— Собирайся, короче. К брательнику отвезу.
Саша замер и расслабил пальцы на морде Берты. Дыхание перехватило.
— Там нормально всё, они с Фармацевтом добазарились. На Шамане косяка нет. Дай зайду, пока ты собираешься.
Слон тронул локтем спрятанную под курткой в плечевой кобуре тэтэшку и толкнул дверь.
50
— Это что за хуйня еще? — донесся недовольный майорский голос из-за спины Степаныча.
Он дал руке соскользнуть с гаражной двери и оглянулся.
Между гаражами действительно происходило странное — на секунду физрук подумал, что его наконец догнала белочка, помноженная на нервы последних дней, но тут же с горечью сообразил, что неприятный милиционер (так, кстати, и не представившийся) видит ровно то же, что и он.
Прямо по лужам хромал, поднимая грязные волны, тот сопливый полудурок из 8-го «А» — Чепурнов или как его там. Степаныча он всегда раздражал: на уроках от Чупрова (точно, Чупрова!) не было никакого толка; он задирал пацанов, сально смотрел на девчонок и за спиной Степаныча характерно щелкал себя по горлу, думая, что учителю никто об этом не расскажет. И еще он постоянно втягивал сопли, вызывая у брезгливого Степаныча рвотные позывы.
Сейчас то, что недавно было Чупровым, носом не шмыгало.
Восьмиклассник был одет в грязные брюки и насквозь промокшую рубашку с короткими рукавами, но на холод и дождь не обращал внимания — на его лице сияла широченная улыбка.
Еще он, кажется, не моргал.
— Чупров! — не без облегчения рыкнул Степаныч. — А ты что здесь забыл?! Из дома убежал, что ли? Это, товарищ майор, ученик мой. Видите, в каком состоянии, продрог весь. Надо домой к мамке отвести, пока… Бандиту вашему не попался!
По дернувшейся щеке Азаркина физрук сразу же понял, что, как выражаются актеры Ростовского ТЮЗа, «дал наигрыш».
— Срать мне на твоего ученика. Гараж открывай. А ты, пионер, пиздуй отсюда.
Странный школьник вдруг скривился и пошатнулся, зато на губах Азаркина мелькнула — и снова погасла — широкая улыбка. То, что еще недавно спало под курганами, становилось всё искуснее.
— Майор знает много вкусных, нежных секретов, — вдруг сказал снова разулыбавшийся Питон.
Степаныч выпучил глаза: он давно был уверен, что по Чупрову плачет тюрьма, — но сейчас со всей очевидностью понял, что плачет по нему дурка.
Азаркин бросил зонт и схватился за лицо, сбив резким движением фуражку — она улетела в межгаражную грязную муть.
Майор постоял несколько секунд, издавая едва слышный за шумом дождя вой, потом опустил руки, бешено посмотрел на Чупрова и дернул из кобуры пистолет Макарова.
Ствол уставился в лицо безмятежно улыбающемуся школьнику.
51
— А сам он чего домой не едет? — спросил Шаман, наваливаясь со своей стороны на дверь. Несмотря на кошмар последних недель, просранные тренировки, слабость от первого в жизни похмелья и поздний час, сил в нем было достаточно для того, чтобы с первого захода Слон в квартиру попасть не смог.
— Да там, понял, Хасим его помял немного, когда рамс был. Отлеживается. Но скоро как новый будет!
Он продолжал щемиться в дверной проем, не обращая внимания на очевидное противодействие младшего Шаманова.
— А не позвонил чего?
— У тебя телефон не работает, ебанько. Обзвонились уже все.
Шаман покраснел и отпустил дверь. Про телефон, провода которого в приступе паранойи тоже были перерезаны несколько дней назад, он совсем забыл. Надо же быть таким дебилом!..
Слон вдвинулся в квартиру и, не глядя на готовую к броску Берту, шлепнул по выключателю.
Загорелся свет.
— О, епта, а ты говорил, пробки!.. Санек, да ты совсем одичал тут. Срач развел, пиздец! Воняет, как наблевано.
Шаман хотел напомнить, что про пробки говорил совсем не он, а также огрызнуться по поводу срача, но передумал.
— Берта, фу!.. Фу! Свои!
Умная (и еще в щенячестве натасканная специальными людьми Хасима Узбека) овчарка фыркнула и перестала щериться, но далеко от Саши не отходила.
Слон сказал еще что-то удивленно-бодрое, закрыл за собой дверь, щелкнул замком — и вдруг резко изменился. Плечи опали, лицо скривилось, даже лысина, кажется, блестела не так бодро, как секунду назад. Бандит схватил опешившего Шамана за плечо, наклонился к его уху и быстро зашептал:
— Малой, слушай щас, не рамси. Где Леха, я не по курсам. Попал он, по ходу, как тот хуй в рукомойник: Фармацевт вместе с мусорами его ищет. Сказали тебя привезти, в подвал упаковать и ногти рвать, пока он не нарисуется.
— Так он живой?! — это всё, что нужно было знать младшему Шаманову.
— Тише, бля! — затрясся сдувшийся Слон и шепотом продолжил: — Я хуй знает, какой он — живой, нет. Но Фармацевт с нихуя на говно исходить не будет. Если бы Леху ушатали, он по курсам был бы. Ты, короче, вали из города. Не знаю, что еще. Я грех на душу не возьму. Я тебя пиздюком вот таким помню, а с Лехой мы со школы в близких… Были. Нахуй, короче, постановы эти.
