Танаис1942 год
Оно слышало гром и лязг — наверху двигались, горели и умирали огромные железные машины, созданные для убийства.
Оно улыбнулось, представив вкус изощренных разумов, способных на создание таких машин.
Оно спало.
27
Пыхтя и обливаясь слезами (точнее, ими обливался только Пух, но все остальные были готовы вот-вот к нему присоединиться), они бежали в сторону реки — того самого Мертвого Донца, о котором рассказывала на уроке Ольга Васильевна. Крюгер зацепился за корягу, упал и покатился, заливая пыльную землю кровью из опять содранной раны на ноге.
— С Амела, суки, спрос будет, — бешено сказал Шаман, останавливаясь и поднимая Витю. Он оглянулся в сторону, откуда они прибежали, — погони не было.
Пух опустился на бревно. Его трясло так, что был слышен стук зубов.
— Я… В меня… Ребята, в меня никогда раньше не стреляли, — запинаясь, проскулил он.
Новенький, которого тоже колотило, хлопнул Аркашу по плечу.
— Ну всё, выдыхаем. Так-то он в тебя и не стрелял — он в землю пальнул. Может, какое-то недоразумение.
Звучало это так, словно он пытается успокоить себя, а не друга.
— Зачем мы вообще… Зачем мы поперлись… Блин…
Аркаша с ненавистью врезал кулаком по бревну, на котором сидел, и взвыл от боли — едва переставшие кровоточить порезы на руке снова разошлись.
Его кровь смешалась на земле с кровью Крюгера. Тот взглянул на алые пятна, выпучил глаза и начал что-то говорить. Его перебил Степа.
— Ладно, спокойно, — Новенький вдруг понял, что его больше не раздирает изнутри истерика. Он не сразу узнал собственный голос — так уверенно и ровно тот звучал. — Витя, снимай ботинок. Аркаша, рукой не тряси. Надо перевязать вас как-то, да я побегу скорую из автомата вызову.
— Удачи, — саркастически сказал Шаман. — Ближний автомат в Чалтыре. Если не в Ростове.
— Тогда по домам пойду. Кто-то точно поможет.
— Ага, догонят и еще раз помогут. Застрелят тебя тут нахуй, теперь уже по-настоящему. Брат говорит, в Недвиговке с Гражданской у каждого обрез в коровьем говне спрятан.
— Я не могу так больше! Вообще не могу! — Пуха начала колотить истерика.
Не обращая внимания на бедлам, Крюгер недоуменно рассматривал землю у себя под ногами — их с Пухом кровь куда-то исчезла. На брызги никто не наступал — их просто не было там, где еще несколько секунд назад они были.
— Пацаны, че за хуйня?! Тут, поняли, кровищей всё было перемазано, а теперь…
— А ну тихо, — оборвал его Шаман. — Палите.
Он показал в сторону реки. Там по пологому берегу тарахтела грязная двухдверная «Нива»; «мечта колхозника», как называл ВАЗ-2121 Леха Шаманов.
— Я же говорил — кто-то точно поможет! — обрадовался Новенький. — Сейчас до медпункта нас докинут, а там и в музей успеем до того, как экскурсия закончится. Ранки-то фигня у вас!
С момента встречи с Амелом прошло едва четверть часа — а казалось, что несколько дней.
— Откуда ты знаешь, кто там, — огрызнулся Шаман. — Может, отморозь какая-то.
— Да рыбаки, сто процентов! Кто еще будет по берегу на машине корячиться.
— В Мертвом Донце нет рыбы, — тихо сказал Пух. Его лицо покрывали капли пота; от жары, боли, страха или всего этого вместе было трудно дышать.
Они замолчали и с недоверием уставились на приближающийся автомобиль, откуда стала доноситься приглушенная музыка.
«Буду погибать молодым, буду-буду погибать молодым». Мистер Малой продолжал свой нескончаемый рассказ про алкоголь, никотин и ганджубас, — никто еще не знал, что сам он, в отличие от многих своих слушателей, молодым не умрет.
— А, ну ясно, — улыбка Шамана мелькнула и снова исчезла, как солнечный луч за облаками. — Колхозники наблатыканные. Серьезные пацаны в «Ниву» не сядут.
Он махнул рукой и оглушительно свистнул, заставив Пуха дернуться от неожиданности.
— Саша, что ты делаешь?! А если они тоже в нас стрелять будут?
Вместо ответа Шаман снова издал требовательный короткий свист и для верности крикнул:
— Э! Але-мале! Тормози!
«Нива» приблизилась и, действительно, остановилась неподалеку. Все ее стёкла, включая лобовое, были покрыты черной тонировочной пленкой — еще один безошибочный маркер мелкой районной шпаны. Наружу из «Нивы» никто выходить не спешил.
Шаман нетерпеливо цыкнул и пошел навстречу новоприбывшим. В его походку вернулась боксерская легкость, плечи выпрямились, лицо больше не было искажено болью — идиотский поход в Недвиговку приближался к концу. Саша холодно подумал, что для здоровья и, скорее всего, жизни Амела будет намного безопаснее скрыться из города и никогда в него не возвращаться.
Дверь с водительской стороны открылась.
Шварц спрыгнул с высокой подножки на песок и сказал:
— Пиздец вам, сучата.
По его лицу блуждали пятна малинового румянца.
Бурый на заднем сиденье «Нивы» заухал в предвкушении.
— Буду погибать молодым, — вякнул из магнитолы Мистер Малой.
28
Ольгу Васильевну мутило. Экскурсия провалилась — это она готова была признать первой: никто не слушал ни ее, ни других учителей; от жары плавились мозги; дети грызлись между собой (как всегда) и огрызались на преподавательский состав (а вот этого себе обычно почти никто не позволял). Хамство и грубость, думала Ольга Васильевна. Хамство и грубость. На периферии ее сознания вился обрывок мелкой, но очень важной мысли, зацепиться за нее никак не получалось; слава богу, вся эта затея с экскурсией, придуманная не в меру ретивой директрисой Ириной Вадимовной, подходила к концу. Еще полчаса, потом в Азов, потом домой. Она хотела лечь и закрыть слипающиеся глаза — было ощущение, будто Ольга Васильевна не спала несколько суток.
Одну секунду!
Историчка ахнула и огляделась по сторонам. Дети сидели на скамейках у входа в музей и бродили неподалеку; не было слышно обычных взрывов беспричинного смеха (который, как известно каждому учителю младших и средних классов, является верным признаком дурачины), никто не пытался никого ударить, никто не бежал ябедничать учителям. Предоставленные самим себе, учителя собрались вокруг Степана Степаныча, травившего анекдоты про армянское радио. Анекдоты были не очень смешными и бородатыми, плюс часто повторялись, но Степаныч рассказывал их с такой экспрессией, словно только что тайком жахнул пару глотков самогона.
(Что он, собственно говоря, и сделал, не ограничиваясь парой.)
Мысль в голове Ольги Васильевны на долю секунды замешкалась и позволила себя поймать.
Сонливость слетела. Сердце пропустило несколько ударов.
Ольга Васильевна глубоко вздохнула, постояла несколько секунд с закрытыми глазами и медленно выпустила воздух. В груди кололо.
Она подошла к учителям и преувеличенно спокойно взяла физрука за локоть.
— Степан, могу тебя отвлечь на пару минут?
Вокруг с облегчением вздохнули. Высокий жилистый учитель русского Олег Федорович выразительно посмотрел на историчку и одними губами сказал «спасибо». Степан Степаныч, несомый волной пьяного веселья, не обратил внимания на пантомиму и энергично кивнул.
— Вопросов нет! Что случилось? Кто-то ногу сломал? Или просрался? Они сейчас всякую дрянь в рот тянут, не уследишь! Сникерсы, потом эти, как их, чипсы…
Ольга Васильевна молча отвела его на несколько шагов в сторону и прошипела:
— Ты не видел моих архаровцев? Сухомлина, Шаманова и Петренко не могу найти. Худородов тоже куда-то делся.
— О! Витя Крюгер и его гоп-компания! — заржал физрук.
— Да тихо ты! Я волнуюсь. Автобусы уже через полчаса будут, а этих где-то черти носят. Что делать-то, Степа?!
На Степаныча всё это не произвело никакого впечатления.
— Шаман с ними?
— Кто?.. Новенький мальчик, борец?
— Боксер! Ты, Оль, не волнуйся. По кушерям тут где-то лазят. А с Шамановым лазить — это самое безопасное занятие в Ростовской области.
— При чем тут вообще Шаманов?! Он такой же…
— Такой, да не такой, — перебил физрук. — Давай я так скажу: это всё равно как если бы они в сопровождении наряда милиции шлялись. Даже нет, с милицией опаснее у нас иногда. О, кстати, я рассказывал, как меня грабанули однажды? Нет?.. О-о-о, там такая…
— Прекрати. Не до шуток мне.
— А кто шутит?! Это печальная и поучительная история! Ладно, не трясись. Придут сейчас. Наверное, сидят мороженое точат за углом. Я бы, кстати, тоже не отказался по такой жарище. Ты будешь? Сгонять в сельпо?
Ольга Васильевна молча отмахнулась и помассировала грудь.
Вдруг стало еще жарче — моментально и ощутимо, как будто кто-то нетерпеливый крутанул ручку температуры в духовке.
29
Шаман выдохнул.
— Слышишь, Шварц, или как там тебя, ты давай пиздуй своей дорогой. Не в тему ты сейчас. А хотя нет — выгружай своих обсосов и давай-ка докинь нас с пацанами до больнички.
Пух, всё еще прижимая к груди кровоточащую кисть руки, тихо поднялся с бревна и отступил на несколько шагов. Крюгер наконец прекратил ошалело разглядывать землю и уставился на «Ниву».
Тем временем Шварц смотрел словно бы сквозь Шамана. Он огляделся с преувеличенным удивлением и обратился к Сисе, выбравшемуся с пассажирского сиденья «Нивы».
— Ты ничего сейчас не слышал? Никакой гондон мне не указывал, что мне делать? А то не пойму: показалось, нет…
Сися осторожно посмотрел на Шамана. Закусываться с ним было опасно, но ломать Шварцу затеянную им комедию, кажется, еще опаснее. Он перевел взгляд на Аркашу и решил разыграть знакомую партию.
— Ну че, жиробас, опять обоссышься сейчас? Гха-гха-гха!
— Один за всех и все за одного! — выдавил Пух. Он готов был снова заплакать, но твердо решил больше никуда не убегать, что бы ни произошло дальше.
Бурый гыгыкнул и сказал:
— Вот ты ебаный чухан, я просто не могу!
— Ты сам такой! — прокричал Новенький, сжимая кулаки. Он побледнел и крупно задрожал, но отступать, как и Пух, был не намерен.