«Давненько я не был на футболе», — подумал вдруг Джо и тут же усмехнулся, осознав несвоевременность подобной мысли.
— Да уж, — сказал Джимми, — где мы — там все почему-то взрывается… Как ты думаешь: это типа какого-то закона физики?
— Химии! — усмехнулся Джо.
Дерен обнимала его — как будто она увидела отца через много-много лет разлуки…
Джо лихорадочно шарил глазами по трибунам — да, вот она, гостевая ложа: эти люди так себя ценят, что отгораживаются стеклянной перегородкой от всех остальных людей…
Он отчетливо видел, как улыбается за перегородкой сенатор Беннард, блестя зубами.
«Сиятельное положение, сиятельное положение, — метались мысли в голове Джо, — что бы это могло значить?»
Он ощутил то, чего он боялся всю жизнь: неуверенность.
Нет страшнее этого чувства, когда оно проникает в тебя, заполняя, кажется, все уголки, все поры твоего тела. Говорят, ничего нет хуже страха. Неуверенность хуже страха. Страх парализует — но его можно победить усилием воли. А неуверенность — штука хитрая и скользкая: все время думаешь, что она пройдет сама, что еще немного — и прежняя свобода и спокойствие вернутся к тебе, и ты хладнокровно пойдешь вперед, отбросив всякие сомнения. Но она не проходит.
И почему только такая дрянь настигает всегда в тот момент, когда она меньше всего нужна?
Джо сплюнул.
«Сиятельное положение — что бы это могло быть?» — мысль билась в голове, как подстреленная птица.
— Послушай, Джимми, — обратился он к приятелю.
— Что? — отозвался тот.
— В каком положении находится Тейлор? Ты не помнишь, что Марком тогда сказал?
— Тейлор? — задумался Дикс. — Кажется, помню…
Он потер рукой лоб и произнес:
— Тейлор, Тейлор… А, вспомнил! Марком сказал, что он находится в светском положении!
— Дубина, что ты мелешь! — обозлился Джо. — Не в светском, а в сиятельном, в сиятельном положении!
— А зачем спрашиваешь, раз помнишь сам! — обиделся Джимми Дикс.
Джо снова обвел взглядом стадион и ему показалось, что он что-то понял. Сиятельное?
Сгустились сумерки, и вовсю сияли прожектора на осветительных мачтах. Вот в чем дело! Тейлор спрятался за прожектором.
— Папа, папочка, послушай меня, — Дерен дергала его за рукав куртки.
— Что? — машинально отозвался Джо.
— Папа, мне страшно, зачем мы сюда приехали, папа, я боюсь, — лепетала Дерен, дрожа и прижимаясь к нему всем телом.
— Ну что ты, моя хорошая, ты же все знаешь. Ну-ка поцелуй меня.
Дрожащие губы девочки прижались к его щеке.
— А теперь давай, беги отсюда.
— Куда? — испугалась Дерен.
— Беги к первому попавшемуся полицейскому, расскажи ему все, и главное — не отходи от него ни на шаг. Здесь все может случиться. Давай, беги.
Дерен побежала вниз по ступенькам.
— А мне что делать? — спросил Дикс.
— А ты иди к ложе Беннарда.
— Зачем? — не понял Джимми.
— Господи, сейчас не время объяснять! — простонал Джо. — Сделай что-нибудь, чтобы он не сидел, как китайский император, — он же под прицелом! Пусть он свою дерьмовую башку под пулю не подставляет, пусть он уберется оттуда!
— Хорошо.
— Ну давай же, беги быстрее!
Джимми, прыгая через ступеньки, помчался вниз.
Джо еще раз посмотрел на осветительные мачты. Один из прожекторов находился как раз напротив гостевой ложи — прекрасное место для человека, вооруженного винтовкой с оптическим прицелом. Значит, Тейлор спрятан за этим прожектором, и стрелять он будет оттуда.
На плечо Джо легла тяжелая рука.
— Джо Ханбек? Вы арестованы.
Джо резко обернулся. На него смотрели в упор двое полицейских.
«Ну вот и все, — подумал Джо. — Пройти сквозь огонь и воду — чтобы в результате вляпаться в дерьмо…»
— Идемте, Джо…
В голосе полицейского прозвучала какая-то сочувственная нота — и Джо невольно сфокусировал внимание на лице говорящего.
«Где же я его видел?» — мелькнуло у него воспоминание. Ах да — тот самый сержант, который тогда, в участке, счел за честь поздороваться с самим Джо Ханбеком…
— Ник, — обратился сержант к своему подручному, — продолжай контролировать этот выход — а я отведу этого малого куда следует.
— О'кей, — кивнул напарник.
Джо внезапно почувствовал, как навалилась на него страшная усталость, и он ощутил странное безразличие: господи, да пошло оно все к дьяволу, почему я должен биться, добиваться, преодолевать…
— Послушайте, Джо… — сказал вдруг полицейский. — Вас объявили в розыск — но мне почему-то не очень-то в это верится…
— Исполняйте свои обязанности, сержант, — устало улыбнулся Джо.
По опыту собственной работы в полиции он знал, что тут сопротивляться бесполезно: одно движение — и получишь пулю в спину.
— Вы были моим кумиром, мистер Ханбек, — уважительно сказал сержант.
— А толку-то? — отозвался Джо.