По всем житейским понятиям, Шаману бы следовало испугаться, замямлить и, может быть, даже опуститься на подкосившихся ногах на пол. Вместо этого он оскалился, превратившись на мгновение в старшего брата.
— Ты за меня, Слоник, не бзди, — сказал он совсем не конспиративным громким голосом. — Сам-то как теперь? Без меня возвращаться придется. Сожрут же.
Нравы фармацевтовской бригады он знал достаточно хорошо — брат о таком не распространялся, но тут Шерлоком Холмсом быть не надо.
— Заебался я. В Краснодар поеду, — Слон выпрямился и тоже больше не шептал. — Думал, понял, в Москву, а там замес пошел какой-то, по телеку показывали. Коммуняки бычат или типа такого. Не, я в Красном отвисну. Женюсь, может.
Неожиданно для себя Шаман фыркнул.
— Нихуя смешного, — вдруг обиделся гость. — Там баба живет… Ну как баба, девушка. Мы в школе гуляли с ней. Красивая — пиздец!.. А потом ее родаки переехали, а я тут… Ладно, короче. Я предупредил, дальше дело твое. Давай, Шаманчик.
Он протянул было руку, но что-то вспомнил и совсем детским жестом шлепнул себя по лбу.
— Забыл. На́, — он неловко, цепляя глушителем за рубашку, вытащил из подмышки ствол и рукояткой вперед протянул его ошалевшему Саше.
— Я не возьму, — отшатнулся тот. В его глазах снова заплескался ужас.
— А че так? — Слон, кажется, был искренне удивлен. — Тебе сейчас реально не помешал бы. Ты не ссы, тэтэха чистая, номер спилен. В мусорских базах нет: у Фармацевта с этим строго, после каждой делюги плетка нахуй в Дон. Одноразовый, га-га.
В любых других обстоятельствах Шаман не стал бы никому объяснять своих заморочек с огнестрельным оружием — собственно, о них не знал даже брат. Но Слон только что спас ему жизнь, поэтому Саша не удержался.
— Я не… Я не буду людей убивать! Никогда! Я не хочу, чтобы как Леха!..
Саша вдруг затрясся, готовый зарыдать; в сознательной жизни младший Шаманов плакал раза три, два из которых были связаны с аджикой, купленной у дяди Сурена на Центральном рынке.
— Тут с пониманием, — неожиданно грустно ответил Слон. — Ладно, мне тоже без надобности — у мусоров усиление, на каждом углу приемная комиссия, из города хуй выедешь с плеткой на кармане. Не нужен, так выкинь аккуратно.
Он аккуратно положил пистолет на коридорную тумбочку — к ключам, бесполезному телефонному аппарату и нескольким мятым сторублевкам.
— Давай, всё, — он снова протянул руку. — Двину я. С Богом.
Последние слова прозвучали неловко — было ощущение, что Слон говорит их в первый раз в жизни.
Саша пожал руку, закрыл за гостем дверь, снова выключил в доме свет и поплелся на кухню, чтобы попить воды и собраться с мыслями — там, на угловом диване, он моментально и уснул.
Спускался по лестнице Слон намного бодрее, чем получасом ранее поднимался, — наконец он понял, что означает выражение «гора с плеч». По правде говоря, до самого последнего момента он собирался выполнить поручение Фармацевта, а про бабу… то есть, девушку из Краснодара вспомнил вообще только что (но по-чесноку сразу же решил найти ее и без разговоров сделать предложение). Уже в шаманской квартире он вдруг понял, что после такого — назад пути не будет: одно дело — нагружать цеховиков, щемить хорей и ездить с бригадой на разборы; совсем другое — обречь ни в чем не виноватого пацана на пытки и смерть. А Фармацевт еще навяливал про пацанские понятия, бандитское благородство и всякое такое… Да тьфу, блять.
Он вышел из подъезда и поддернул вверх воротник кожана: усиление у ментов и вправду было нешуточное, на Ворошиловском останавливали каждую вторую машину, поэтому с тэтэшкой проще было тасануть пешком — пэпээсники по ночам и в такую погоду по улицам особо не шлялись. А если бы и шлялись, то человеку Фармацевта всегда проще было найти с ними общий язык, чем с ебучими гаишниками: те подчинялись какому-то другому ведомству и беспредельничали по-лютому. Хотя ствол-то он слил!.. Теперь можно было тормознуть частника и двинуть на РИЖТ, погреться там в сауне и прикинуть дальнейший маршрут. Слон был детдомовским, так что прощаться в Ростове было не с кем — только заскочить на хату забрать бабло, а там…
Вышедших из темной, с выключенными фарами «восьмерки» двоих типов он заметил не сразу, а когда заметил, то не забеспокоился — даже если подскочили залетные с Нахичевани или из области, двоих бы он и без ствола ушатал как нехер делать. Слона не зря прозвали Слоном. (А вот за что покойного Бибу называли Бибой, никто не знал. Уж точно не по фамилии — она у него была скучная, Михеев.) Даже когда стало ясно, что типы направляются именно к нему, даже когда один из них взял Слона за рукав кожана, он не напрягся — мало ли, может, дорогу спросить. На своем районе нормальному пацану бояться некого.
— Че, вася, заблудился? — дружелюбно спросил Слон, отдергивая руку.
Нож под ребрами он почувствовал не сразу — сначала по боку пробежала вроде как теплая струйка. Что за хуйня, сморщился Слон. Нож вонзился в него снова, а потом еще, еще и еще. Пошатнувшись, он оттолкнул типа и вскинул руку к плечевой кобуре — дураком Слон не был и успел сообразить, что всю инициативу в этом непонятном рамсе он уже упустил.