Последний день лета — страница 22 из 35

д.

– Сделаю, – кивнула Ульяна и посмотрела на Дюкова. – После заезда отдыхающих необходимо установить пост у реки, по крайней мере в ночное время. На случай если кто-нибудь из гостей надумает искупаться.

– Слушаюсь.

– Есть одно сообщение. – Тягачев на глазах обмяк и устало продолжил: – Похороны Елены Петровны перенесли на несколько дней.

– Не по-христиански, – заметил Дюков.

– Это не мое решение, – с нажимом повторил Тягачев. – Так решил Александр Иванович. Он пробудет в больнице еще около недели.

– Завтра поеду к нему, – проговорила Ульяна.

– Это лишнее… – Начав, Тягачев устало махнул рукой. – Впрочем, если хочешь – езжай. Ну и, собственно, то, для чего мы здесь собрались… – Он оглядел присутствующих. – Открытие и торжества переносятся.

– Надолго?

– По меньшей мере на пару дней.

Глава 16Расплата наступает всегда

Проснувшись утром, Ульяна была готова поклясться, что находится в пансионате целую вечность, тогда как на самом деле жила там девятый день. Возможно, на ее восприятие повлиял тот факт, что за это время случилось так много событий. Или же вдали от привычной жизни сознание допустило сбой и давало ложную информацию.

Мысленно спланировав день, она поднялась с постели и вышла в гостиную. Там за столом увидела Надежду.

– Кофе хочешь? – спросила она.

– Молотый? – осведомилась Ульяна.

– Откуда?.. – Надежда взяла в руки чашку и улыбнулась. – Растворимый, но очень хороший.

– С сахаром?

– Нет. Но так даже лучше. Сахар – белый яд. Ты разве не знала?

– А я бы с удовольствием сейчас отравилась. – Ульяна потянулась, зевнула и уселась рядом с подругой.

– Давно проснулась?

– Часа полтора. Уже провела урок. – Надежда сунула в рот печенье. – Все-таки хорошая штука интернет.

– Ага… – Ульяна заглянула в лицо подруги. – Мне показалось или ты опять плакала?

Надежда с силой зажмурила глаза и, выждав несколько мгновений, сдержала подступившие слезы. Потом сказала:

– Хотела пораньше позавтракать, вышла из номера и в конце коридора увидела Кирилла…

– Ну и?

– Он тоже меня заметил, потом развернулся и пошел обратно.

– Ну, что же… Совершенно очевидно, что он тебя избегает, и в контексте вашего последнего разговора это логично. – Ульяна привстала и погладила Надежду по щеке. – Не надо переживать из-за того, что ты не в силах изменить. И потом… – Она помолчала. – Иногда люди так поступают не оттого, что им хорошо, а из-за того, что им плохо. Ни ты, ни я не знаем, какой крокодил грызет Кирилла изнутри.

– Все так, – всхлипнула Надежда. – Но только уж очень тяжело… Очень тяжело.

– Я тут подумала: а может, тебе действительно вернуться в Москву? Знаешь, как говорят: с глаз долой, из сердца вон.

– Ну да…

– Решай, я не буду тебя держать, – проговорила Ульяна. – Во всем виноват мой чертов эгоизм.

– Я подумаю, – согласилась Надежда. – Только ведь и в городе мне делать нечего.

– Как решишь, так и сделаем, – согласилась Ульяна. – А сейчас… Хорошо, что ты здесь со мной. Мне очень трудно. Постоянно боюсь что-то недосмотреть или упустить что-то важное. А поделиться не с кем.

– Понимаю.

– Сейчас я в ответе за Кирилла и за дело отца.

– Помню Сергея Петровича. Замечательный был человек, – грустно проговорила Надежда. – Жалею, что не повидала его перед смертью.

– Он тебя любил, – с нежностью сказала Ульяна. – Всегда мне говорил: береги Надюшу, она твоя лучшая подруга.

– Как он умер? Отчего?

– Да мы и сами толком не поняли. Врачи говорят – сердце. Мне до сих пор не верится, отец всегда был таким здоровым и полным сил. Сгорел, словно свечка.

– Пусть будет ему земля пухом. – Надежда вытерла глаза и сменила тему: – Как идет расследование? Есть предположения, кто убил Елену Петровну?

– Нет никакой ясности. Все очень сложно.

– А как тебе следователь?

– В каком смысле? – встрепенулась Ульяна.

– Как с ним работается?

– Ах это… Он толковый человек, с ним можно работать.

– Возможно, тебе не понравится, но я все-таки скажу. – На лице Надежды появилась улыбка. – Я тут как-то за вами понаблюдала…

– И что?

– По-моему, ты ему нравишься.

– Все! Хватит! – Ульяна резко встала из-за стола. – Мне надо ехать.

– Куда? – поинтересовалась Надежда.

– В больницу, к Гурову. Надо навестить старика.


На самом деле, прежде чем поехать в больницу, Ульяна завернула в свою московскую квартиру, чтобы прихватить кое-какие вещи. По вечерам стало холодать, и ей не хватало теплой одежды.

Также она позвонила адвокату, и тот поведал, что вялотекущая ситуация нисколько не изменилась.

– Боюсь, что дело затянется, – закончил он.

Конечно же, эта новость ничуть не улучшила настроение Ульяны. В который раз она убедилась, что находится в подвешенном состоянии и надежды на лучшее нет.