«Нужно что-то делать, — подумал он, — даже если обстоятельства против тебя — нужно что-то делать…»
— Послушайте, сержант, — сказал Джо, — если вы мне верите, то вы мне верите. Поэтому, пожалуйста, уберите наручники — и поймите: с минуты на минуту будет покушение на сенатора Беннарда. У меня нет времени объяснять вам детали, но если то, что вы сказали обо мне, — правда, то дайте мне возможность действовать и предотвратить то, что может случиться.
— Я вам верю, Ханбек, — сказал сержант и убрал руку с его плеча.
Джо рванулся к осветительной мачте.
…В это время Джимми кинулся к кромке поля и побежал по краю газона. Ему оставалось пробежать двести ярдов до гостевой ложи, где сидел сенатор Беннард. Дикс вдруг снова ощутил себя девяносто девятым номером, нападающим, ему показалось, что он бежит с мячом и слышит рядом прерывистое дыхание соперника, и в любую минуту его могут сбить с ног и выхватить мяч, но этого нельзя допустить. Надо бежать, надо двигаться, ловко и быстро, обходя соперников, ускользая от них, дразня и выводя из себя, и не отдавая мяча. Нужно бежать, бежать, все время вперед, и только вперед.
Джимми не отдавал себе отчета в том, что он собирается делать дальше, чтобы привлечь внимание Келвина Беннарда и заставить его сдвинуться с места. Мысли в его голове перепутались, и в мозгу стучало только одно: беги, Джимми Дикс, беги, девяносто девятый, не останавливайся, потому что проиграть эту игру ты не имеешь никакого права.
— Вот он, вот он, держите его! Он угрожал мне пистолетом! Арестуйте его!
Это кричал вскочивший со скамейки запасных Сайрус Чивер. Двое конных полицейских вняли его зову и преградили дорогу Джимми Диксу.
— Стойте!
— В чем дело, мужики, а? В чем дело? — переводя дух, забормотал Джимми.
Копы возвышались над ним, будто два конных памятника, сошедших с пьедесталов.
— Ну какого черта вам нужно, мужики? — твердил Джимми, чувствуя, как уходят драгоценные секунды.
Сейчас они его арестуют — а ведь медлить нельзя, Беннард уже на мушке, а его убийца держит палец на спусковом крючке, — еще движение — и все будет кончено…
И тогда Джимми сделал единственное, что оставалось в такой ситуации: обхватив ногу полицейского, рванул его на себя.
Коп, не ожидавший подобного оборота дела, соскользнул с седла и грузно рухнул на траву, будто мешок с отрубями. Джимми птицей взлетел на круп лошади и пришпорил ее пятками: вперед, только вперед!
Сзади что-то кричали, но Джимми ничего не слышал. До трибуны с ложей, в которой сидел сенатор Беннард, оставалось двадцать ярдов, и Джимми лихорадочно прикидывал, сколько секунд понадобится на то, чтобы добежать до нее. Но ведь там тоже эти чертовы копы: свинтят в момент…
А на поле шла игра. Атаковали «Лос-Анджелесские жеребцы»: вот Вилли Макговерн передает мяч Шейлоку, тот уходит от троих соперников, бросившихся ему наперерез…
И тут Джимми осенило, каким способом можно привлечь внимание сенатора.
— Шейлок! Шейлок, черт подери! Дай мне пас! — завопил он во все горло.
Повинуясь этому зову, футболист отбросил мяч Диксу. Джимми перехватил тугую кожаную дыню левой рукой и привстал в стременах. Теперь — только бы не промахнуться.
— Сенатор! — закричал Джимми.
Он прекрасно понимал, что Беннард не может слышать его, но это было уже неважно. С короткого замаха Джимми Дикс швырнул мяч, целя в ложу, где сидел сенатор.
…Засевший на осветительной мачте Тейлор не волновался. Он отчетливо видел сквозь оптический прицел лицо сенатора Беннарда: вот тот повернулся к сидящему рядом телохранителю, что-то сказал… «Последние слова в жизни сенатора», — с легкой ухмылкой подумал Тейлор. Ему приятно было сознавать, что жизнь этого человека висит на волоске: легкое движение указательного пальца, лежащего на спусковом крючке винтовки, — и пуля войдет как раз между глаз. Тейлор медлил, растягивая удовольствие: для него не было большего наслаждения, чем смотреть на беспомощную, ничего не подозревающую жертву.
— Ах ты, голубчик мой… — прошептал Тейлор, ощущая нечто вроде нежности.
Свою работу нужно любить — и Тейлор именно так относился к своей профессии, профессии убийцы.
Он плотнее прижал приклад винтовки к плечу. Ну, еще две секунды — и дело будет сделано. Уже ничто не может помешать: пулю в полете не остановишь…
Тейлор сделал выдох и нажал на спуск.
Но за секунду до этого мяч, посланный сильной рукой Джимми Дикса, с грохотом разнес на мелкие осколки стеклянное ограждение ложи сенатора Беннарда.
Тейлор не успел понять, что произошло: он увидел только, как лицо сенатора дернулось и ушло из крестообразных линий прицела. Пуля ударила мимо.
Он машинально нажал на спуск еще раз, сознавая, что и этот выстрел насмарку. Ну ничего, сейчас можно прицелиться еще раз — это займет две-три секунды, — и тогда…
Но Тейлор ошибался — у него в распоряжении уже не оставалось тех необходимых трех секунд, потому что в этот момент раздался голос Джо Ханбека:
— Игра окончена, Тейлор!
Тейлор обернулся:
— Ах, это ты, сукин сын! Меня, что ли, ищешь, ублюдок проклятый?