Хозяина Ландскнехт не ждал. Пересказывать в подробностях события сегодняшнего дня не имел ни малейшего желания. Тем не менее ворота придется открыть… Но вот кого особенно не хотел сейчас видеть Игорь Кимович, так это Семеркина. Но секретарь последнее время ни на шаг не отходил от Лузгинского.
Глава 2
Была одна девчонка в неволе, теперь целых две… Обеих надо спасать. И некому, кроме Васнецова, этого сделать. «Идиотский план я придумал. Прости, – мысленно сказал Васнецов Наде. – Было слишком мало времени». Зато теперь время у него было. Как и полагается во всяком приличном замке, у Ландскнехта имелось подземелье. Без окон, со слабыми, стилизованными под свечи, светильниками, развешанными вдоль стен. Васнецов коротал время на деревянном лежаке, за толстыми прутьями решетки. Так он просидел почти час, но в голову ничего не шло. «Меня не трогают… Надю тоже. Значит, у нас есть время и есть шанс. И я найду, вычислю его…» Возле самых ног Васнецова валялась какая-то газета. Чтобы немного отвлечься, Василий поднял ее и углубился в чтение. Писали всякую ерунду: о том, что некий индийский йог построил космический корабль из пальмовой древесины и в скором времени стартует на нем к Марсу. О том, что актриса Н. вышла наконец замуж за предпринимателя Х. И о том, что самый высокий мастер боевых единоборств живет все в той же Индии. Его рост более двух метров, а размер обуви пятьдесят первый… «Пятьдесят первый, – машинально отметил Васнецов, пытаясь вспомнить, что связано у него с этой цифрой. Отложил газету в сторону… – Пятьдесят один. Это не номер дома, это не последние цифры телефона, это не… Это год рождения!» «Пятьдесят один! – вдруг вспомнил Васнецов. – Пятьдесят один плюс Д». Телефонный разговор Родыгина и Алексея Петровича Самойлова. Почему-то Васнецов был уверен, что ему нужно во что бы то ни стало не забыть этой комбинации. Впрочем, какое это сейчас имеет значение?! Васнецов лишь невесело усмехнулся, вспомнив о Родыгине. Станет бывший гэбистский полковник вытаскивать его теперь? А Алексей Петрович? Видимо, не суждено ему подписать договор… Размышления Васнецова прервал знакомый дамский голос. Беспечный, с легким оттенком высокомерия, точно Васнецов вновь сидел за ресторанным столиком:
– Привет, дружок! Мне Игорь сказал, иди, мол, полюбуйся… на приятеля.
Глория была, как всегда, ослепительно прекрасна. Даже здесь, в полутьме, она блистала.
– Я смотрю, неважные твои дела, – продолжила она тем же голосом.
– Да нет, нормально, – откликнулся Васнецов. – Так, временные трудности.
Глория кивнула, вплотную подошла к толстым прутьям. Васнецову не составило бы особого труда дотянуться до ее нежной шейки, подтащить вплотную к прутьям, а затем сообщить свои просьбы Ландскнехту. Что ж, это вариант… Правда, если Ландскнехт проявит решительность, то ему не составит большого труда уложить Васнецова всего одним точным выстрелом или броском ножа.
– Развесели меня, как в прошлый раз, – уйдешь живым, – произнесла тем временем красавица.
– Нечем мне тебя веселить, Глория.
– Слушай, как тебя хоть зовут? – спросила она.
– Василий.
– Кошачье какое-то имя… Но ничего, мне нравится.
Всего одно движение – и Глория в его руках.
– Освободи меня, а? – сказал Василий, не трогаясь с места.
– Не-а, – мотнула головой она, растягивая буквы.
– Чего так?
– Попался – сиди!
– Ну и дура ты… И тварь, – глядя в ее сверкающие огромные очи, произнес Василий.
«Пусть убирается ко всем чертям!» – сказал он мысленно.
– Слушай, если я захочу, Игорь тебя… – заговорила она.
– Захоти… – оборвал ее на полуслове Васнецов и отвернулся к стене.
– Не очень-то ты вежлив, Василий Григорьевич, – послышался за спиной Глории знакомый голос, принадлежащий Ландскнехту.
Игорь Кимович отодвинул красавицу в сторону, замер в полутора шагах от решетки. В руках он сжимал пистолет Стечкина с привинченным глушителем.
– Не надо подходить так близко, – заметил Глории Ландскнехт, и та послушно отступила на пару шагов. – Иди к себе, – сказал красавице Ландскнехт.
– Чао! – кивнула обоим мужчинам Глория и удалилась.
Присутствовать при мужских разговорах она не любила.
– Твоего мусора, Зотова, я лично повесил… – такими словами начал разговор Ландскнехт. – Он ведь помог тебе уйти из околотка?
Васнецов молчал. По голосу Ландскнехта понял – не врет Игорь Кимович. Жизнью Андрюха Зотов поплатился за то, что решил побыть человеком, а не мусором.
– Давай по делу говорить, Игорь, – выждав паузу, проговорил Васнецов.
– А какие у нас тобой дела? – вскинул брови Ландскнехт. – Пристрелю тебя сейчас – и всех дел.
Васнецов лишь вздохнул. Казалось, беседа себя исчерпала. Игорь Кимович ласкающим движением поправил на стволе глушитель… В свою очередь, Васнецов с грустью отметил, что Ландскнехт не Глория, до него не дотянуться.
И тут Ландскнехт обратил внимание на серебряный крестик, что был у Васнецова на груди.