До Гурова Ульяна добралась к обеду, поэтому пришлось подождать. Она использовала это время, чтобы переговорить с врачом. Для разговора они расположились в ординаторской, и доктор первым делом спросил:

– Вы дочь Александра Ивановича?

Она ответила:

– Нет. Я дочь его ближайшего друга.

– Слышал, что его супруга…

– Да, она умерла. – Ульяна потупилась. – Ее убили.

– Это, как вы догадываетесь, усугубило ситуацию. У Александра Ивановича тяжелейший обширный инфаркт. В этой связи хотел бы поинтересоваться: о нем есть кому позаботиться после выписки? Впрочем, было бы хорошо, если бы за ним продолжала ухаживать Елизавета Ивановна.

– Кто? – Ульяна не поняла.

– Родственница Александра Ивановича, она сейчас с ним.

Последнее замечание доктора вызвало у нее любопытство. Шагая по коридору, Ульяна перебирала в голове немногочисленных родственниц Гурова, но среди них не было никакой Елизаветы Ивановны.

Войдя в палату, она увидела трогательную сцену и сразу все поняла.

У постели больного в белом халате, накинутом на яркое цветастое платье, сидела Кружилиха и кормила Гурова супом.

– Еще ложечку, давай-ка, мой миленький… А теперь глотай. Вот так. – Она обтерла его подбородок салфеткой. – Какой молодец.

Обернувшись на звук открывшейся двери, Кружилиха расцвела.

– Ульяна Сергеевна, здравствуйте! Как хорошо, что вы пришли. Саша про вас спрашивал. – Она подхватилась с места. – Вы тут поговорите, а я уберу посуду.

Кружилиха унеслась из палаты легким цветастым вихрем, оставив после себя запах свежести и еще чего-то приятного.

«Точно – ведьма», – подумала Ульяна и села на стул.

– Пришла? – медленно произнес Гуров. В его взгляде читалось пустое спокойствие, какое бывает у тяжелобольных людей. – Ну как там? Что-нибудь прояснилось?

– Вас больше ни в чем не подозревают. – Ульяна взяла его за руку, заглянула в глаза и вдруг уловила в них некую смесь надежды, тревоги и безразличия.

– Да мне, чтоб ты знала, плевать на ваши подозрения. Убийцу найдите. Это главное.

– Найдем, Александр Иванович, найдем. Денис Андреевич сказал, что вы отсрочили похороны Елены Петровны.

– Я так решил. Сам похороню свою курочку.

– Простите… – не расслышав, Ульяна к нему склонилась. – Что вы сказали?

– Выпишусь из больницы и сам похороню свою Ленку, – повторил Гуров.

Ульяна поставила на тумбочку пакет:

– Здесь минералка и фрукты.

– Могла бы не беспокоиться, Лизавета меня всем обеспечила. – Он опустил веки и тихо сказал: – Теперь можешь идти… Буду спать.

Тронув его за руку, Ульяна поднялась на ноги, но вдруг услышала его слабый голос:

– Постой… Хочу, чтобы ты знала…

Она склонилась к его лицу:

– Да-да, я слушаю, говорите.

– Рано или поздно за все приходится платить, – прошептал Гуров.

– Имеете в виду что-то конкретное?

– Расплата в этом мире наступает всегда. – Гуров поднял руку и погладил ее по голове. – Позови сюда Лизавету.

Ульяна вышла из палаты в коридор, увидела Кружилиху. Она как бегун на старте ждала команды.

– Александр Иванович вас зовет.

Елизавета Ивановна заулыбалась, наполняя все вокруг своим обаянием и оптимизмом.

– Знаю, знаю, Ульянушка. Ему пора пить лекарства.

– Позаботьтесь о нем, пожалуйста.

– За это не беспокойся.


Богданов позвонил, когда Ульяна въехала в ворота пансионата, планируя заглянуть в пункт охраны. Услышав его голос, она прибавила скорости и направила машину к главному корпусу, предполагая, что Богданов ждет ее там.

Она оказалась права, следователь ждал ее в зале для заседаний, оборудованном под временный оперативный пункт. Рядом с ним был криминалист Усачев. Оба сидели за столом, на котором лежал белый фартук с кружевными бретелями.

Ульяна бросилась к фартуку и, схватив его, стала осматривать. Ей не составило труда разглядеть, что тесьма, которая прежде шла по самому низу, оторвана. На ее месте торчали рваные нитки.

– Как мы и думали!

– Спокойно. – Богданов встал и приблизился к ней. – Теперь это ничего не объясняет, а только все усложняет.

– Я не понимаю…

Следуя за ними, криминалист тоже встал:

– Дело в том, что при детальном осмотре следов на шее погибшей судмедэксперт установил, что удавка, которой душили Гурову, имеет иную плотность и она намного уже этой тесемки. Предположительно это может быть металлический трос или что-то вроде него.

– В это с трудом верится, – Ульяна поджала губы. – Вы не ошиблись?

Смущенно почесав переносицу, Усачев снова заговорил:

– Это вряд ли. Строго говоря, металлический тросик – первое, что приходит на ум.

– Ничего не понимаю. Зачем же преступник оставил тесемку на месте преступления?

– Возможно, поэтому? – Богданов вывернул фартук наизнанку и указал пальцем на едва заметную надпись, выведенную шариковой ручкой на поясе.

Ульяна склонилась, разглядывая полустершиеся буквы.

– Кажется, первая – «Т». Далее «Р» и «Т». Последняя определенно – «Я», написана жирнее других.