– Ч-что?
– Неважно. – Князь зажмурился и сжал зубы.
Ему больно, – сообразила Вереск. – Очень. Очень больно. Больно так, что нет сил терпеть.
– С-слушай меня... – выдавил он. – Слушай внимательно. Оно пожирает мир, но тебя ему не достать. Я... создам убежище. Ребята помогут... помогут тебе. Но ты должна обещать... Обещать...
– Что? – Слёзы катились по щекам солёным градом. Дышать стало трудно, а сердце рвалось на части. – Что обещать?
– Обещай, что не будешь искать меня. Искать и пытаться спасти. – Князь вдруг оттолкнул её. Не грубо, но настойчиво. – Прощай, Вереск.
Что? Что это?
Вереск не успела сообразить, что произошло. За спиной разверзлась дыра. Чудовищная дыра прямо посреди вересковой пасторали. Реальность лопнула, образовывая воронку. И воронка эта ширилась с каждым мгновением...
– Нет! – закричала Вереск, тщетно пытаясь ухватиться за мужа. – Нет!
– Я всегда буду любить тебя. – Ладимир отстранился, и воронка втянула её в себя. Перед глазами мелькнуло месиво розовых и лазурных красок, бледное лицо князя и пушистые громадины облаков.
Я всегда буду любить тебя...
Глава тридцать четвёртая
Шлюп плыл сквозь туман. Не видно было ни воды, ни неба, ни звёзд. Ничего. На носу покачивался фонарь. Его неяркий жёлтый свет выхватывал из серой мглы хмурые сосредоточенные лица с резкими, будто высеченными из камня, чертами. Противно скрипели уключины. Старик Боцман и гнусавый Штурман неутомимо работали вёслами. Раз-два. Раз-два. Раз-два...
– Долго ещё? – Вереск зябко поёжилась, кутаясь в изношенный, пропахший табаком и морем сюртук.
– Не от нас зависит, – буркнул Штурман и смачно плюнул за борт.
Вереск тяжело вздохнула. А от кого? От кого зависит? – хотела спросить она, но промолчала.
Свинцовый липкий сумрак становился всё плотнее. Порой казалось, что где-то там, далеко-далеко, в непроглядном седом мареве мелькают очертания островов и замков. Но лодка двигалась вперёд дальше и дальше, а земля так и не появлялась. Иногда Вереск слышала стоны, а иной раз даже крики. Непонятные, странные слова, сказанные тревожным шёпотом, приглушённые разговоры, всхлипы...
– Кто это? – спросила она Боцмана, когда звук раздался совсем рядом.
– Осколки, – ответил старик. – То, что осталось от тех несчастных, которых проглотила Тварь.
Тварь... Вереск передёрнула плечами, вспоминая безликого монстра с дюжиной длиннющих полупрозрачных рук и огромной зубастой пастью посреди живота.
– Она собиралась сожрать меня, – прошептала Вереск, слепо пялясь в туман.
– Она собиралась сожрать нас всех. – Боцман бросил хмурый взгляд на Штурмана, но тот и бровью не повёл: – И не раз. Такова её природа.
– Кто она?
– У Твари нет имени. – Боцман с усилием навалился на весло. Он устал, и Вереск это видела. – Только суть. А суть её в забвении.
– В забвении? – Слова старого моряка ставили в тупик: от такого объяснения вопросы множились, словно чумные бубны в разгар эпидемии.
– Чего ж тут непонятного? – прогнусавил Штурман. – Всякий раз, когда рождается демиург, вместе с ним в мир приходит Забвение. Оно как тень: его не убить, не прогнать, да и вообще никак не избавиться. Только под контроль взять можно.
– Капитан своё в цепи заковывал, – многозначительно напомнил Боцман.
– Ну и что это дало? – фыркнул Штурман. – Тварь так разожралась, что проглотила Мейду, как цапля жабу! Её уже ничто не удержит. Ладимир проиграл, признай это наконец!
Он бросил весло и хмуро уставился на Боцмана. Тот сразу прекратил грести, извлёк из-за пазухи кисет и принялся неторопливо набивать ароматным табаком видавшую виды трубку.
– Но мы ещё живы, не так ли?
– Разве это жизнь? – насупился Штурман. – В этом мире у нас даже имён нет!
– Не драматизируй. – Боцман вытащил огниво и черканул кресалом о кремень, высекая искру. – Вечно ты сгущаешь краски...
– Кто вы? – Не выдержала Вереск. – Кто вы такие?
Боцман и Штурман переглянулись и усмехнулись. Смеялись они горько и безрадостно, с тенью обречённости и беспросветной тоски.
– Мы – образы, – пробасил старик.
– Устойчивые отражения реальности в сознании демиурга, – менторским тоном изрёк гнусавый.
– Это как?
– Просто. – Боцман выпустил колечко дыма. За ним второе и третье. – Люди, похожие на нас, сыграли важную роль в жизни капитана. И теперь он воссоздаёт их образы снова и снова в разных мирах.
– Ага. – Штурман скрестил руки на груди и скорчил совершенно зверскую рожу. – Воссоздаёт. А Тварь эти миры с превеликим аппетитом пожирает. Снова и снова. Конец нам, говорю же!
– А я? – нахмурилась Вереск. – Я тоже... образ?
– Не исключено, – кивнул старик, попыхивая трубкой. – Смотри, как он тебя продумал: настоящая красавица! Только прошлого нет, но это такие мелочи...
"Ты – самая светлая грёза в мире, полном теней", – вспомнились слова Ладимира, и противный ком встал в горле, мешая дышать.
– А безликие гости? – спросила она. – Безликие гости и избранницы, не помнящие вчерашнего дня – это те, кого он продумал хуже?
– Соображаешь, – фыркнул Штурман и взялся за весло. Боцман досадливо последовал его примеру. Уключины снова заскрипели мерно и противно.
Вереск закрыла глаза. Мысли в голове кружились чёрным вороньём. Образы, миры, демиурги... Может, она спит? Или бредит? Или окончательно сошла с ума? Она свесила руку за борт, чтобы погрузить пальцы в холодную воду.
– Не стоит этого делать, – предостерёг гнусавый голос.
– Почему?
– Безмирье засосёт.
– Безмирье? – Вереск посмотрела вниз. Плотные седые клубы застили волны... А может шлюп действительно плывёт по туману? – Что за безмирье?
– Реальность вне миров демиурга, – пояснил Штурман. – Жуткое место, скажу я вам. Ладимир туда то и дело вываливается. Замучились спасать...
Он вдруг осёкся и побледнел.
– Ну ты и ослина! – рыкнул Боцман, бросая грести. – Дать бы тебе веслом по роже за язык за твой длинный!
Но шарахнуть товарища веслом по лицу старик не успел. Хотя... Может и успел, да только Вереск не видела. Не думая, не колеблясь, без тени сомнения и страха она перегнулась через борт и полетела вниз. В холодное липкое марево...
Глава тридцать пятая
Никогда ещё Вереск не видела ничего более серого. Хотя... может и видела. Просто забыла...
Вдаль тянулась нескончаемая вереница высоченных серых домов. Абсолютно одинаковых унылых домов. Безликих и мрачных, точно исполинские надгробия. Их странные плоские крыши подпирали тяжёлое небо, затянутое свинцовыми тучами. Моросил дождь. Клубы молочного тумана медленно поднимались вверх. Туда, где за призрачной пеленой скрылось тусклое солнце.
Невероятно ровная чёрная дорога блестела от измороси, и Вереск, пошатываясь, ковыляла по широкому, разделённому толстой белой полосой, тракту. Она не понимала, куда идёт, зачем и что ждёт впереди. Где-то глубоко в душе дрожала, словно капля росы, робкая надежда. Я найду его, – думала Вереск. – Я непременно найду его. Он здесь. В безмирье. И я найду его.
Мимо с рёвом пронеслась огромная железная коробка. Глаза коробки сияли холодным хищным огнём. Вереск едва успела отскочить в сторону, но тут из-за угла выскочила ещё одна коробка и с огромной скоростью рванула вперёд, а спустя секунду весь тракт заполнился здоровыми ревущими железяками, исторгающими ядовитый серый смрад.
– Страшно? – раздалось над самым ухом. Вереск ахнула, развернулась и обомлела: рядом стояла, сияя улыбкой, черноволосая девушка небывалой красоты. Белая мраморная кожа, казалось, светилась изнутри, смоляные волосы тяжёлыми волнами падали на плечи, синие глаза блестели.
Любой мужчина, увидев её однажды, влюблялся бесповоротно...
На девушке было скромное дорожное платье и тёмный плащ с глубоким капюшоном.
Вереск сразу поняла, кто перед ней.
– А ты крепкий орешек, – заявила знакомая незнакомка. Говорила она совершенно беззлобно, по-приятельски. – Сумела добраться сюда.
– Ты усыпила кракена, – догадалась Вереск. – Песней.
– Разумеется.
– И пришла сюда, чтобы... – Руки непроизвольно сжались в кулаки. – Чтобы убить Ладимира!
– Увы.
– Увы? – Захотелось залепить красотке пощёчину.
– Работа такая. – Девица склонила голову на бок и игриво подмигнула.
– Я... Я не позволю! – прошипела Вереск и шагнула вперёд.
– Хочешь драться? – усмехнулась красавица. – Как мило. А я-то хотела предложить тебе помощь...
Она нарочито глубоко вздохнула и надула пухлые губки.
– Помощь? – Вереск не кричала, но рычала. – Какую помощь ты можешь предложить? Ты... Ты отняла у меня всё, что мне дорого! Ты обманула Авана, разрушила Мейду и меня чуть не сожрала! А теперь заявилась в безмирье, чтобы погубить того, кого я люблю!
– Безмирье? Серьёзно? – В синих глазах заплясали чертенята, а губы дрогнули. – Это не безмирье, милая. Это – реальность.
– Реальность?
– Самая что ни на есть реальная реальность, – кивнула красавица. – Пойдём, я покажу тебе правду.
Она взяла Вереск за руку, и они взлетели. Взмыли в воздух и, невесомые, поплыли сквозь серое утро.
Странно это, стать бестелесным призраком, что легче облаков. Лететь, поглядывая сверху на мирскую суету и знать, что впереди тебя ждёт правда. Горькая, как сок болотного корня, и неизбежная, точно могила. Вереск не чувствовала страха, но ощущала обречённость, насквозь пропитанную тоской и отчаянием.
Внезапно она поймала себя на мысли, что вспоминает слова и названия. Асфальт, бетон, метро, проспект, машины, час пик, пробка...
Вдалеке серебром мерцала река. Её название вертелось на языке и песком скрипело на зубах. Короткое, ёмкое и родное, как имя матери. Вереск изо всех сил напрягала извилины, но название ускользало от истерзанной памяти, тонуло и растворялось в утраченном прошлом.
Безликая молчала. Её чёрные волосы развевались на ветру, а губы сжались в тонкую линию.