– Вот ты, Васнецов, крест носишь, – заговорил вдруг Ландскнехт негромко и размеренно. – Значит, в бога веришь? Так?
Васнецов ничего не ответил.
– Веришь, – ответил за Василия Ландскнехт. – А ведь ты неглупый мужик, мог бы уже в генералах ходить и над всеми нами начальствовать. – Ландскнехт выждал паузу, затем продолжил тем же голосом: – Если исходить из того, что бог есть, то большую сволочь, чем я, трудно себе представить. Согласен?
– Согласен, – кивнул Васнецов. Здесь у него возражений не было.
– Точно! – даже обрадовался Ландскнехт. – Я еще на первом году службы увел бабу у собственного комбата. Тот чуть не застрелился. Думаешь, мне его баба так сильно нужна была? Нет, комбат ее с квартиры согнал, и бабе той негде жить стало. Комбата на Карабах, баба обратно к матери в Луганскую область, а меня на повышение. И тут незадача – на занятиях по эр-бэ[19] прибил солдата-первогодка. Так, знаешь ли, шутя. Шею свернул, не рассчитал…
Ландскнехт рассмеялся зло и нервно, затем вновь взял паузу.
– Меня бы по совести под трибунал надо… – хмыкнув, продолжил Ландскнехт, – но когда папа – генерал-лейтенант, сам понимаешь! Из армии, конечно, уволили, но… Нужна мне эта армия, тут такие дела за казарменным забором! Охранный бизнес, услуги специфические. К сожалению, мой бизнес серьезно расходился со всеми десятью заповедями. И что?
– Что? – морщась, произнес Васнецов. Монолог Ландскнехта ему порядком опротивел.
– Сам видишь – у меня несколько квартир, два загородных особняка, четыре иномарки. Замок вот этот… И это еще так, мелочь. У меня есть реальная власть, реальная сила. – Ландскнехт сжал тренированный, с отбитыми костяшками кулак. – Вот где у меня менты, депутаты, прочая слизь… Меня нельзя посадить, нельзя убить! Не веришь?! Кое-кто пробовал это сделать, так теперь червей в земле кормит… И ты скоро кормить будешь. Где же, спрашивается, твой бог? Почему он так любит меня, такого подлого гада, и так не любит тебя, праведника?
– Я не праведник.
– А кто же ты? Жене не изменял, солдат вместо себя под пули не подставлял. Я знаю, «личняк»[20] твой изучил… Сейчас башкой рисковал из-за какой-то девки… В результате ты у меня в плену. Что захочу, то и сделаю. Захочу – расстреляю прямо сейчас. Захочу – кожу с живого сниму, по рецепту моджахедов научился. И что твой бог? Есть он или нет, отвечай?! – неожиданно потеряв спокойствие и выдержку, заорал Ландскнехт.
– Что так орешь? – отозвался Васнецов. – Боишься кого? Ведь верно все говоришь – твоя взяла, что захочешь, то и сделаешь. Орать зачем, вопросы мне задавать зачем? Ответ-то сам знаешь…
Но Ландскнехт с ответом не сразу нашелся. В самом деле, не в его положении терять хладнокровие. Пора бы сменить гнев хотя бы на временную милость.
– Железный ты мужик, Васнецов, – заговорил Ландскнехт. – Я тебя за это уважаю, потому мучить не буду… Но не пойму: ты вроде как уверен, что еще не проиграл. Что еще до меня доберешься. И мне это очень не нравится.
– Твоя смерть, Ландскнехт, в твоих же руках сейчас, – как ни в чем не бывало проговорил Васнецов. – Сам себе ее и несешь. Потому переживешь меня ненадолго.
– Дал-таки слабину – заговорил красиво! – усмехнулся Ландскнехт. – Ладно, отдыхай… Неинтересно стало мне с тобой дискутировать!
«Он и правда как из железа, – невесело думал Ландскнехт, поднимаясь к себе. – А я, окажись на его месте, был бы так же хладнокровен?!» Дурацкие, точно приходящие откуда-то извне, помимо его воли, вопросы невыносимо мучили Игоря Кимовича. Глорию он недаром пустил к решетке, тайно надеялся, что Васнецов бросится на нее, попытается взять в заложницы. Тут-то Ландскнехт точным выстрелом и разнес бы ему череп. И он, Игорь, был бы героем, Глория – наивной дурой, а Васнецов – трупом. Но Васнецов «надежд не оправдал». Значит – бой. Сначала, конечно, Ландскнехт подставит десантнику пару своих наиболее тренированных бойцов. Понаблюдает со стороны, снимет на камеру, проанализирует… И лишь потом выйдет сам. Не так уж он силен, не так уж молод этот майор.
В спальне Ландскнехта ждала Глория.
– Ну и как он тебе? – с порога поинтересовался Ландскнехт.
– Никак… – Она манерно сморщила изящный носик. – Ра-зо-нра-вил-ся! – растягивая по складам слова, закончила она и одарила Ландскнехта улыбкой.
«Не врет, – мысленно успокоился он. – Сейчас не врет. Женщина ее склада может любить только победителя! Проигравший умирает для нее навсегда… Точно так же, как и этот крыс Семеркин». Настроение Ландскнехта от таких мыслей продолжало улучшаться. Пожалуй, его уже не смущали внезапно нагрянувшие Лузгинский с Семеркиным, ныне ночующие в гостевой половине замка.
Они приехали, когда только начало темнеть. Сдержанно поздоровались. Потом Лузгинский направился в гостиный зал, где с минуты на минуту должны были подать ужин, а Семеркин отвел Ландскнехта в сторону и произнес своим привычным бесцветным голосом: