Мало-помалу народ в комнате начал убывать. Сообразив, что отшиты они бесповоротно и всерьез, с тяжелым сердцем покидали контору самые упорные борцы за свои права. Хотя некоторые еще на что-то надеялись, скандалить пытались или же, наоборот, били на жалость, о детях упоминая и о пожилых женщинах. Один лишь Вовик не произносил ни слова, только щурился, как кот, и хладнокровно наблюдал. В конце концов такое лукавое безразличие проняло даже железного администратора.
— Ну а ты чего ухмыляешься? — с вызывающей прямотой спросил он у Вовика.
— Любуюсь, — так же откровенно ответил тот.
— А корочку что же не суешь? Удостоверение то есть. Министерское, профессорское. Или не разжился?
Вовик опять улыбнулся:
— Есть у меня одно удостоверение личности. Да ведь вас им не удивишь. — Взглядом он указал на кисть администратора. Якорь был наколот на ней со знанием дела, основательный, рельефный, перекрещенный трехгранными русскими штыками и орудийными стволами. Мужчина, будто впервые, будто вовсе со стороны, как на нечто вовсе ему не принадлежащее, посмотрел на свою руку, потом по инерции перевел глаза на кисть Вовика, которую тот словно невзначай веско положил на барьер. На тыльной стороне огромной и тяжелой Вовкиной пятерни тоже синел якорь — не такой замысловатый, не так артистично выколотый, однако не дворовый, не хулиганский — неподдельно морской.
— Никак мариман? — недоверчиво поинтересовался администратор.
— Точно. Флотский товарищ, — от души улыбнулся Вовик. — Учебный отряд в Либаве. А потом седая Балтика. Вдоль и поперек. А что касается автономных походов, не будем уточнять.
— Понятно, — уважительно согласился администратор. — А я сам лично с Северного. Ну чего стоишь, давай паспорта. Небось со всем семейством!
— Можно считать, — осклабился Вовик и уточнил: — Значит, даете добро на заселение?
— Загоняй машину!
Среди бывших одноклассников один лишь Андрей причастился однажды к настоящему комфорту; Стива, дитя коммуналок, питомец пионерских лагерей и заводских общежитий, даже смутных тяготений к нему не испытывал, Вовик же «ловил кейф» традиционным способом, на кухне, за самодельным шатким столом, либо в той же «стекляшке», в окружении компаньонов, готовых обсудить все проблемы двора и мира и признать твой авторитет в любой области, если, конечно, поставишь бутылку. Тем не менее, получивши ключ от дощатого, похожего на собачью конуру домика, они расположились на крохотной его терраске в продавленных плетеных креслах не хуже, чем в шезлонгах на палубе белоснежного лайнера. Ноги вытянули вольготно, расслабились, закурили, ощутив себя спокойными, счастливыми людьми.
— Ну что, господа гардемарины, — довольный тем, что доказал друзьям свою житейскую расторопность, Вовик излюбленным жестом символически изобразил стакан, — может, развяжем по случаю привала? Как-никак почти половина пути пройдена…
Стива, до сих пор чувствуя себя виноватым, все же поморщился:
— Мне кажется, ты уже развязал…
— Да что вы меня за алкаша, что ли, держите? — вновь оскорбился Вовик. — Хороши товарищи! Мало ли что вам Мария напела!
— Да мы и без нее кое-что видели. Собственными глазами, — не преминул подковырнуть приятеля Андрей. — Кофе выпьем. Лучший способ расслабиться. Не знаю, как вас, а меня езда во тьме подавляет. Психически.
Он спустился к машине и достал из багажника термос, а заодно и сумку с припасами, приготовленными заботливыми руками Вовиковой жены.
Свет фар, подобный прожекторному, озарил внезапно и бесцеремонно дружескую трапезу, лишив ее тем самым интимности и уюта. На площадку перед домиком, лавируя между палаток и «караванов», одна за одной вползли две «Лады».
— Ой, смотрите! — раздался из темноты голос невидимой девушки, кажется, той самой, у которой Стива обнаружил в лице беззащитность. Затем и она сама, словно на сцене, появилась в лучах света. — Наши спасители уже тут!
Поразительно, с какою неподдельной искренностью она этому удивилась, посторонний человек и заподозрить не смог бы, что она надеялась встретить их именно здесь.
— И уже прекрасно устроились! — не переставала она изумляться.
— Подожди немного, мы сейчас тоже устроимся, — урезонил ее чуть ревниво кто-то из мужчин.
— А это не факт! — с хмельной заносчивостью откликнулся с веранды Вовик. — Тут сейчас с пропиской глухо! Полный аншлаг! И заведующий — железный мужик! Кремень!
— Ничего, — заверил из темноты благодушный голос, судя по тембру, обладателю бородки принадлежащий, — сейчас получит свой червонец и сразу же станет шелковым. Или кримпленовым, как вам угодно.
При свете фонаря возле конторы кемпинга можно было различить, что к крыльцу направились двое — бородач и симпатичный блондин.
— По себе судите! — не очень уверенно и как-то наивно крикнул им вдогонку Вовик.
— Вот именно, — весело ответили ему с крыльца, — по собственному большому опыту.
Андрей, не подымаясь из кресла, вновь без стеснения внимательно оглядел девушек. Будто пришли они к нему наниматься на работу и ему предстояло решить их судьбу.
— Как-то странно видеть вас… — обведя рукой пространство, он подыскал заодно и определение, — среди этой походной простоты. Интуристовский интерьер вам больше к лицу.
Третий парень из этой компании, похожий на солистов всех популярных ансамблей мира, засмеялся Андреевой догадливости.
— Совершенно справедливо изволили заметить! Именно там мы и собирались ночевать. Да вот у дам переменилось настроение. Маша, видите ли, вспомнила свое пионерское детство.
— Да! — девушка с беззащитным лицом вновь проявила свой отнюдь не беззащитный норов, — нам еще целый месяц жить в гостинице. Можно себе позволить провести ночь на природе?
— Ах, вот в чем дело, — поднял бровь Андрей. — «Взвейтесь кострами, синие ночи…» Действительно, есть резон.
В этот момент, очевидно разозленные, выбитые из привычного для себя благодушия удачников и баловней жизни, воротились хозяева обеих «Лад».
— Ну, козел, ну, идиот, — обаятельно, по-мужски не находил слов симпатичный блондин, — давил бы таких, честное слово! «Сфера обслуживания» называется! Ненавязчивый сервис! Представляете, — он искренне призывал в свидетели компанию бывших одноклассников, — ему отстегивают червонец, он нос воротит, ему четвертной предлагают, он начинает орать! Ясное дело: цену набивает. Не полсотни же ему кидать за ночь в сарае!
— Примитивно мыслите, клиент, — выдавая отчасти внутреннее торжество, заметил Вовик, — по правилам арифметики. Кинули, зарядили, это так… дважды два четыре. Пора на высшие формулы переходить.
— Да бросьте вы! — в сердцах возразил симпатичный блондин, — в том-то и дело, что до этой дыры еще не дошла простейшая арифметика.
— Ну хорошо, — С капризной требовательностью перебила его Маша, — что же нам теперь делать?
— Опомнилась! — не сдержался ее приятель. — Что теперь делать? Как быть? В стогу ночевать, ты, кажется, этого хотела?
Маша ответила невнятным возмущенным воплем; как все женщины, она терпеть не могла, когда ее уличали в непоследовательности. Среди команды «Жигулей» назревало напряжение.
— Зачем же в стогу? — вдруг разрядил его молчавший до того Стива, — девушки могут ночевать в этом домике. В «бунгало», — он усмехнулся, — так это, кажется, называется. Мы с удовольствием его уступим, правда, ребята?
— Ну, разумеется, — с расстановкой подтвердил Андрей, — как же может быть иначе?
Пикник решили устроить на берегу реки, метрах в ста от пределов кемпинга. Симпатичный блондин умело подогнал к откосу машину, его компаньоны споро принялись выволакивать на траву разнообразную снедь в пластиковых пестрых пакетах, объемистые термосы, похожие на снаряды, ящик «тоника» и целую упаковку соков в железных банках. Даже побывавший на разных приемах Андрей при виде такого щедрого достатка не удержался от вздоха:
— Хорошо живете! Прямо «отдел заказов» на колесах.
Симпатичный блондин пожал плечами.
— Люблю, чтобы всего хватало, — признался он без малейшей рисовки. — Чтоб все под рукой было, без проблем.
Так просто он об этом сказал, так естественно и душевно объяснил причину своего житейского размаха, что бывшие одноклассники вроде бы неясную вину ощутили перед самими собой, заурядная лень и нерасторопность представилась им основанием малого собственного процветания.
Девушки расстилали на траве скатерть, расставляли еду, создавая непреднамеренно аппетитный натюрморт; Стива, вставши на колени и припадая щекою к земле, раздувал костер. Худющий и нескладный, напоминал он в это мгновение пионера, обмирающего от волнения перед такою ответственной миссией, доверенной ему всем отрядом. Что ж, отряда он не подвел, через минуту неистовый огонь взметнулся над привалом, озарил окрестность и поюневшие вдруг, почти по-детски простодушные лица путешественников, затем смирился, опал и, уже умиротворенный, затрещал и загудел, подобно уютному домашнему очагу.
Роль тамады, не дожидаясь общего решения, самозванно присвоил себе Вовик. Не без умысла, надо думать: количество тостов зависело теперь целиком от его воли.
— Тост у нас для начала один, — объявил он, плеснув себе что-то в пластмассовый бритвенный стаканчик, — но безразмерный. На все случаи жизни. За любовь! Не возражаете?
Возражений не последовало. Напротив, общество оживилось, уже смехом своим и улыбками одобрив призыв оратора.
— Хороший тост, — подтвердила Маша, — действительно, для любой ситуации. Хоть для дипломатического приема.
— Оно и видно, — блеснул глазами артист, — типичная дипломатическая школа.
— А вы как думали? — ничуть не смутился Вовик. — Лицей. В Дмитровском переулке. Не слышали про такой? Между бакалеей и банями. Отличное дворовое воспитание.
Выпить ему, однако, не пришлось: едва только, юмористически набравши воздуху, поднес он к губам бритвенный стаканчик, как Андрей крепко, хотя и деликатно перехватил его руку и, ловко отобрав пластмассовый сосуд, убедился, что там плещется апельсиновый сок. Опешивший Вовик даже побагровел от обиды и злости, однако возразить не решился, чтобы не портить застолья.