Надя схватила яблоко, впилась в него зубами и, соскочив с качелей, умчалась в дом. «Это мой институтский приятель – Валерьян Вишневский, я его пригласил на ужин!» – пояснил Наде ее брат Сергей. За столом Надя пристально рассматривала Валерьяна и подтрунивала над ним, вгоняя его в краску.
Второй раз они встретились осенью, в Петербурге, в доме общих знакомых. Валерьян бросился ей навстречу: «Здравствуйте, Надя!» Но Надя намеренно сделала вид, что не узнала его, и холодно бросила: «Разве мы знакомы?» Валерьян растерялся: «Ну как же… Август, Яблочный Спас, яблоко?!» «Яблоко?! – высокомерно переспросила Надя и отчеканила: – Нет, не помню!» Смущенный Валерьян отошел от Нади и весь вечер был мрачен.
Уже прощаясь с хозяевами дома и собираясь уезжать, Надя смилостивилась над расстроенным Валерьяном и произнесла: «А я, представьте, вас вспомнила! Заходите как-нибудь к нам в гости!» Валерьян просиял, заверил, что непременно придет. И действительно, через несколько дней пришел к Бурковским – якобы опять к приятелю Сереже, но у Нади было такое чувство, что Валерьян пришел к ней. За ужином Надя была с ним любезна и даже нежна – вздыхала, бросала на него томные взгляды, попросила написать что-нибудь ей в альбом, а после того как Валерьян сделал запись, демонстративно прижала альбом к груди, заставив бедного юношу покраснеть. «Надька, что ты жеманничаешь? Не иначе опять задумала какую-то гадость?» – прошипел ей на ухо брат, слишком хорошо знавший Надин характер и ее шуточки.
А она и впрямь задумала. Надя решила разыграть Валерьяна, притвориться, будто она в него влюблена. В эту же ночь она написала ему любовное письмо. При этом она вовсе не стала затруднять себя сочинением письма, а просто переписала страницу пылкого любовного послания одной героини из французского романа. От себя Надя, похохатывая, сочинила только приписочку, в которой пригласила Валерьяна на свидание. «Я буду ждать вас в полночь на Смоленском лютеранском кладбище, у фамильного склепа… Навеки ваша Надя». И отправила это безобразие Валерьяну.
– Зачем?! – воскликнула Саша Архипова, когда Надя рассказала подруге о своей выходке. – Неужели тебе его не жалко? Представь, как он стоял там, ночью, на кладбище, среди могильных плит?! – Саша в ужасе закатила глаза.
А Надя довольно хихикнула – вид растерянного Валерьяна Вишневского, мерзнущего среди мрачных готических декораций кладбища, был для нее словно бальзам на сердце. Пусть, пусть пострадает!
Саша покачала головой:
– Какая ты злая, Надька!
– Ага! – легко согласилась Надя. – Мне очень нравится его мучить! Сама не пойму почему.
Ей было ужасно интересно – приходил Вишневский на кладбище или нет. А должно быть, не приходил, что он – дурак?!
– Приходил, – сказал Валерьян. – И через два часа понял, что я совершенный дурак. Вы можете быть довольны – ваш розыгрыш удался.
– Но я… – пролепетала Надя.
– Ваш брат рассказал мне о вашем незаурядном чувстве юмора, – холодно прервал ее Валерьян. – Вы, Надя, еще совершенный ребенок. Да к тому же ребенок злой и избалованный.
Надя задохнулась от возмущения и не нашлась что ответить.
Подумав на досуге, она решила ему отомстить. Тем более что случай вскоре представился. Накануне своего восемнадцатого дня рождения Надя узнала от брата Сережи о ссоре Валерьяна Вишневского с его сокурсником – неким Писевским. Этот самый господин Писевский слыл отчаянным занудой и, говорят, «стучал» на своих соучеников; причиной громкой ссоры юношей как раз и стало обвинение в стукачестве, сделанное Валерьяном Писевскому. Надя решила использовать их ссору для розыгрыша.
В день рождения, когда в гостиной Бурковских стали собираться гости, Надя, увидев, что Валерьян Вишневский уже находится среди гостей, громко объявила:
– Господа, вы слышали печальную новость? Писевский повесился!
Воцарилось всеобщее молчание. Только Валерьян как будто вскрикнул. Во всяком случае, как с удовлетворением отметила Надя, он побледнел и схватился за сердце.
– Да когда это случилось? – спросил кто-то.
– Этой ночью! – вздохнула Надя.
– Это моя вина, господа! – глухо сказал Валерьян. – Я виновен в его смерти.
– Ну что вы! При чем тут вы, – с деланым сочувствием промолвила коварная Надя, – не вините себя!
Но Валерьян был безутешен.
– Господа, все помнят, как третьего дня я был груб с Писевским! Назвал его недостойным человеком, предлагал ему дуэль! И вот что из этого вышло! Эта смерть на мне, господа!
Надя изо всех сил сдерживалась, чтобы не рассмеяться.
Валерьян был так убит горем и чувством вины, что не сразу обратил внимание на то, что все присутствующие в зале гости вдруг разом замолчали и повернулись к дверям, в которые вошел «покойный» Писевский в черном костюме и с цветами. Господин Писевский, давеча получивший от Нади приглашение на ее именины (что его, кстати, весьма удивило), растерянно оглядывался по сторонам, не понимая, отчего к нему приковано всеобщее внимание.
