явно не прочь был и не на природе, а прямо здесь, в салоне.
– А может… искупаемся для начала? – предложила Надя.
– Ты че, в натуре? – в самое ухо промычал «бычок». – Холодно же, на х…
– Ой, какие мы нежные! – фыркнула Надя. – Да не дави ты так, больно же!
Еще немного – и «бычок» стянул бы с нее парик.
– Сама ты… «нежная», – ответил он, но хватку ослабил. – Трындишь много, к делу давай.
– Пойдем! – Девушка взяла инициативу в свои руки. – Я это дело на природе люблю.
Как там появляются перед публикой стриптизерши? Надя усиленно вспоминала, но никак не могла представить… И еще у них там есть такой шест. Эта высохшая жердина вряд ли сгодится для таких целей. Тем не менее Надя оперлась на жердину, с трудом изобразила на лице подобие нежной улыбки. Сейчас рядом с нею был один «бычок», его напарники остались в машине. Сейчас их не было видно, и им, в свою очередь, не было видно своего «командира».
– Ладно, хватит! – Он вновь сильно обхватил ее.
– Ой, а ты стриптиз не любишь? – только и вымолвила девушка.
– Разве это стриптиз? – гыкнул он.
Надя почувствовала, что она теряет равновесие, почувствовала, как наваливается на нее потная похотливая туша. Она готова была закричать, готова была вцепиться зубами в мерзкую жирную шею, в приплюснутый перебитый нос…
И тут она услышала легкий хлопок, бритая башка тяжело упала ей прямо на лицо, на какое-то мгновение Надя почувствовала невыносимую тяжесть, но тут же точно сама собой бычья туша отвалилась в сторону, безжалостно смяв дикий кустарник.
– Ну и лбище, – только и произнес выросший рядом Васнецов. – Из чугуна, что ли? Однако ну и местечко вы выбрали.
– Тихо, романтично и ветра нету, – пояснила Надя, поднимаясь на ноги.
– Тогда вперед, – разминая кисти рук, произнес Васнецов.
Увидев Надя, идущую к машине, оба «бойца» тут же вылезли сами.
– Ты куда? Где Бурый? – не очень-то любезно поинтересовались они почти в один голос.
– Слаб ваш Бурый, – дерзко улыбнулась Надя. – Свалился с меня и лежит.
– Чего? – опять в один голос спросили «бойцы».
– Пойди помоги ему, – сказала Надя, перестав улыбаться.
Водитель остался в машине, а второй в сопровождении Нади отправился туда, где Бурый якобы без чувств рухнул от любовных утех.
Можешь не убивать – не убивай. Таков был принцип последних лет Василия Васнецова. Этих быковатых ребятишек он видел впервые. Конечно, наверняка за ними водились различные грешки, но сейчас задачей Васнецова было лишь нейтрализовать их.
По счастью, водитель не полез обратно в машину, настороженно замер у распахнутой дверцы. Правая рука во внутреннем кармане куртки. Васнецов неслышно подкрался сзади и ударил «бойца» под ухо «змеиным жалом»: специфически сложенными фалангами пальцев. Этот удар полковник Миенг заставлял отрабатывать на жесткой коре векового дуба и на плоских металлических плитах. Не издав ни звука, «воин Ландскнехта» рухнул, уткнувшись лбом в заднее колесо иномарки. Васнецов перевел дух, затем прислушался. Из дикой зелени раздавались сдавленные вопли. Это означало, что дела идут своим чередом, строго по распорядку. Васнецов тяжело вздохнул, затем взвалил на себя бесчувственное тело водителя и направился к лесу.
Третий боевик висел головой вниз, попав в ловушку индейцев племени сиу. Его правая нога угодила в петлю, ну а потом, известное дело, он оказался вздернутым почти под самую вершину молодого клена. У Нади аж дух захватило от увиденного, такое она видела лишь в фильмах про индейцев и африканских охотников. Именно так они ловили дичь и недругов из враждебных племен.