Не в силах более сдерживаться, Наденька расхохоталась. Кончилось все, впрочем, совсем не смешно. Когда Надина шутка открылась, разразился скандал. Писевский объявил, что более никогда не переступит порог этого дома, а Валерьян, в очередной раз выказав себя человеком без чувства юмора, подошел к Наде и срывающимся от гнева голосом сказал, что она злая девчонка, после чего развернулся и ушел. Надя фыркнула: скажите, пожалуйста! Какое он имеет право запрещать ей смеяться над тем, что она находит смешным?!
Впрочем, Валерьян обижался недолго. На следующий день он пришел к Наде домой. Продрогший и тихий. Сказал, что долго бродил по улицам, думая о ней, и сам не заметил, как оказался возле ее дома.
«Какие у него длинные ресницы! Как у барышни! – подумала Надя. – И как ему, право, идет этот костюм!» Она потянулась к Валерьяну губами.
– Опять ваши шутки? – прошептал он и привлек ее к себе.
Но Надя оттолкнула его, подвела к окну и сказала:
– Вон видите – на углу стоит городовой? Так вот! Я вас поцелую, если вы прежде расцелуете его в пышные усищи! Или облобызайте вон ту лошадь в повозке у соседнего дома. Выбирайте сами, месье Вишневский, кто из них вам больше нравится. А я буду смотреть из окна!
Валерьян развернулся и молча вышел из комнаты. Надя бросилась к окну. Поцелует или уйдет навсегда?! Вот Валерьян вышел на улицу, вот перешел дорогу, вот, Боже мой! – ахнула Надя и едва не вывалилась из окна – Валерьян подошел к лошади и поцеловал ее в рыжую морду. Изумленный извозчик погрозил Валерьяну кнутом и позвал городового, а Надя высунулась из окна и закричала на всю улицу: «Браво! Мы с лошадью в полном восторге!»
Через минуту Валерьян вбежал в комнату. «Ну, так вы мне обещали!» – и поцеловал ее с такой силой, что у Нади в голове поплыл туман.
Туман усилился, когда Валерьян отпустил ее и, задыхаясь от волнения, сказал:
– Надя, вы же видите… я люблю вас.
И тут Надя (словно какой-то лукавый бесенок ее все время подговаривал) выпалила:
– Значит, любите? Тогда докажите свою любовь. Вот ступайте опять на улицу и… состройте рожу какой-нибудь почтенной даме!
– Ах, это вы, Надя, оставьте! – вспыхнул Валерьян. – Я за вас жизнь отдам, но подобных глупостей делать не стану! А теперь я уйду и не приду более!
И действительно ушел. И Надя потом три дня была как больная – совершенно потерянная. Даже посылала к Валерьяну своего брата Сережу. Парламентарием. Однако же Сережа вернулся ни с чем, доложил, что Валерьян по-прежнему обижен. И тогда Надя спросила у Сережи адрес Вишневских и пошла на Васильевский остров.
Дом рядом с Андреевским собором… Приветливая мать Валерьяна. «Проходите, Надя!» «А разве вы знаете, как меня зовут?» – удивилась Надя. «Догадалась!» – улыбнулась хозяйка.
В комнате Валерьяна было тепло, уютно, много книг; на окне витражный фонарь, который рассеивает каким-то волшебным образом. А там, за окном, – снег, зима. Нева уже скована льдом, и скоро Рождество.
Валерьян и Надя проговорили до сумерек. Говорили они обо всем на свете. А потом Валерьян отправился провожать Надю, но, когда они дошли до ее дома, Надя поняла, что не хочет расставаться со своим сероглазым провожатым. И они еще долго кружили по улицам, пока оба окончательно не замерзли.
А на следующий день опять рассорились. Повздорили вроде из-за пустяка, но Валерьян обиделся, сказал, что Наде, видно, нравится его мучить, и ушел. Надя вспыхнула – ну и пожалуйста! Да что он о себе возомнил?!
…Рисуя снежинки на афише предстоящего бала, Надя, поджав губы, думала о Валерьяне, которого после той ссоры не видела уже две недели. Она каждый день ждала, что вот сегодня он точно придет мириться, а он не шел. И Надя на него злилась.
Вот и сейчас, вспомнив о нем, она так вспылила, что от гнева шмякнула кистью на афишу снежинку – плюх! – похожую на бесформенную глыбу льда.
И вдруг слова подруги Саши (как снежным комом за воротник – обожгло холодом!): «Да ты в него влюблена, не иначе?!»
Влюблена?! – испугалась Надя. Значит, об этом уже все знают? Знает Саша, наверняка догадываются родители, брат Сережа и… сам Валерьян? Но если он знает, почему не идет мириться?! Ждет, что она придет сама? «Ни за что к нему не пойду! – решила Надя. – Умру, но не пойду!»
После Рождества, которое Надя счастливо провела в кругу семьи, тридцать первого декабря, днем, Надя и Валерьян случайно столкнулись у Гостиного Двора. Надя возвращалась от портнихи (у которой забрала свое новое чудесное платье), а тут ей навстречу из снежной метели вынырнул Валерьян. Надя сделала вид, что его не заметила (хотя с таким же успехом можно было не заметить на Невском слона), но Валерьян догнал ее, схватил за руку: «Здравствуй, Надя!» Надя что-то недовольно буркнула.
– Послушай, Надя, – промолвил Валерьян, – приходи сегодня вечером ко мне встречать Новый год?! Мать с сестрой уехали в Москву к родне… Я один. Придешь?
– Да! Вечером приду! – улыбаясь, сказала Надя, деловито стряхивая с воротника шубки снежинки. – И останусь у тебя до утра. И стану твоей женой.